Карина Демина - Механическое сердце. Искры гаснущих жил
Лэрдис ничего не ответила.
После нее остался недопитый чай и навязчивый аромат лаванды, который привязался к ткани. Платье предало Кэри.
И зеркало тоже.
Она хотела стать красивой? Миленькая, не более того… в ней нет холодной изысканности Лэрдис и, наверное, никогда не будет.
Грязная кровь.
И пустой дом, который не спешит утешить.
– Мой дом, – сказала Кэри, сжимая кулаки. – И мой муж.
А он вернулся поздно, когда многочисленные часы в доме подобрались к двенадцати, и Кэри, заперев обиду, все же сказала:
– Здравствуй.
– Здравствуйте, – отозвался Брокк.
Он принес с собой запах гари и снег на волосах. Кэри протянула было руку, чтобы снежинки стряхнуть, но Брокк отступил.
– Не надо. – Отвернулся. – Уже поздно. – Он говорил глухо, раздраженно, точно само присутствие Кэри было неприятно ему. – Вам не стоило меня ждать.
– Почему?
Не ответит ведь. Придумает повод промолчать или спрятаться, а Кэри не останется ничего, кроме как смириться. И уйти к себе.
Пустая комната. Кровать и грелка, завернутая в байковую ткань. Простыни согреются, но Кэри все равно будет мерзнуть, гладить в темноте цепочку, слушать шелест медальона, вспомнив, что и этот подарок предназначался вовсе не ей.
– Что я сделала не так?
– Ничего.
Что ж, у него есть право молчать, а Кэри… терпение – главная добродетель женщины. И, наверное, ее присутствие и вправду излишне. Она сама – случайность в чужой жизни.
– Постой, – Брокк нагнал в дверях, сжал руку, дернул, разворачивая, – прости… простите, если я вас обидел.
– Отнюдь.
– Теперь вы мне врете.
– Учусь. – Она столько всего о нем знала теперь.
…о том, что он любит блинчики с кленовым сиропом или медом, но с сиропом больше. И пребывая в хорошем настроении, что в общем-то явление нечастое, ест их пальцами, забывая о манерах, правда ненадолго.
…что газеты начинает читать с последней страницы, на которой печатают гороскопы, хотя утверждает, что звездам не верит.
…что порой, задумавшись, он засыпает, а проснувшись, долго не может понять, где находится.
…что пьет он редко, но предпочтение отдает коньяку, а закусывает его шоколадом.
…что у него идеальный слух, и на клавесине он играет почти профессионально…
О да, Кэри столько всего знает о своем муже, но все равно совершенно не понимает его.
– Сложное время. – Брокк отвел взгляд. – Слишком много всего… случилось.
– Неприятного?
– Весьма.
Сжал руку в кулак, и кожа на перчатке натянулась, того и гляди треснут шелковые нити, распадутся швы.
– Мне очень жаль, что я вас огорчил.
Вежливо. И снова равнодушно, а тонкая нить, которая была между ними, натянулась до предела. Еще немного, и оборвется, опалив душу ударом. Уйти, пока не слишком поздно, оставив себе крохи надежды? Или все-таки… призраком витает запах лаванды.
– Я… не огорчилась.
– Ложь. – Он пытался улыбнуться.
– Ложь, – легко согласилась Кэри. – Во благо.
– А разве такая бывает?
– Не знаю. Я… наверное, и вправду плохо воспитана, но… что случилось? – Она позволила себе дотянуться до его руки. – Если мне позволено будет знать…
Нет. Он верит, но не доверяет.
– Дитар стало хуже?
Шаг назад. Не то еще улыбка, не то уже оскал.
– Откуда ты…
– Рассказали, и… я подумала, что могу с ней встретиться.
– И как?
– Она очень милая, и… мы разговаривали.
– О чем?
Брокк напряжен. И, кажется, зол. Возможно, не следовало бы говорить, но ведь он все равно узнает, не от Кэри, так от мисс Оливер… и получится, что Кэри не солгала, но умолчала.
– О тебе. И о ней. О ее дочери… от нее пришли два письма, пока тебя не было. И Дитар просила ответить. Ей стало лучше, она… она сказала, что так бывает, когда уже пора.
Стыдно. И от стыда, от собственного любопытства, которое заставило Кэри переступить черту чужой жизни, горят щеки.
– Просила не приходить… и я подумала…
– Дитар умерла.
Эту боль нельзя разделить на двоих. И стереть ее не выйдет. Утешить? Кэри не умеет утешать, да и что бы она ни сказала, прозвучит неискренне.
– Мне… жаль.
– Я успел к похоронам. Я бы мог, наверное, освободиться раньше… точнее не мог, но теперь буду думать об этом. Гадать. Она и вправду была хорошей женщиной.
– Другом?
– Другом. – Брокк выдохнул как-то резко, сквозь стиснутые зубы. – Почему близкие уходят?
– Не знаю.
– И ты…
– Я не уйду.
Ей некуда идти, да и зачем, если он здесь? А Брокк не слышит. Отстранился, отступил, вычерчивая между ними расстояние, которое Кэри хотелось бы стереть.
