Руслан Зверёк - Колыбельная
Обзор книги Руслан Зверёк - Колыбельная
Руслан Зверёк
Колыбельная
За окном сквозь тонкое серебро инея лукаво щурясь глядела луна. Она устала играть в прятки с облаками и хотела спать, да только не могла выбрать какое из облаков мягче и теплее, чтоб укрыться.
— Мя-кое, — пролепетала Анютка, что в переводе обозначало: "У меня мягкое одеяло, я поделюсь".
— Что-что? — настороженно спросила мама, обернувшись из-за стола с грудой бумаг, с нежной улыбкой глядя на восторженно глазеющую куда-то в окно дочурку, свернувшуюся калачиком в углу дивана.
Девочка тут-же перевела на нее взгляд: мамины глаза искрились в свете настольной бронзовой лампы в форме дракона, купленной на распродаже, а волосы были тщательно уложены с помощью фена. Мама вообще не была неряхой, только из старого свитера торчали нитки. Она умела всё, за исключением рисовать и лишь только изводила бумагу, старательно выводя завихрастых мелких букашек, потом относя листы на работу, наверно чтобы похвастаться.
— Ой, ама! — оживилась дочка, что означало: "Ведь ты знаешь, что я не усну без песенки. Спой, пожалуйста, мама".
Но мама только отмахнулась и, цокнув языком, опять занялась делами. Пререкаться было опасно, что уже было проверено не один раз на практике. Конечно в угол её в такое время не поставят, а вот остаться без колыбельной — запросто. И от безысходности девочка принялась играть с куклой Настей, одетой в выцветший сарафан, разукрашенный фломастерами. Она заговорщицки подмигивала то мутным пластиковым глазам куклы, то луне, чей взгляд было сложно разобрать, обсуждая с ними хитрый план.
Когда всё было обговорено, Анюта тихо сползла с дивана. Она взяла Настю в руки, потому что та не умела ходить сама, и крадущейся походкой поползла к столу, тщательно огибая раскиданные игрушки. Нога об что-то зацепилась и девочка обернулась: предательская башенка из деревянных кубиков, погрызенных давным-давно, чуть не провалила всю затею. Отвлёкшись на кубики, она вляпалась в упаковку с краской.
Наконец путь был пройден — Анюта стояла прямо за спиной матери, держа в одной руке Настю. Мама изучала толстенную книгу без картинок, а посему вряд ли интересную. Девочка просунула куклу под рукой ничего не подозревающей мамы и громко крикнула:
— Бу!
Мама аж опешила. От неожиданности она даже не подпрыгнула с испугу, а только резко вздрогнула, выронив книгу и квадратными глазами уставилась на куклу. Потом она заметила, что куклу держит зеленая рука и медленно перевела остекленевший взгляд на Анютку. Девочка моргала, чувствуя что кому-то сейчас не поздоровится, и, скорей всего, этот кто-то — она. Она поднесла руки к лицу, готовясь на всякий случай зареветь, чтоб не так сильно попало. Но реакция мамы была крайне необычной — уголки губ дрогнули и женщина, закатив глаза, захохотала.
— Ах, ты, террористка! Защекочу! — сквозь смех проговорила мама, и бросилась за Анюткой.
Малютка весело взвизгнула и опрометью бросилась было прятаться, но на ходу была поймана и перенесена на диван. Мама приводила угрозу в действие, щекотав дочку, обе смеялись и дурачились. После чего женщина решила, что на сегодня работать хватит и пора укладывать дочь, но для начала увела ее в ванну отмывать краску. Анюта терпеливо выдержала водные процедуры и, уже лежа на кровати, завернутая в одеяло, попросила еще раз:
— Ой, ама!
— А так больше пугать меня не будешь? — поинтересовалась мама, на что ребенок честными глазами посмотрел на нее и замотал головой, дескать такого больше не повторится. — Ну так и быть!
И запела:
— "Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю,
Придет серенький волчок,
И ухватит за бочок…"
Обычно она пела дочери другую колыбельную, но в этот раз спорить не приходилось. Да и такой сладкий и красивый был голос, что не хотелось перебивать. Закончив, мама поцеловала ее в лоб и, несмотря на все протесты с требованием продолжения, ушла в зало, выключив свет.
Стало тоскливо и темно: кукла, как назло, осталась в ванной, а желтая луна спряталась за вереницей облаков, слабо различимых из-за инея на окне и неторопливо плывущих в далекие страны. Монотонно отмеряя время тикали большие круглые часы с золочеными краями. Анюта разглядела сквозь сумрак комнаты, что там только одна стрелка, направленная вверх, но оказалось что вторая спряталась за ней. Чуть вылезши стрелка остановилась и часы замолкли.
— Ну что же, придется спать, — решила Анюта и, устроившись поудобнее, закрыла глаза.
