Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
Но прошло какое-то время, и Харальду пришлось изменить свое решение не разговаривать с женой. За ним прислали из Эбергорда: королева заболела! Встревоженный Харальд, прискакав в родительскую усадьбу, нашел мать не столько больной, сколько расстроенной. С трудом держа себя в руках, Тюра рассказала, что с некоторых пор ее стали тревожить зловещие сны. Уже третье подряд полнолуние она видит во сне двух черных старух без лиц, которые сидят по обе стороны от тлеющего сизого огонька и заунывными голосами распевают бессловесную песнь-заклинание. Отчего-то Тюра была уверена, что черные женщины плетут чары на погибель Харальду, ее единственному оставшемуся в живых сыну.
Харальд стиснул зубы, чтобы себя не выдать. Он сразу понял, кто эти черные женщины. Две мертвые колдуньи, мать и дочь, наставница и ученица. Ульфинна и Улла. Одну из них утопили почти двадцать лет назад, вторую уничтожила совсем недавно сама Фрейя – так сказала Гунхильда, и это подтвердил потом Кетиль.
– В ведьминой норе уже давно никто не бывал, – сказал он в тот день по дороге домой. – Это по всему видно: там не разжигали очаг, не приносили никакой еды, не трогали утвари и вещей, не убирали объедков. Сдается мне, ведьма сгинула, и живыми ногами она по земле больше не ходит.
Живыми ногами она больше не ходила, в это Харальд поверил – ведь Хлода не пыталась куда-то пойти или передать кому-то весть. Она тоже знала, что ее помощница мертва. Но что касается встреч на темных тропах мира духов… Здесь Харальд был бессилен проследить за женой и даже не знал, умеет ли она ходить туда! И это женщина, с которой он прожил пять лет!
Он даже, пересилив себя, попытался поговорить с ней, но Хлода молчала. Она только отрицала все обвинения. Нет, она не виделась с ведьмой. Даже не знает, что за ведьма такая. Разве у него есть свидетели? Выведенный из себя Харальд швырнул перед ней на постель найденные украшения, и вот тут Хлода немного оживилась, спросила, у кого их нашли. Оказывается, застежки и ожерелья украли. Почему она не сказала раньше? А она сама не замечала пропажи, ведь в последнее время у нее совсем нет случаев наряжаться! Их нашли в хижине ведьмы? Надо же, значит, кто-то из челяди связался с мерзкой бабой.
Харальд так и ушел, ничего не добившись: Хлода ни в чем не желала признаваться, а подвергать ее испытаниям он не мог как ради здоровья, так и ради чести своего сына и наследника. Нельзя допустить, чтобы про будущего конунга говорили «ведьмин сын»! Ему и так нелегко придется – ведь он сын наложницы, «рабыни конунга», и этого уже никак не изменить. Закон и обычай давал всем сыновьям конунга равные права, если это не оговорено отдельно, и сын Хлоды в любом случае станет старшим у Харальда. Он слишком долго ждал этого сына, чтобы теперь рисковать им и его будущей честью.
Рассказ Тюры о черных женщинах очень встревожил и Харальда, и Горма. Конунг распорядился устроить жертвоприношение, прося богов о защите. Вся округа собралась в святилище, испуганная слухами о болезни королевы, явились все хёвдинги с семьями, кто не ушел в летний поход или уже вернулся. Правда, Тюра сама пришла, нарядная и бодрая, но слухи не утихали. Она теперь часто вспоминала свою покойную родственницу фру Асфрид, снова горько жалела о ее смерти. Ведь Асфрид была такая мудрая женщина, такая сведущая в рунах и тайных силах, она бы наверняка нашла способ избавиться от зловещих снов!
– Я знаю, как нам быть! – сказал однажды Горм конунг. – Мы пригласим Инглингов на осенние пиры. Внучка Асфрид многому у нее научилась и, возможно, даст хороший совет. К тому же нам уже пора помириться с Ингер…
Он вздохнул, ибо скучал по младшей дочери, такой своенравной и любимой. Тюра обрадовалась необычайно: оставшись одна в доме, без дочери, без Гунхильды и Асфрид, к которым успела привыкнуть, даже без Хлоды, которая больше не бывала у родителей мужа, она скучала и тосковала, чувствуя себя слишком одиноко. Но теперь все изменилось, королева повеселела в ожидании дочери; никому не говоря, она надеялась услышать от Ингер радостную весть об ожидании еще одного внука. Приглашение передали с первым же кораблем, что шел мимо на юг Йотланда, королева занялась хлопотами по подготовке к пирам и приему гостей.
