Морган Райс - Обращенная
«Мне так жаль», – снова повторила Кэйтлин. Девушка звучала глупо, повторяя ту же фразу, но она не хотела сказать нечто большее, что дало бы ему слишком много информации.
«Да, мой отец просто взбешен», – продолжал Джона. – «Они взяли мою виолу».
«Это ужасно», – сказала Кэйтлин. – «Он купит тебе новую?»
Джона медленно покачал головой.
«Он сказал, что нет. Ему это не по карману. И что мне следовало быть более осторожным с ней».
На лице Кэйтлин появилось беспокойство.
«Но я думала, ты сказал, что это твой билет отсюда?»
Он пожал плечами.
«Что же ты будешь делать?» – спросила девушка.
«Я не знаю».
«Может быть, копы ее найдут», – предположила Кэйтлин. Разумеется, она помнила, что виола была разбита, но подумала, что, сказав об этом, только докажет, что на самом деле ничего не знает.
Джона внимательно посмотрел на нее, словно пытаясь понять, лжет ли она или говорит правду.
Наконец, он произнес:
«Они разбили ее». – Джона помедлил. – «Полагаю, что некоторые люди испытывают потребность разрушать вещи других людей».
«О, Господи», – произнесла Кэйтлин, изо всех сил стараясь не выдать себя. – «Это ужасно».
«Мой отец был зол на меня за то, что я не стал с ними драться… Но я не такой».
«Вот уроды. Может быть, копы поймают их», – сказала она.
На лице Джоны появилась небольшая улыбка.
«Это самое странное. Они уже свое получили».
«Что ты имеешь в виду?» – спросила Кэйтлин, пытаясь придать своему голосу убедительности.
«Я нашел этих ребят в переулке, сразу за углом. Они были избиты гораздо хуже меня. Они даже не шевелились», – Его улыбка стала шире. – «Кто-то избил их. Я полагаю, что Бог все-таки есть».
«Это так странно», – произнесла Кэйтлин.
«Может быть, у меня есть ангел-хранитель», – сказал Джона, пристально глядя на нее.
«Может быть», – ответила она.
Джона долго и пристально смотрел на нее, словно ожидая, что Кэйтлин сама что-нибудь скажет, намекнет на что-то. Но она не стала этого делать.
«И было что-то еще более странное, чем все это», – наконец, сказал он.
Джона протянул руку и, вытащив что-то из своего рюкзака, протянул ей.
«Я нашел это».
Кэйтлин в ужасе посмотрела на протянутый предмет. Это был ее журнал.
Она почувствовала, как ее щеки краснеют, когда она взяла журнал в руки. Девушка была одновременно и счастлива, что получила его обратно, и напугана из-за того, что эта улика доказывает ее присутствие на месте происшествия. Должно быть, Джона знает наверняка, что она солгала ему.
«На нем твое имя. Он ведь твой, не так ли?»
Кэйтлин кивнула, рассматривая свой журнал. Все было на месте. Она забыла об этом.
«Некоторые листы вылетели, но я все собрал и поместил в журнал. Надеюсь, я ничего не упустил», – сказал Джона.
«Ты все собрал», – мягко произнесла Кэйтлин. Она была тронута и смущена.
«Я последовал за страницами журнала и что самое забавное… они привели меня к переулку».
Она продолжала смотреть на журнал, не желая смотреть ему в глаза.
«Как, по-твоему, твой журнал там оказался?» – спросил Джона.
Кэйтлин заглянула ему прямо в глаза, изо всех сил стараясь оставаться невозмутимой.
«Я шла домой поздно ночью и потеряла его где-то. Может быть, они нашли его».
Джона пристально смотрел на нее.
Наконец, он произнес:
«Может быть».
Они стояли в тишине.
«Самое странное во всей этой истории», – продолжал он. – «Это то, что перед тем, как полностью потерять сознание, я мог бы поклясться, что видел тебя там. Ты стояла надо мной и кричала тем хулиганам оставить меня в покое… Разве это не безумие?»
Джона продолжал изучать ее и она ответила на его взгляд. Кэйтлин смотрела ему прямо в глаза.
«Я была бы слишком безумной, чтобы сделать нечто подобное», – сказала она. Не в силах бороться с собой, девушка улыбнулась.
Джона помедлил, после чего широко улыбнулся.
«Да», – ответил он. – «Это правда».
Глава четвертая
По дороге из школы домой Кэйтлин была на седьмом небе от счастья, прижимая к груди свой журнал. Она не была так счастлива уже долгое время. Девушка прокручивала слова Джоны в своей голове.
«Сегодня вечером в Карнеги-Холл будет концерт. У меня есть два билета. Это самые худшие места в зале, но вокалист должен быть потрясающим».
«Ты приглашаешь меня на свидание?» – спросила Кэйтлин, улыбнувшись.
Джона улыбнулся в ответ.
