Алёна Алексина - Игра со Зверем. Шах королю
– Ниида. Все в порядке?
– Да. Еще одно соревнование закончилось. – Она грустно улыбнулась и посмотрела вслед медленно бредущей подруге. – А вот Нат его не прошла.
– И жива? – удивился собеседник.
– Ее оракул пожалел. А может, не пожалел, а наказал – она теперь навсегда останется в этом мире.
За своими искренними переживаниями девушка не заметила мимолетного удовлетворения, которое промелькнуло в глазах демона. Ее-то собственные мысли были далеки от радужных.
– Не надо переживать, – тронул ее за плечо невозмутимый воин. – Пойдемте. Квардинг приказал отвести вас в покои.
– А как же Натэль? Она ведь совсем одна!
– Я позабочусь о ней. Пойдемте, – оборвал подопечную Фрэйно.
Та кивнула, привычно подчиняясь и проникаясь его уверенностью. Он позаботится. Конечно. Раз сказал, значит, так тому и быть. Кэсс дошла до комнат, которые уже давно привыкла считать своим домом. Сопровождающий почтительно пропустил спутницу вперед и мягко закрыл за ней двери, оставшись в коридоре.
И снова всё как прежде – ванная, расчесывание волос, свежая одежда и чувство такое, будто собственное тело, только что омытое водой, пахнет гнилью с подмешанным к ней сладковатым и липким запахом старости…
Так странно… Коса, еще утром такая яркая, блестящая, сейчас будто омертвела, стала подобна сбитому хлопку. И кожа, цвет которой квардинг так любил сравнивать со сливками, сделалась изжелта-серой. А внутри живота ворочалась, пульсировала нарастающая боль. Она еще не вгрызлась в сопротивляющееся тело, но уже гнездилась в нем, обживалась, устраивалась по-хозяйски, словно намекая – теперь-то от нее не избавиться. Свирепое чудовище, заточенное в человеческую плоть, как в темницу, просыпалось и жаждало обрести свободу.
Девушка закрыла лицо ладонями. Тошнотворный ужас подкатывал к горлу. Тело бил озноб. Непослушными руками Кэсс натянула на голое тело рубаху Амона, вдыхая родной, но теперь уже едва уловимый запах. На широкой кровати было пусто и бесприютно. Ниида с головой накрылась одеялом, подтянула колени к животу и зажмурилась. На волнах постепенно нарастающей муки она уплывала даже не в сон, а в туманное забытье, близкое к беспамятству. Нет, нельзя! Рабыня принудила себя очнуться. За окнами темно. Неужели ночь? Так быстро… Она прикрыла глаза, мысленно пытаясь почувствовать хозяина.
Он уже летел сюда, к ней. Невольница успокоилась. Все будет хорошо. Главное – он скоро окажется рядом. Сознание снова стало погружаться в тягучее вязкое мучение. Фрэйно предупреждал: когда существо проснется, то будет в ярости от голода и оттого, что его обманули, но подготовиться к этому так и не получилось. Где-то в душе несчастная по-детски надеялась, что отвратительный метод, давший ей временную передышку, окажется целительным и все закончится. Совсем.
Увы.
Монстр снова вгрызался в плоть, терзал и рвал, захлебываясь от злобы и жадности. Изощренная пытка поглощала остатки воли и сопротивления. Кто бы мог подумать, что ничтожно малое существо способно породить такое страдание? Девушка закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Дышать было больно.
Когда Амон вернулся, охранник нииды был на своем посту – у двери в покои. Прибывший кивнул ему, приказывая следовать за собой. Демон подчинился. Вошел, закрыл дверь и замер, ожидая чего-то явно безрадостного. Лицо вожака казалось застывшим, и по опыту Фрэйно знал – это не обещает ничего хорошего. А если уж быть совсем точным – обещает нечто совсем нехорошее.
В свою очередь предводитель воинства Ада рассматривал стоящего напротив мужчину, отмечая про себя и настороженность во взгляде, и напряжение, и внутреннюю собранность. Наверное, если бы плохие предчувствия могли еще как-то влиять на внешность, многочисленные косы стража шевелились бы от ярости.
Квардинг помолчал. Да, он не ошибся в выборе. Никто не смог бы защищать нииду лучше. Поэтому хозяину огненноволосой претендентки было (себе на удивление!) несколько тяжело говорить то, что он собирался сказать.
– Фрэйно, с сегодняшнего дня ты больше не опекаешь мою рабыню. Дальнейшая ее судьба тоже не в твоей власти.
– Квардинг, ты обещал… – начал было собеседник, но, ощутив, что в голосе проскальзывают обвинительные нотки, осекся.
– Я не говорю, что не спасу ее, – терпеливо объяснил Амон.
Он до сих пор не совсем понимал привязанность демона к человечке. То есть понимал умом. Но сердцем постичь был не в силах. Смог бы он сам тревожиться о какой-то там девке, к которой не испытывал бы зова плоти? Ха. Но воин, стоящий напротив, и впрямь выглядел встревоженным и злым.
