Ирмата Арьяр - Телохранительница Его Темнейшества (сборник)
Шурш дохнул три раза туманной дымкой, коснувшейся горянок, и втянул ее обратно. По камням покатились три мертвых, наполовину преображенных тела. Два – в клочках черной шерсти, а одно, самое хрупкое, в перьях и с крыльями вместо рук. Дракон смерти не только напился, но и наелся.
Я всхлипнула. Меня затрясло.
– Ты никогда не сталкивалась с оборотнями, телохранительница ты моя незадачливая? – спросил Дьяр. – Это были горные медведицы и орлица. Гости у них остаются навечно в виде косточек.
– Нет, никогда, – по щекам, как я ни сдерживалась, покатились крупные слезы. – Они даже не увидели, кто их убил. Шурш обычно не питается разумными существами. Он у Кикируси на крыс и мышей охотится вместо кошки. Что на него нашло?
– Он тебя защищал, глупая девчонка. Оборотни так же опасны, как ваши хиссы. Было бы кого оплакивать. Демоны на них охотятся, как на диких зверей.
– И ты тоже?
– Да. Я их убивал в облаве. В Тархареше они вне закона, но все равно проникают и заражают низших демонов. Высшие от их укуса не становятся оборотнями, но умирают весьма долго и неприглядно. Хуже этого только смерть от светлой магии.
– Верни меня на землю, их похоронить надо. И тебе нельзя раскрывать тут крылья. Сейчас еще слетятся любопытные, начнут демона ловить.
– Не поймают. А слетятся, так пусть они и хоронят ту падаль, я рук пачкать не буду. Скажи дракону спасибо и прикажи ему лететь без нас в Башню трех принцесс.
– Почему без нас?
– Не спорь, Лика. А то не успеем смыться. Вон, уже летят твои подруги.
В небе справа и слева засеребрились быстро приближавшиеся лунные блики. Много, с полтора десятка.
«Шуршик, спасибо. Ты нас спас, малыш. Лети в башню без нас, у Кикируси наверняка свежие простыни появились, а у Миранды – варенье. Скажи ей, что я разрешила отдать тебе целую банку».
Меня окатило волной благодарности. Дракон исчез, превратившись в стремительно удалявшуюся полупрозрачную комету.
В тот же миг нахлынула тьма.
* * *Ну, конечно, куда еще он мог меня притащить?
В спальню. Еще незнакомую.
Посадил на ложе – на удивление узкое и твердое, больше похожее на широкую лавку, по-солдатски застеленную грубым и тонким шерстяным покрывалом. И смылся. Но вернулся быстро, не успела я толком рассмотреть погруженное в темноту помещение. Пока я перестраивалась на ночное зрение, перед глазами появился кубок с водой.
– Не реви. На вот, попей. Тоже мне, боевой темный маг. Нам надо поговорить, Лика.
– На нарах? Ты что, в тюрьму меня притащил? Из-за того, что мой отец – белый маг?
– Гхм, – принц подавился и отпил воды из принесенного – мне! – кубка. – Ты не поверишь, но это мои покои.
– Ужас. А почему бы не поговорить в моей башне?
– Там шпионы светлых могли оставить какие-нибудь амулеты, и сейчас донжон чистят от крыши до погреба. И крышу ремонтируют заодно. А тут и мы никому не помешаем, и нас никто не подслушает, даже Кикируся.
Мне показалось или я расслышала чей-то тихий старческий смешок?
Не только мне послышался ехидный шум.
Принц щелкнул пальцами. Вспыхнули магические светильники, озарившие ну совсем не дворцовое помещение, если не считать его величины. Посторонних не обнаружилось, и спрятаться им было решительно негде.
Я узрела голые стены из черного камня со следами соскобленной лепнины. Каменный пол, не прикрытый коврами. Два окна, плотно закрытых коваными узорчатыми ставнями. В простенке между ними – вышеупомянутую узкую койку, поставленую торцом к стене и с кованым гербом в изголовье. К ней примыкал с одной стороны длинный стол, сооруженный из трех массивных плит черного мрамора. Могильных.
На столе – груда книг и тетрадей, пестревших закладками, канделябр (брусок с дырками) с тремя черными свечами, чернильница (куб с крышкой) и писчие перья, пучком воткнутые в стакан. С другой стороны – еще один мраморный стол, но пониже, вровень с койкой. На нем – стеклянный графин с прозрачной жидкостью и кубок. Похоже, только что поставленные, так как вода в графине еще колыхалась.
Три кованых двери. Одна пошире и две поуже. Скорее всего, узкие вели в умывальню и гардероб, ибо платяных шкафов в спальне не обнаружилось.
Напротив – пустая стена без единого пятнышка, если не считать плавающих бликов от светильников. Даже оружие нигде не развешано.