«Если ты не против того, чтобы пойти на свидание с этой глыбой синяков», – сказал Джона, продолжая улыбаться. – «В конце концов, сегодня вечер пятницы».
Кэйтлин едва не прошла мимо своего дома, не в силах справиться со своим волнением. Она ничего не знала о классической музыке – на самом деле она даже никогда ее раньше не слушала – но ей было все равно. С Джоной она пойдет куда угодно.
Карнеги-Холл. Он сказал одеться со вкусом. Но что ей надеть? Она посмотрела на часы – у нее не будет много времени для того, чтобы переодеться, если ей предстоит встретиться с ним в кафе перед концертом. Девушка ускорила свой шаг.
Прежде, чем разобраться с этим, Кэйтлин дошла домой. Даже тоска ее здания не разочаровала ее. Девушка взбежала вверх на пять лестничных пролетов и едва ли обратила на это внимание, войдя в свою квартиру.
Ее мать тут же крикнула ей: «Ах ты дрянь!»
Кэйтлин пригнулась как раз вовремя, когда ее мать кинула книгу ей в лицо. Она пролетела мимо нее и врезалась в стену.
Не успела Кэйтлин ничего ответить, как мама напала на нее, направив ногти ей прямо в лицо.
Кэйтлин протянула руку и вовремя поймала ее запястье. Она крутила ее руку взад и вперед.
Девушка чувствовала, как ее вновь обретенная сила бушевала в ее венах, она понимала, что может отбросить свою мать через всю комнату, даже не прилагая больших усилий. Но Кэйтлин взяла себя в руки и она оттолкнула мать – достаточно для того, чтобы она упала на диван.
Лежа на диване, мать внезапно разрыдалась.
«Это твоя вина!» – крикнула она между всхлипываниями.
«Что на тебя нашло?» – крикнула Кэйтлин в ответ, полностью застигнутая врасплох, не имея ни малейшего понятия, что происходит. Такое поведение было настоящим безумием даже для ее матери.
«Сэм».
Мать протянула ей лист бумаги.
Сердце Кэйтлин бешено колотилось, когда она взяла ее, чувствуя приступ страха. Что бы это ни было, она знала, что ничего хорошего это не сулит.
«Он ушел!»
Кэйтлин внимательно прочитала записку. Она не могла сконцентрироваться на чтении и только выхватывала отдельные фразы – «убежал… не хочу быть здесь… возвращаюсь к своим друзьям… не пытайтесь найти меня».
Ее руки тряслись. Сэм ушел. Он на самом деле ушел. И он даже не дождался ее. Даже не стал ждать ее возращения, чтобы попрощаться.
«Это из-за тебя!» – обвинила ее мать.
Часть Кэйтлин не желала верить этому. Она пробежалась по квартире, открыла дверь в комнату Сэма, все еще надеясь найти его там.
Но комната была пуста. Абсолютно. Здесь не было ни единой вещи. Комната Сэма никогда не была такой чистой. Это была правда – он действительно ушел.
Кэйтлин почувствовала, как в ее горле поднимается желчь. Она не могла избавиться от ощущения, что в этот раз ее мать была права, это была ее вина. Сэм спросил ее, а она сказала «Просто уходи».
Просто уходи. Почему ей нужно было это говорить? Кэйтлин собиралась попросить прощения, взять свои слова обратно на следующее утро, но когда она проснулась, его уже не было. Девушка хотела поговорить с ним, вернувшись из школы домой. Но теперь слишком поздно.
Кэйтлин знала, куда он мог пойти. Было только одно место, куда брат мог уйти – их последний город. С ним все будет в порядке. Вероятно, даже лучше, чем ему было бы здесь. Там у него были друзья. Чем больше Кэйтлин думала об этом, тем меньше волновалась. На самом деле она была счастлива за Сэма. Он, наконец, сделал это. А она знала, как его найти.
Но Кэйтлин займется этим позже. Посмотрев на часы, она поняла, что опаздывает. Девушка побежала в свою комнату, быстро хватая самую лучшую одежду, которая у нее была, бросая ее в спортивную сумку. Ей придется идти без макияжа – на это просто не было времени.
«Почему тебе просто необходимо разрушать все, к чему ты прикасаешься?!» – крикнула ее мать, стоя прямо за ней. – «Мне никогда не следовало брать тебя!»
Пораженная Кэйтлин обернулась.
«О чем ты говоришь?!»
«Именно», – продолжала мать. – «Я тебя удочерила. Ты не моя дочь. И никогда ею не была. Ты была его дочерью. Ты мне не родная дочь. Ты меня слышишь?! Мне было бы стыдно быть твоей матерью!»
Кэйтлин видела злобу в ее черных глазах. Она никогда не видела мать в такой лютой ярости. Ее глаза испепеляли.
«Почему тебе нужно было избавиться от единственного хорошего в моей жизни?!» – кричала мать.