Вдруг раздался слабый шорох, очень похожий на тот, который она как-то раз слышала из спичечного коробка, только очень тихий. Такой звук исходил из коробка, который ей дал послушать соседский мальчик. В нем что-то шуршало и шелестело, стоило поднести к уху. Это оказался большой зеленый жук, вполне даже симпатичный. Мальчишка называл жука "Июльский", прежде чем раздавил его, увидев что она не испугалась. Когда он поднял ногу, липкие мерзкие струнки приклеились к подошве его ботинок.
Анютка осмотрелась, ища откуда идет звук. Нервы сжались в пружину, ей чудилось что это ворочается раздавленный "Июльский". Часы, почему не тикают часы? Она вновь пыталась погрузится в дрему, представляя как летит с куклой Настей к луне в гости и они пьют чай и едят печенье. Кукла сама взяла кружку и ухмыльнулась, обнажая клыки.
"Баю-баюшки-баю…"
Шорох повторился и в этот раз был громче. Так шуршала толстая жирная мышь за стенкой в деревянном доме на огороде, куда ее брали летом на выходные. Шум шел из дальнего угла, шелестя и причпокивая, как раздавленный жук. Анютка настороженно уставилась туда, на всякий случай накрывшись одеялом и оставив лишь узкую щелочку для глаз. В совершенно другом углу с грохотом что-то упало на пол и покатилось. Девочка резко обернулась на звук. На полу, покачиваясь, лежала оторванная голова ее куклы, выпавшая из приоткрытой дверцы шкафчика с игрушками. Глаза оторванной головы открылись. Нет, это всего лишь мячик, обычный резиновый мяч.
— Полож его на место! — раздался из зала голос матери, не терпящий возражений, в перемешку с щелчками. — Пол-л-лож этот дурацкий мяч в шкаф!
"Не ложися на краю…"
Анюта стиснув зубы, чуть не плача, вылезла из под одеяла, и прежде чем спустится на пол, наклонилась, и хотела посмотреть под кровать. На всякий случай — нет ли там кого. Мешала простыня. Девочка медленно приподняла ее, готовясь отскочить в любой момент назад. Там было темно, и ничего не было видно, но что-то там затаилось, большое и жирное. Она свесила ногу с кровати и почти достала до пола, чувствуя, что под кроватью выжидает нечто, готовое ее утянуть — оторванная голова куклы, говорящая механическим голосом:
— Пой-дём пить чай, до-ро-гая. Лу-на ждет.
"Придет серенький волчок…"
Спина покрылась мурашками, и тут она краем глаза заметила движение там, где раздавался шорох. Анютка резко подняла ногу обратно и забилась в угол кровати. Тень пошатнулась и две маленькие красные точки вспыхнули в темноте, медленно приближаясь, щелкая как жук, сопровождаемые тяжелым дыханием, распространяющим болотный запах. Выглянула луна, желтая, как прогнившие зубы. Тень в её свете стала громадной и лохматой, как волосы мертвого человека на черно-белой фотографии из старенького обшарпанного альбома. Анюта спросила тогда, почему дядя лежит в ящике с закрытыми глазами и такой взъерошенный. Мама сказала, что он умер, его убила молния. Но эта лохматая туша не мертвая, она двигается, мертвые не двигаются. Она не лежит в ящике. Лапки раздавленного "Майского" шевелились — всплыло в памяти.
"Баю-баюшки-баю…"
Красные точки росли, переливаясь как горящие угольки, шипя и обдавая гарью.
— Мама! — хотела крикнуть девочка, но буквы застряли в горле, выходя из легких чуть слышным свистом.
В сумраке комнаты сверкнули острые, как бритва зубы. Из оскаленной пасти капали слюни. А грязные лапы не торопясь несли лохматое тело зверя ближе. Волк не торопился, он наслаждался, питался страхом, пытаясь зайти девочке за спину, чтоб наброситься.
Девочка вспрыгнула и забилась в угол, прикрываясь одеялом как щитом. Волк, утробно рыча, приблизился так плотно, что можно было разглядеть складки на его скатавшейся шерсти. Он как безногий человек полз по кровати, впиваясь когтями в матрас, пронзая и раздирая его на сквозь. Анюта вжалась в стену, и пыталась кричать. Неровные зубы были так близко. Волк сожрет её, оставив одну голову, как кукле.
— М-м. ама! — наконец удалось выкрикнуть девочке. Впервые в жизни полностью два слога, как кукла, механическим голосом, проорала, — Ма-ма!
Волк, клацнув челюстями, черной тенью набросился на нее.
Встревоженная мать мгновенно проснулась, и открыв дверь включила свет. Волк растворился вместе с темнотой, женщина его попросту не увидела. Девочка стояла, зажавшись в углу кровати, уставившись в одну точку, явно не на мать. Её била сильная дрожь. Мама подошла к ней и устало улыбнувшись, сочувствующе протянула руки, чтоб погладить и хотела сказать, что все хорошо. Легкого прикосновения хватило, чтобы дочь сильно вздрогнула всем телом, ноги подкосились и она упала плашмя.