Харальд в это время жил больше в Эбергорде, чем у себя дома, наказав, однако, домочадцам по-прежнему не сводить глаз с Хлоды. Впрочем, она и сама уже почти не покидала спального чулана: ее беременность становилась заметна и давалась нелегко. В первые три месяца ее часто тошнило, она похудела, была бледна, слаба, ела очень мало и редко выходила из женского покоя, а то и вовсе целые сутки проводила в спальном чулане, зато очень часто пробиралась к отхожему месту. Потом тошнота почти пошла, зато началась одышка и головокружение. Женщины поговаривали, что беременные, которые так тяжело дышат в это время, и рожают тяжело, зато одышка обещала крупного ребенка. Это походило на правду: и сам Харальд был крупным мужчиной, и у брата его Кнута родился крупный мальчик, который и сейчас, в шестилетнем возрасте, обгонял в росте всех сверстников.
Лето шло к концу, на полях уже убирали урожай. Близилось то время, когда лишний скот забивают перед зимой и запасают мясо впрок на зиму. Хёвдинги возвращались из летних походов, готовя рассказы о приключениях и подвигах, чтобы удивлять ими домоседов долгими темными вечерами. Пришла пора подводить итоги. И каждый из троих, Горм, Тюра и Харальд, по-своему предавался невеселым думам. Минувший год принес им мало хорошего: Южный Йотланд остался в руках Инглингов, они потеряли сына и брата, а в значительной мере – и Ингер. Даже мысли о будущем сыне не радовали Харальда. А до их первой встречи оставалось уже недолго – ребенок должен был родиться на йоль.
***
В Южном Йотланде вторая половина лета прошла гораздо спокойнее, чем первая. Инглинги вернулись в Слиасторп – без фру Асфрид, о которой очень жалели в округе, зато с новой молодой хозяйкой – фру Ингер. На радостях, что прежние владыки, обладатели Кольца Фрейи и потомки Годфреда Грозного, возвратились и прежние клятвы остались нерушимы, хёвдинги Хейдабьора по очереди давали пиры в их честь, а торговые гости развозили новости по всему Восточному, Западному и Северному пути. В Хейдабьоре Олав застал епископа Хорита, но и тот вскоре уехал, добившись-таки согласия на выплату церковных податей. Сам Олав считал свое новое положение, как родича Горма, вполне устойчивым и без того, но Эймунд убедил его, что еще один могучий союзник им сейчас дороже денег. Он ведь не забыл рассказ Гунхильды, которую им совершенно неожиданно привез утром Торгест Стервятник, сняв с пустынного островка – в то время как они с Олавом еще только снаряжались на битву.
Мужчины не очень-то поняли, почему Харальд так стремительно передумал и ушел, оставив добычу. Шведы предпочитали считать, что его смутила угроза Бьёрна конунга, Олав бахвалился, что-де Харальд испугался биться с ним, а Эймунд и Ингер вдвоем порешили, что Харальд просто не смог преодолеть свое чувство к Гунхильде, но отступил, когда она отказалась последовать за ним.
И только сама Гунхильда знала, что дело не в ней, а в ведьме. Она очень много думала об этом, сопоставляла свои воспоминания, слова Харальда, выпытала у Ингер все, что та знала о старой Ульфинне и ее наследнице Улле. Мнения расходились только в одном: кто-то считал, что Улла – это воскресшая и помолодевшая Ульфинна, а другие возражали, что это просто ее дочь. Сходство имен могло означать и то, и другое с равным успехом. В конце концов Ингер выболтала даже то, что ее старшая сестра Гунн еще до замужества бегала к Ульфинне обучаться колдовству – об этом она впоследствии узнала от матери. И нынешняя слава норвежской королевы-изгнанницы вполне это подтверждала.
Теперь Гунхильде многое стало ясно: и то, почему Харальд так разъярился, увидев, как якобы одна и та же женщина возле Серой Свиньи показывается в облике то старухи, то молодой. Почему он так ненавидит ведьм и так злился, заподозрив ее в склонности к этому. Даже сходство имени ее и его сестры-колдуньи должно было его раздражать. Она лишь надеялась, что больше он ее не винит. И что он, пусть не поверив ей, все же будет осторожнее со своей женой и не поддастся злым чарам, если Хлода вздумает продолжать свои дела.
«Если у Хлоды родится девочка, я сам возьму тебя в жены…» Эти слова вспоминались ей часто, причиняя столько же боли, сколько и радости. Он мог бы стать ее мужем, но Гунхильда знала, что этому не бывать, и эта несбыточная возможность мучила ее сильнее, чем даже его нелюбовь. Если бы она знала, что он не любит ее, то сумела бы взять себя в руки, вырвать любовь из сердца, как рыбак рвет крючок из горла пойманной рыбы, успокоиться и жить счастливо с кем-нибудь другим. Фру Асфрид рассказывала когда-то, что жены страдают по отсутствующим или погибшим мужьям не более трех лет, а потом забывают. Через три года она уже не будет так мучиться, мир не будет казаться таким пустым и застывшим. Три года – это много, но их можно перетерпеть. Но теперь она часто думала, что, наверное, и Харальд страдает в разлуке с нею, и к собственной боли прибавлялись жалость и сочувствие.
![Ольга Егер - Не буди ведьму [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
