Либба Брэй - Прекрасное далеко
— Простите… эй, вы! Сэр! — кричу я.
— Джемма Дойл! — в ужасе восклицает бабушка.
Молодой человек поворачивается. Это не Картик. Он протягивает мне дневную газету.
— Газета, мисс?
Я судорожно сглатываю.
— Нет. Нет, спасибо.
Я снова падаю на сиденье, приказывая себе больше не смотреть в окно и не преисполняться бессмысленными надеждами. «Где же ты, Картик?»
— Это просто неприлично! — сердито говорит бабушка и прищуривается, поскольку ей в голову приходит новая мысль. — Они не нашли в тебе чего-нибудь предосудительного, Джемма? Ты не болтала лишнего, ты не вела себя… странно?
«Я отрастила когти и лаяла на луну. Я призналась, что поедаю сердца младенцев. Я сказала им, что похожа на француженку». Ну почему я всегда в чем-нибудь виновата?
— Мы говорили о цветах миссис Шеридан, — ровным тоном отвечаю я.
— Ну, в этом нет ничего плохого, — решает бабушка, успокаивая себя. — Нет, ничего дурного тут нет.
К вечеру последнего дня в Лондоне мое отчаяние возрастает до бесконечности. Бабушка пораньше отправилась спать, «изможденная», как она выразилась, дневными делами. Том собирается на ужин в клубе Атенеум, по повелению лорда Денби.
— Я вернусь великим человеком! — сообщает он, восхищаясь своим отражением в зеркале над каминной полкой.
На нем новый цилиндр, отчего мой брат похож на дорогое чучело.
— А я буду молитвенно преклонять колени, пока ты отсутствуешь, — говорю я в ответ.
Том оборачивается ко мне с язвительной усмешкой.
— Я бы отправил тебя в монастырь, но даже тамошним святым женщинам вряд ли хватит терпения, чтобы выдержать твою сварливость. И, пожалуйста, не провожай меня. Мне не хочется мешать твоему унылому созерцанию огня.
Он быстро направляется к двери и даже подпрыгивает от восторга на ходу.
— Не стоит беспокоиться, — говорю я, снова поворачиваясь к камину. — Ты и не помешаешь.
Мой светский сезон еще не начался, а я уже чувствую себя неудачницей. Как будто я унаследовала кожу, которая мне не по размеру, и потому постоянно приходится подтягивать ее и поправлять, подкалывать булавками и подрезать, отчаянно стараясь подогнать по себе, надеясь, что никто не заметит моих усилий и не скажет: «Вон та особа… она же просто мошенница! Вы только посмотрите, ей ведь здесь совсем не место!»
Если бы я могла проникнуть в сферы… Ох, что там происходит? Почему я не в силах туда войти? Что случилось с магией? Куда подевались мои видения? Надо же, а когда-то я их боялась! А теперь сила, которую я прежде проклинала, стала единственным, чего я страстно желаю.
Но не только в этом дело. Ведь я и над Картиком тоже не имею власти…
Я пристально смотрю в огонь, наблюдаю за танцем оранжевых языков, сосредоточившись на них. В каждом языке светится тонкая голубая душа, чистая и горячая, пожирающая кусочки дерева, чтобы поддержать горение.
Каминные часы отсчитывают секунды; их ровный звук навевает дремоту. Наконец сон побеждает.
Меня со всех сторон окружает густой туман. Прямо передо мной — огромное пепельное дерево, его искривленные ветви тянутся вверх, к невидимому солнцу. Чей-то голос окликает меня.
— Иди ко мне…
Сердце колотится… но я никого не вижу.
— Только ты можешь спасти нас, спасти сферы. Ты должна прийти ко мне…
— Я не могу туда войти, — бормочу я.
— Есть и другой вход — тайная дверь. Доверься магии. Позволь ей привести тебя туда.
— Я больше не владею магией…
— Ты ошибаешься. Твоя сила необычайно велика. Она вплетена в тебя и жаждет освобождения. Дай ей волю. Они именно этого и боятся, но ты бояться не должна. Я могу тебе помочь, но ты должна прийти ко мне. Открой дверь…
Картина меняется. Я в Пещере Вздохов, перед колодцем вечности. Под заледеневшей поверхностью воды лежит мисс Мур, темные волосы раскинулись вокруг головы, как у богини Кали. Мисс Мур висит под стеклянной решеткой своей тюрьмы, прекрасная, как Офелия, пугающая, как грозовая туча. Я чувствую, как меня до костей пробирает дрожь.
— Ты мертва, — шепчу я. — Я тебя убила.
Ее глаза внезапно распахиваются.
— Ты ошибаешься, Джемма. Я жива.
Я просыпаюсь и вижу, что по-прежнему сижу в кресле, а часы на камине показывают половину двенадцатого. Я как будто в лихорадке. Волосы упали на лицо, прилипли к щекам, даже к губам, в висках стучит. Я чувствую себя так, словно меня только что навестило привидение.
