Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
Люди Хакона пришли в замешательство, многие стали разворачиваться лицом к новой опасности, кто-то отвечал на выстрелы. Норвежский строй дрогнул, напор ослаб, и Харальд понял, что время пришло. Нельзя упускать миг удачи.
– Вперед! – проревел он, перекрывая шум битвы. – Вперед! О-о-дин!
Его секира, будто молот Тора, обрушилась на вражеский щит; пытаясь прикрыться от удара сверху, норвежец пропустил укол копья, согнулся и упал.
– Вперед! Боги видят нас!
Широкое лезвие бродекса почти начисто снесло голову норвежцу, стоящему чуть правее. Свирепый и неукротимый, будто сам бог грома в вековечном сражении с великанами, Харальд развалил грудь еще одному противнику, не успевшему освободить застрявшее лезвие топора. Вокруг сражались его хирдманы, прикрывая вождя с боков. Строй норвежцев начал разваливаться, стремительно откатываясь назад. Нижний острый выступ бродекса, скользнув по чужому шлему, застрял в кольцах бармицы. Харальд рванул оружие на себя, подтягивая врага, как пойманную рыбу, и кто-то из его людей поспешил того прикончить. Освободить секиру не получалось. Харальд бросил ее, выхватил из ножен Синий Зуб, телохранитель поспешно сунул ему в руку поднятый с земли щит. И вовремя: возле умбона тут же вонзилась брошенная сулица.
Сам Хакон конунг в бою не участвовал, стоя позади рядов в окружении знаменосца и телохранителей. В середине построений, куда он бросил личную дружину, шла дикая рубка. Стяг Горма упал, но противник продолжал ожесточенно сопротивляться. Бой слева перешел в мешанину отдельных схваток, где с каждой стороны было по несколько человек. Отважный и необдуманный порыв Олава изменил многое: оба строя распались, но датские бонды со своими отрядами, сплотившись вокруг вождей, продолжали биться. Раненый знаменосец, венд по имени Яр, с обычным молчаливым упорством удерживал синее знамя Олава, большинство участников боя даже не знали, что конунг погиб. Справа же норвежцы дрогнули и откатывались назад: спереди на них давила дружина Харальда, а сзади продолжали осаждать стрелами и сулицами молодые воины Тьяльви.
– Сигурд, как же мне тебя не хватает! – пробормотал Хакон.
Далеко не молодой ярл еще не настолько оправился от ран, чтобы пойти в новый поход, и Хакон передал ему на это время свои полномочия в Норвегии. Не думая, что пожилой воин сможет заметно повлиять на ход сражения, Хакон тем не менее был угнетен его отсутствием. Его языческий «крестный», принявший младенца при появлении на свет и давший ему королевское имя, Сигурд с отрочества оставался его ближайшим родичем, другом, советчиком, наставником, и даже разделившие их вопросы веры не нарушили этой связи. Хакон, давно уже взрослый, зрелый мужчина и отважный воин, без Сигурда чувствовал себя будто без любимого меча – сражаться можно и другим, но той уверенности нет.
В это время сбоку закричали: «Конунг!». Хакон обернулся: один из его людей, Эгиль Паук, отчаянно махал белым худом – судя по богатой шелковой отделке с вышивкой, женским, будто хвастался добычей. Хакон понял этот знак.
– Труби отход! – через плечо велел он оруженосцу.
Заслышав сигнал «Все ко мне!», норвежцы начали откатываться назад, сбиваясь в тесный строй вокруг знамени. Как всегда, кто-то в горячке боя не услышал рога, кто-то не смог пробиться к своим. Схватка шла по всему полю. В иных местах бойцы рубились один на один, не замечая никого, кроме противника и его меча, в котором сосредоточилась жизнь и смерть.
Натиск в середине поля ослаб. Люди Хакона отступали, и теперь Горм повел своих людей вперед. В его годы нелегко было выдержать столько усилий, но он ничем не показывал усталости. И уж тем более он не боялся смерти. Горм был уже в тех годах, когда мужчине стоит опасаться позорной рабской смерти у себя на постели; по примеру легендарного Харальда Боевого Зуба, седеющие конунги нередко затевают войны с соседями лишь затем, чтобы найти славную смерть на поле боя. И Горм сейчас не замечал усталости: его несла волна невероятного воодушевления, он чувствовал себя защищенным, будто его укрывает от вражеского оружия невидимый щит, и в то же время необычайно остро ощущал все происходящее вокруг, слышал каждый звук, видел каждую мелочь.
А главное, он видел ее, свою валькирию. Прекрасная девушка лет пятнадцати, с распущенными волосами, одевающими ее золотистым облаком, точно такая, какую он впервые увидел ее без малого сорок лет назад, находилась где-то рядом: не спереди, не сзади, ни сбоку, ни даже сверху. Она просто была с ним, как часть души – лучшая часть. И вместе они находились в ином мире – в том, где сами боги молоды.