– Я не об этом. До следующего соревнования остается не меньше…
– Не остается. – Хранитель Кассандры провел рукой по волосам, понимая неизбежность происходящего и безбоязненно делясь ею с телохранителем. – Я только что с Совета. Последнего соревнования не будет.
– Почему?
– К алтарю движутся Безымянные. Времени нет. Через две недели откроют Путь напрямую в святилище. Там и состоится последнее испытание. Без помпы, без зрителей. Мои отряды выдвинутся навстречу Безымянным. Так что лечи спину и приручай Натэль. Все.
– Могу я остаться по крайней мере до тех пор, пока она не избавится?..
– Нет, – оборвал его Амон голосом, в котором звенела сталь.
Фрэйно, приученный к дисциплине, покорно склонил голову.
А квардинг добавил:
– Надеюсь, мне не придется, словно обманутой девке, напоминать тебе о некогда принесенной клятве?
Демон оскорбленно вскинул глаза.
– Вот и славно, – довольный его негодованием, сказал собеседник. – Ты хорошо справился со своими обязанностями. Теперь позволь сделать то же самое другим.
– Да. Можно я… – телохранитель на мгновение замялся, – попрощаюсь?
– Не нужно, – отрицательно покачал головой хозяин претендентки. – Увидишь еще.
Страж послушно развернулся и покинул комнаты. В груди разлилась привычная пустота. Та самая пустота, которая жила там долгие сотни лет до знакомства со странной человеческой девушкой. Дверь за спиной мягко закрылась, и демону впервые за много десятилетий захотелось взреветь от ярости. Захотелось что-нибудь сломать, кого-нибудь прибить или… он не знал – что еще. Но при одной мысли о том, что дверь этих покоев закрылась для него навсегда, хотелось, не рассуждая, обратиться в чудовище, залечь где-нибудь в пещере и уснуть. Как в старой сказке. И спать, пока не удастся смириться с пустотой в душе, столь привычной за сотни лет и столь… обременительной.
Воин Ада не понимал себя и сдерживал рвущийся прочь гнев, быстро шагая по широким каменным галереям. Быстрее, еще быстрее… Прыжок. Он перемахнул через перила и рухнул в пустоту. Сильные крылья развернулись за спиной. Хватит. Жил ведь как-то раньше. Значит, и теперь проживет. Вон Персик под боком неприкаянный ходит. Есть на ком сосредоточиться. Главное, не замечать пустоту. И что это с ним такое?
Если бы рядом была Кэсс, она объяснила бы своему другу – то, что он принял за пустоту, было обыкновенной тоской.
Амон проводил телохранителя задумчивым взглядом и закрыл дверь в покои. Постоял, прислушиваясь. Ушел? Или опять начнет наглеть и предъявлять права? Он забавлял его. Упрямый как мул. И такой же спокойный. Но дерзкий… Иной раз квардингу казалось, что Кэсс вовсе не его ниида, а этого рыжего нахала. Фрэйно был отличный воин и с обязанностями своими справился неплохо, но теперь он и впрямь ничем не мог помочь… Точнее мог. Сейчас его задача была ничуть не менее важна – не мешать. Поэтому, лишь когда шаги стража стихли и стало окончательно ясно, что он не вернется, демон направился к девушке.
Она лежала, съежившись на кровати, одетая лишь в его рубаху: колени подтянуты к груди, тонкие руки крепко сжимают подушку, дыхание прерывистое.
– Потерпи. – От звука его спокойного голоса она вздрогнула так, словно прямо над головой прозвучал раскат грома.
Вошедший опустился рядом, не дотрагиваясь до несчастной, зная, что сейчас любое прикосновение, пускай и самое ласковое, отзовется для нее сильнейшей болью. Даже шепот теперь для нее – пытка.
«Потерпи. Скоро…»
Она никак не отреагировала на эти слова, что было благом – значит, хотя бы от звука его мыслей ей не больно. Мужчина сидел неподвижно. Только многовековая выдержка и привычка всегда быть собранным, скупым на эмоции позволяла ему не метаться по комнате, словно дикому зверю. Он склонился над съежившейся, прерывисто дышащей страдалицей и первый раз, вместо того чтобы поглощать ее мучения и становиться сильнее, пытался унять боль.
Но ни ласковый голос, звучащий где-то в мыслях, ни присутствие Амона, ни осознание, что скоро все прекратится, не помогали. А когда мука стала нестерпимой, Кассандра начала кричать. Квардинг стискивал руками простыню, на которой билась рабыня, и боялся смотреть. Его вина. Только его. Из-за него она сейчас умирает. Хотелось взвыть, и лишь осознание того, что любой звук только усугубит ее боль, удерживало демона от всплеска ярости, от желания крушить все вокруг.