«Это был всего лишь сон, Джемма. Забудь о нем. Фелисити права — Цирцея умерла, и даже если ее кровь — на твоих руках, тебе нечего стыдиться».
Но я не могу унять дрожь. И что значит другая часть сна? Какая-то дверь. Чего бы только я ни отдала за то, чтобы найти дорогу обратно, в сферы, к магии!.. На этот раз я не испугаюсь. Я буду лелеять надежду…
Горячие слезы льются из глаз. Я бесполезна. Я бессильна. Я не могу войти в сферы. Я не могу помочь подругам и отцу. Я не могу найти Картика. Я даже не смогу веселиться на приеме в саду. Мне нигде нет места. Я тычу кочергой в умирающий огонь, но он лишь окончательно слабеет. Похоже, я и в этом безнадежна. Я бросаю кочергу на пол и стукаюсь лбом о каминную полку. Мне хочется утонуть в жаре камина, чтобы избавиться от дрожи.
У меня начинает покалывать пальцы; руки дрожат. Та самая слабость, которая накатила на меня на прогулке, вернулась. Кажется, я вот-вот потеряю сознание.
Внезапная волна жара вырывается из зева камина. Огонь вспыхивает заново. С коротким вскриком я отдергиваю руку и падаю на пол. Наконец взлетает еще один язык пламени — и огонь умирает.
Я подношу руку к глазам. Неужели я это сделала? Кончики пальцев до сих пор покалывает, чуть заметно. Я протягиваю руку к затихшему камину, но ничего не происходит. Я закрываю глаза.
— Велю тебе зажечь огонь!
Почерневшее полено трескается и рассыпается в золу. Ничего.
Чьи-то шаги звучат в коридоре. В комнату торопливо входит миссис Джонс.
— Мисс Джемма? Что случилось?
— Огонь. Он погас, а потом внезапно загорелся снова, так, что весь камин охватило пламенем.
Миссис Джонс поднимает кочергу и тычет ею в угли.
— Все уже прогорело, мисс. Может быть, это из трубы сажа упала. Я завтра утром первым делом вызову трубочиста.
Том возвращается домой, и хотя уже очень поздно, я полагала, что он вернется не скоро. Он наливает себе стаканчик отцовского виски и устраивается в кресле.
Миссис Джонс смотрит на него с неодобрением.
— Добрый вечер, сэр. Я буду вам нужна?
— Нет, миссис Джонс, спасибо. Можете идти отдыхать.
С недовольным видом Том смотрит на меня.
— А тебе не пора в постель?
— Да разве я уснула бы, зная, что новенький член клуба Атенеум в любой момент может почтить наш дом своим высоким присутствием?
Я кланяюсь брату с подчеркнутым уважением и жду, когда Том ответит какой-нибудь гадостью. Но он молчит, и я не узнаю своего брата. Совсем на него не похоже — спускать мне язвительность, если есть хоть малейшая возможность сразить меня наповал.
— Том?
Он безвольно падает на спинку кресла, галстук у него развязался, глаза красные.
— Они вместо меня приняли Симпсона, — тихо говорит он.
— Ох… мне очень жаль, — выдыхаю я, и это действительно так.
Даже если мне кажется глупым желание Тома попасть в клуб Атенеум, я понимаю, для него это имеет огромное значение, и с их стороны очень жестоко, что они этого не заметили.
— Я могу что-то для тебя сделать?
— Да, — кивает Том, опустошая стакан. — Ты можешь оставить меня в покое.
Глава 7
Никогда бы не подумала, но я более чем рада снова видеть скучную, важную директрису школы Спенс. Три дня в Лондоне были настоящей пыткой, мне пришлось терпеть унылое недовольство Тома, постоянное ворчание бабушки, отсутствие отца… Просто не представляю, как переживу бальный сезон.
Меня беспокоит и другое: странный, тревожный сон и непонятное происшествие с камином. Впрочем, внезапная вспышка огня была действительно вызвана падением кома сажи — и трубочист это подтвердил. А вот сон объяснить или забыть труднее, ведь мне так хотелось верить, что существует тайная дверь в сферы, что магия по-прежнему живет во мне. Но как бы я того ни желала, ничего не происходило.
Церковные колокола зовут нас на утреннюю молитву. Мы, в накрахмаленных белых форменных платьях, с волосами, аккуратно связанными лентами, тащимся по ухоженной дорожке вверх по склону холма, к старой церкви из камня и бревен.
— Как твоя поездка домой? — спрашивает Фелисити.
— Ужасно, — отвечаю я.
Фелисити усмехается.
— Да, мне тоже нечему радоваться. Сесили заставила всех играть в шарады, как будто мы дети малые, а когда Марта ее обыграла, Сесили ужасно надулась. Но она воспользовалась «Грозовым перевалом», а всем известно, что это ее любимая книга, так что ничего удивительного.