Берсерк Тормод Бык из дружины Хакона с проклятием столкнул с себя мертвое тело. Это был еще довольно молодой, в расцвете сил крупный мужчина, с намечавшимся брюшком, круглолицый, с кудрявыми волосами ниже плеч и ярким румянцем на щеках. В самом начале боя они с Асвардом Белым шли на острие клина, но потом битва разлучила их. Тормода оглушили ударом по шлему, сбили с ног, а потом его завалило телами убитых. Однако он был жив и через какое-то время опомнился настолько, что смог разбросать кровоточащие, стынущие, тяжелые, будто бревна, тела и выбраться на волю. Без шлема, в залитой своей и чужой кровью рубахе из черной бычьей шкуры, он поднялся и под обломками разрубленного щита нашарил рукоять своего меча.
Не замечая боли в разрубленном бедре, за шумом крови в ушах не слыша призывов рога, Тормод видел лишь врагов. Обеими руками он сжал рукоять меча; жуткая ухмылка сияла во всклокоченной бороде. Пьяный от боя и запаха крови, Тормод шагнул навстречу Горму. Он шатался, но был огромен и грозен, как ходячая гора. Ничего человеческого в нем не осталось – ни страха за себя, ни способности чувствовать боль, ни жалости к врагам; его несло боевое безумие, он был воплощением всесокрушающей стихии войны.
Тень упала на лицо Горма, и он быстро повернулся. Перед ним был человек-гора – страшный, огромный, залитый кровью, с занесенным над головой мечом. Вздыбившиеся волосы вились над головой, будто грозовая туча.
Горм привычно вскинул щит, принимая страшный удар; треснуло дерево, щит раскололся до умбона. Конунг шагнул вправо, ударил мечом – и отличный франкский клинок начисто отсек противнику левую руку. Но берсерк будто не заметил! Удерживая оружие в правой, он пнул нижний край Гормова щита, освобождая оружие, и снова ударил. Брызнули звенья кольчуги, тяжелый клинок, рассекая ключицу, глубоко вошел в тело. Горм упал навзничь и уже не видел, как воины добивали воющего берсерка. Над ним раскинулось огромное, ярко голубое небо с быстро бегущими облаками, и он вдруг различил в них фигуры прекрасных всадниц. Вспышка света ударила по глазам – юная Тюра в радостном порыве протянула к нему руки. И поле боя, залитое кровью и заваленное телами, вдруг оказалось где-то далеко-далеко внизу…
Сбив строй и лишь иногда оборачиваясь, чтобы отогнать наиболее ярых преследователей, норвежцы отходили к кораблям. Датчане наседали со всех сторон, но, измотанные и израненные, не спешили класть головы. Харальд сорвал голос, пытаясь за всеми уследить и всех направить, куда надо. Он видел, что из четырех вождей остался единственным на поле.
И тут его внимание привлек крик позади:
– Смотрите, дым! Усадьба горит!
Глава 18
– Сюда идут норвежцы! – В грид ворвалась служанка с вытаращенными глазами.
Ингер и Гунхильда разом вскочили, а в грид уже валила толпа челяди, оставшейся в усадьбе.
– Норвежцы! Идут сюда! – К ним устремился управитель, напуганный, как и все прочие. – Хозяйка, надо уходить!
– Но где же конунги?
– Идет сражение!
– Но разве… норвежцы уже прорвались?
– Нет, это другой отряд, они пришли в обход поля! Не похоже, чтобы они участвовали в сражении, они не ранены, и все у них в порядке.
Гунхильда и Ингер переглянулись. Такого они не ожидали.
– Много там людей?
– Человек двадцать!
– Да что ты, Грим, все пятьдесят! – загомонили вокруг.
– Бежим! – Ингер схватила Гунхильду за руку и потащила к выходу.
– Но постой, может быть, нам запереть ворота и отбиваться? Здесь крепкий частокол!
– Кто будет отбиваться? Мы с тобой разве что, остальные тут глупые бабы да рабы! Даже если раздать им топоры, разве они смогут отбиться от настоящих хирдманов? А если те выломают ворота бревном? Или закидают нас горящими стрелами, тут все загорится, и мы окажемся в ловушке!
Ингер была права, и Гунхильда больше не спорила. Толпа челяди устремилась наружу вперед них. За воротами они разу увидели вражеский отряд, спешащий сюда через пустошь: человек тридцать, и шедший впереди показался смутно знаком.
– Я помню того человека! – подтвердила Ингер, бросив взгляд в ту сторону. – Он приезжал с Сигурдом!
– Точно! – на бегу подтвердила Гунхильда, лучше знавшая Сигурдову дружину. – Это Эгиль Паук, я его хорошо помню.
![Ольга Егер - Не буди ведьму [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