Ждет.
И втянув воздух, хмурится. Неужели почуял лаванду? Кэри открывала окна, просила ветер стереть чужой след, а он остался.
– У нас были гости. – Кэри не хочется признаваться, но ведь расскажут. – Лэрдис из…
Вздрогнул. Любит? Не любит? Безумное гадание на снежинках, которые все-таки растаяли, и теперь волосы Брокка влажно блестели.
– Зачем? – Глухой, притворно равнодушный голос.
– Ей хотелось увидеть меня.
Молчание. Стыд, иррациональный, лишенный смысла, словно вдруг открылась чужая грязная тайна.
– Я, – Брокк отступил на шаг, а показалось, что отодвинулся на тысячу, – постараюсь, чтобы впредь подобное не повторилось.
Обещание, которое – оба знали прекрасно – не выйдет сдержать. Но все-таки Кэри верит. Безумно хочется верить и стряхнуть чужой запах с черной ткани его сюртука… пусть лучше дым и горе, но не лаванда. Эгоистично? Но иногда ведь можно побыть эгоисткой.
– Ты, – Кэри смотрит в глаза, потому что ей безумно важно знать правду, – все еще любишь ее?
Солжет? Сбежит?
Что бы он ни сделал, это будет не то, чего хотелось бы Кэри. А Брокк, усмехнувшись, коснулся ее волос, точно заранее просил прощения за боль, которую причинит.
– Не знаю, – сказал он. – И да, и нет, и… не думай об этом. Она не вернется.
Конечно, зачем ей возвращаться, если Лэрдис и не уходила?
– Прости.
Простит, поскольку нет за ним вины. И постарается сделать вид, что все идет как прежде.
– Мне не следовало касаться этой темы?
– Пожалуй, – согласился Брокк.
И снова молчание. Затянувшаяся пауза в этой игре на двоих. Надо отступить, поскольку еще немного, и Кэри сломается. Ей так хочется дотянуться до него, обнять, прижаться щекой к жесткой отсыревшей ткани, вдохнуть запах дыма и самого Брокка. Поймать.
Не отпускать.
Не отдавать никому, но… разве есть у нее подобное право?
А он тоже чего-то ждет, точно дразнит, пусть и не нарочно.
– Ты стала очень красивой.
Ведь не то хотел сказать, Кэри чувствует. А что?
– Мне идет?
– Очень. Жемчужная девочка…
…девушка. И женщина. А для него все равно ребенок. И значит, ее старания пропали втуне?
– Вчера вы…
– Напугал тебя?
– Ничуть.
– Мне нужно было тебя увидеть. Диту хоронили, и… я подумал, что ты не будешь против. Мне не хотелось оставаться одному.
– Я рада… я… – Что ему сказать, чтобы тонкая нить, существующая – вопреки всему существующая – между ними, не разорвалась. – Я очень ждала вас…
– И сегодня?
Брокк ведь знает ответ. Ждала, среди хрусталя, астр и собственных отражений в столовом серебре. Свечей. Надежд. И пустых обещаний, данных самой себе.
– Кэри, – Брокк взял ее за кончики пальцев, бережно, словно опасаясь причинить боль, – я не хотел тебя обидеть. Но и вправду столько всего и сразу. А сегодня еще кое-что случилось… Ригер… – это имя заставило нахмуриться, – убит.
– Что?
– Ригер убит, – повторил Брокк. Он подвел Кэри к креслу и, когда она присела, устроился рядом на скамеечке. Он больше не пытался отстраниться, и Кэри, дотянувшись до его волос, перебирала влажные пряди, будоражила вплетенные в них запахи.
Снова дым, и едкий. Дерево. Сгоревшее мясо, но хуже всего – такой знакомый, пусть и подзабытый уже аромат крови.
– Мне пришлось разбираться с кое-какими бумагами. – Брокк уперся локтями в колени, а подбородком – в раскрытую ладонь правой руки. Левая же безжизненно свисала, только пальцы поглаживали гладкую шкуру ковра. – А потом ехать на пожар…
Он оправдывался? Да. Из-за Лэрдис? Или потому, что Кэри ждала, а он не появился?
– Не совсем пожар, но…
– Как он умер?
– Горло перерезали.
Отсюда и запах крови.
– Он приходил. – Кэри прочертила линию по щеке мужа. – Недавно. Денег требовал и… – Рассказать? Он оскорбится. И расстроится. – И я дала… триста фунтов.
Брокк рассеянно кивнул и замолчал, думал он о чем-то своем, не спеша делиться мыслями. Он закрыл глаза и, расслабившись, оперся на колени Кэри. Она же, боясь потревожить его, касалась волос осторожно, подушечками пальцев.
Колючие.
И в то же время мягкие. А вода блестит… алмазная пыль на эгретке…
…забыть.
– Сколько он обычно проигрывал? – Вопрос Брокка отвлек от собственных неприятных мыслей. – Кэри…
Он перехватил руку и провел большим пальцем по ладони. Ласка? Нет, просто дружеское прикосновение.