И последнее из мебели – единственный стул, на который и сел принц, повернув его спинкой вперед.
– Не нравится? – поинтересовался Дьяр.
– Мрачновато. А где же царская роскошь? Где изысканный готичный дизайн, полагающийся наследнику Темного Трона? Не похоже, что это ваша спальня, ваше высочество, – от потрясения я даже вспомнила о статусе этого синеглазого.
– Моя. Причем это официальные покои, – он показал на герб.
– В какой тоскливой тюрьме вы живете! Сочувствую.
– Привык, не жалуюсь. Лика, что значит «избранник для изменения», что за изменение и почему ты на пути к нему?
– Ничего не значит. Я им соврала.
– И сейчас врешь. Если ты претендуешь на роль телохранительницы при мне, то отучайся лгать.
– Разве ты ничего не читал о жрицах Лойт?
– В наших хрониках и учебниках о вас говорится либо плохо, либо очень плохо.
– Как и в наших – о демонах.
Мы одновременно усмехнулись, и это была первая искра понимания между нами.
– Хорошо, зайдем с другой стороны, – вздохнул он. – Почему оборотни спрашивали тебя именно об изменении? Почему сразу на нас не набросились? Они же голодные были, я видел. Почувствовали в тебе что-то? Изменение – это оборотничество?
– Нет, но чем-то похоже… – чтобы не смущаться, я уткнулась взглядом в собственные руки, сцепленные на коленях. В конце концов, это же написано во всех наших учебниках, и можно представить, что я просто рассказываю урок старшей жрице. – Неужели ты никогда не слышал, что сельо, когда вступает в брак, изменяется душой и телом для любимого? Она становится такой, какой должна быть идеальная для ее избранника женщина. Такой, чтобы соответствовать его душе и телу. Это происходит один раз в жизни жрицы, и она уже не может служить Лойт. Не потому, что потеряла девственность, а потому, что теперь она сама – богиня для своего бога.
Внутренне сжавшись, я замолчала. Ожидала язвительного смеха, но его синие глаза подернулись задумчивой дымкой. Принц тихим эхом повторил:
– Богиня для своего бога… И как далеко могут зайти изменения?
– Те убитые девушки когда-то были лунными девами. Но они встретили оборотней, полюбили и изменились для них.
– А может, все проще, и их просто покусали?
– Оборотни обычно не кусают сельо, поэтому мне ничего не грозило.
– Боятся отравиться? – съехидничало несносное высочество.
– Да, – кивнула я со всей серьезностью. – Им дозволено жить в Серых Холмах, пока они не нарушают наших законов. И еще те девушки соблюдали традицию освящения пищи, они еще помнили о ней. И как быть с другими расами, ведь сельо не только за оборотней выходят замуж? Получается, белые маги тоже кусают и превращают своих любимых в подобных себе? Сельо, вышедшая замуж за светлого, становится светлой, если ее избранник в глубине сердца не хочет иного.
– А за темного?
– Как правило, она становится демонессой. Демоны слишком эгоистичны, – не забыла я о шпильке. – Они могут ненадолго увлечься экзотикой, но истинная любовь, даже если и случается такое чудо, у них бывает лишь к отражению самих себя. Исключений нет или о них нам неизвестно.
– Хм… – Дьяр подавился и закашлялся. – А когда-нибудь сельо остается сама собой, неизменной?
Я чувствовала его пристальный взгляд, но смотреть в эти колодцы не было сил. И внезапно подумалось об одной очевидной вещи: почему моя мать, дочь демона и лунной девы, сумела сохранить магию сельо настолько, что осталась царицей, хотя и бескрылой?
Ну, хорошо, Эльда не успела измениться или не смогла. Но почему лунные девы, изменившись, не всегда теряют свою магию? А вот те оборотницы – потеряли. Похоже, это как-то зависит от изначальной силы девы.
И принц прав – мы действительно оборотни. С той разницей, что оборачиваемся в иное существо один раз в жизни, и обратного процесса нет. Только, если смертельно не повезет, сходим с ума и деградируем в хиссу или – еще реже – в гинью.
Задумавшись, я не сразу ответила и очнулась, только когда принц взял мою ладонь и потеребил пальчики.
– Лика, ты где? Ты меня слышишь?
– Что? – я вскинула ресницы. Наткнулась на мерцавшие и очень серьезные глаза. – Да, слышу. Встретить единственного и остаться неизменной – это, с одной стороны, еще большая редкость, чем перерождение в гинью.
– Неужели вас самих никто никогда не любил такими, какие вы есть? И не случалось так, что кто-то не хотел, чтобы вы менялись непонятно во что, совсем незнакомое?
Вот пристал. Я вырвала ладонь.
– Почему же? С другой стороны, у нас есть и мужчины. Для них лунные девы остаются такими же сельо.
