Галина Гончарова - Тайяна. Раскрыть крылья
Стоило хватке на ее шее чуть ослабеть, как Ааша прыгнула с места. У волков это хорошо получается – собраться в комок, распрямиться в полете, а на точность они никогда и не жаловались. Клыки сомкнулись на левом запястье трайши. Лучше б на правом, но и левое тоже было неплохо. И больно…
Яна словно стекла на землю.
Диолат взвыл так, что эхо отдалось – клыки волка могут раздробить практически любую кость, и сейчас Ааша этим воспользовалась. Этой рукой он и почесаться-то теперь не сможет.
Если только чудом восстановят, но магов в тюрьме не бывает.
Яна перекатилась по земле и была тут же подхвачена Рошером.
– Цела?
– Вполне! Ааша, выплюнь бяку!
Волчица послушалась. И Диолат был невкусным, и наказан он был неплохо, да и стражники уже набегали со всех сторон.
* * *Спустя час Гарт, Рошер и Яна так же ехали домой. Но теперь настроение в карете было куда как веселее.
– Что теперь будет с Диолатом?
– Подозреваю, что тихая смерть от заражения крови, – пожал плечами Гарт.
Ну да, в тайнике нашли кучу всего интересного. И драгоценности, в том числе и оставшуюся часть свадебного гарнитура Вильтена, и шкатулку, в которой аккуратно были сложены локоны волос и платочки с кровью – все подписанные, с бумажками, в том числе и локон принцессы!
Тут-то Диолат и попал.
И несколько склянок с приворотными зельями роли уже не сыграли.
Склянкой больше, склянкой меньше – он уже падал так, что глубже падать некуда. Но чтобы не поднимать скандала…
– Градоправитель сообщит в столицу о его делах – и Диолата просто уничтожат, – ухмыльнулся Рошер. – Такого ему король не спустит.
Яна бы тоже не спустила.
– Вот и чудненько. А что с остальными?
– Вериола, скорее всего, пойдет на каторгу. Сына или оставят с отцом, если того признают невиновным, или отдадут родным Термалиса. Тоже возможно. Остальным… от небольшого срока на каторге до плетей. Кадус – так точно плетями отделается, тюремщик – нет, сама понимаешь. Термалис – как повезет. Мы же не будем говорить, кто поджег дом конюха, так что может и выскользнуть. Хотя и зря.
Яна понимала.
– Сложно у вас, людей.
– А у нархи-ро как?
– Смерть, изгнание или одиночество. Этого достаточно.
Карета остановилась у крыльца, и Гарт помог выйти Яне.
– Спать?
– Я еще погуляю по саду, а потом спать, – отказалась Яна.
– Составить тебе компанию?
Рошер спрашивал больше из вежливости. Спать хотелось так, что хоть к стене прислони – чудом в карете не уснул. Куда уж тут составлять компанию…
– Нет, я сама.
Яна покачала головой и направилась в сад. Ааша тенью следовала за своей подругой. Рассвет они встретили вместе.
Яна сидела на качелях, поджав ноги, и размышляла. Ааша лежала рядом и дремала, иногда поглядывая на свою хозяйку. Мало ли…
* * *– Грустишь?
Аэлена подошла очень тихо для человека, но не для волчицы. Задолго до того, как стройная фигурка в темно-синем пеньюаре появилась из-за кустов, волчица шевельнула ушами и тихо уркнула, показывая, что приближается друг.
Яна посмотрела на женщину.
– Не знаю. Ты рано сегодня.
Аэлена была «совой», которая обожала посидеть с картиной до глубокой ночи, а потом проснуться к обеду. И встать на рассвете она могла только ради творчества. А сегодня-то что ее выгнало?
После вчерашнего? Да еще муж приехал…
– Алинар спит. А я больше не смогла уснуть.
– У вас все хорошо? После вчерашнего?
Яна волновалась не зря. Мало какой брак вытерпит такое озеро грязи. Пусть Аэлена и не виновата, но… мало ли!
– Алинар верит мне. А я верю ему – иначе и не было смысла выходить замуж. Да и… – Аэлена на миг замолчала, но потом ее лицо стало жестким, и Тайяна мысленно усмехнулась. Да, именно такая. Любящая мать, жена, дочь – и обратная сторона монеты. Холодный расчет и черная ненависть ко всем, кто может вторгнуться и разрушить ее мир. Или хотя бы попытаться это сделать. Может, это и правильно? Без ночи не бывает дня, без солнца – тьмы. – Знаешь, мне плевать, даже если он спал с Вериолой.
Яна хмыкнула.
– Ой ли?
– Да. Если бы Алинар променял нас с детьми на эту девку, я была бы в ярости, расстраивалась, плакала, бесилась… это другое. Он – даже если принять, что Вериола не солгала, – просто попользовался ею и выкинул. Я удовлетворена.
– И не хочешь знать точно.
– Не хочу. Ни к чему.
Яна подумала, что ей бы знать хотелось. И рассуждать, как Аэлена, она не смогла бы. Но…
Не ей судить. Она не человек, и троих детей у нее нет, зато она отлично понимает, что есть вещи, после произнесения которых вслух семью сохранить не удастся.
– Что с Диолатом?
– Считай, что мертв. – Яна кратко рассказала о событиях вечера. Но радости на лице Аэлены не увидела.
– Дурак…
– Дурак. Он мог бы получить тебя еще тогда, а вместо этого – пустая погоня за удовольствиями, разрушившая в итоге его жизнь. Он ничего не создал, о нем никто не станет жалеть… может, ты?
– Я – буду. Знаешь, человек может стать Творцом, только пройдя через огонь. И Алеист был частью огня, который обжег – больно, да, но помог вылупиться из моего кокона. Я его не забуду, хотя ничего и не сделаю, чтобы помочь ему.
А вот и приворотное. Аэлена могла сколько угодно любить мужа, она и не лгала, когда говорила, что любит Алинара, но Диолат все равно отпечатался в ее душе. Пройдя через огонь – получаешь шрамы. Они и стали теми крючками, на которые Диолат пытался подцепить женщину.
Она не простила и не забыла, а память – ворота для магии.
– И не простишь.
– Нет. Я в чем-то благодарна ему, но прощать не стану.
Яна подумала, что люди странные. И перевела разговор.
– Что ты теперь будешь делать?
– Поедем с мужем в столицу, принимать наследство. Если Релиш завещал все Аире, если король разрешит – я хочу, чтобы моя девочка была трайши! Почему бы нет!
Яна задумалась на пару минут, а потом спросила то, что интересовало ее со вчерашнего вечера.
– Аира – дочь Вильтена?
– Нет.
Она не лгала. И в то же время…
– А он знал об этом?
Аэлена усмехнулась. Уселась на качели рядом, оттолкнулась ногой, покачалась пару минут, по-детски поджимая пальцы ног…
– Ты умеешь задавать вопросы.
– Я ищу знания.
– Есть ли польза в этом знании? А впрочем… пообещай мне, что никому не расскажешь?
– Пусть Лес отвергнет меня, если я передам кому-либо хоть слово из нашего разговора. Да закроется мне навсегда дорога под его кроны. Пусть мои потомки никогда не обретут крыльев, если я нарушу свое слово.
Если Яна изучала людей, то и Аэлена уже кое-что знала о нархи-ро. Этими вещами они не шутили никогда.
– Принимаю твою клятву.
На минуту Аэлена замолчала. Ей надо, надо было выговориться – так почему бы не здесь и не сейчас? Вчера вскрылся громадный гнойник, ей стало намного легче, но часть крови и гноя еще оставалась в ране. Здесь и сейчас Аэлена чистилась до конца.
– Рядом никого нет?
– Нет. Ааша посторожит.
На рассвете, на качелях, в присутствии Ааши, которая издали услышит любого желающего погреть уши, две женщины смотрят в глаза друг другу. Здесь и сейчас нет тайн.
– Релиш… Знаешь, Яна, я ведь полюбила его. По-настоящему. Мне было тогда… да мне и двадцати не было. И последние несколько лет вся моя жизнь вертелась у постели больной бабушки. Я не жалуюсь, более того, если бы я могла вернуться туда! Я бы все отдала, чтобы мы втроем оказались в нашем маленьком доме: и мы с мамой играем в фишки, и лампа горит, и кот, прыгая на доску, тоже пытается помочь нам с игрой, а бабушка, наблюдая за этим, улыбается и вяжет шарф на продажу – она так старалась помочь. Мы о чем-то переговариваемся, смеемся… мы были счастливы тогда. По-настоящему счастливы.
– Сейчас – нет?
– И сейчас тоже. Но те воспоминания – они мои и только мои. Это как нечто теплое, уютное, родное… Туда можно спрятаться и не думать. Тогда я была еще ребенком, а сейчас за мной – моя семья. Детство кончилось.
Яна понимала. Аэлена оттолкнулась ногой чуть сильнее.
– Релиш… он был как солнце. Яркий, веселый, искристый, просто он не любил открываться перед людьми, вот никто и не знал. А я увидела и полюбила. И в тот же миг поняла, что он-то меня никогда не полюбит. Ему нужна была слабая, нежная, хрупкая, зависимая… разве я смогла бы стать такой?
– Если бы сломалась – да.
– Но ломаться я уже не хотела. Понимаешь?
Яна понимала. Сильный человек может помечтать о том, как станет слабым, – это верно. Но всерьез желать такого… бояться – да. Но не желать.
Она могла бы вернуться в Лес, покаяться, сделать так, чтобы решали старшие и умные, решали для нее и за нее… но уже не хотела. Слишком интересно было жить самостоятельно. Слишком затягивало.
– Понимаю…
– Тогда я решила оставаться рядом. Быть другом, ученицей, поддержкой и опорой – и Вильтен принял это от меня. Но сердце болело.
– Диолат казался хорошей… возможной заменой?
