Галина Гончарова - Полудемон. Счастье короля
– Остановитесь, Александр Леонард Раденор.
– К чему же так длинно? Можно проще – ваше величество.
Я спрыгиваю с коня, чтобы оказаться с храмовником на одном уровне. Не из любезности, так бить удобнее.
На лице рыцаря появляется легкая улыбка.
– Может быть, и величество…
– А у вас есть сомнения?
– Вы здесь для того, чтобы их развеять, король. Разве нет?
– Я здесь потому, что Храм похитил моего друга и рыцаря. И я собираюсь вернуть его. Рене жив?
– Если вы обещаете остаться для беседы, я прикажу отпустить виконта Моринара и его людей.
Я пожимаю плечами.
– Мое слово. Я останусь и побеседую с вами.
Только не факт, что тебе это понравится.
– И обещаете честно ответить на наши вопросы?
– А вы ничего не придумали, чтобы проверить мою честность? Рыцарь Атторен, я разочарован.
– Кристалл правды вас устроит?
– Вполне. Но поклянитесь мне и вы.
– В чем же, ваше величество?
– Что Рене и мои люди уедут отсюда невозбранно, и вы не причините им вреда вне зависимости от исхода нашей беседы.
– Мое слово.
– И слово ваших людей? Остальных храмовников?
– Вы сомневаетесь?
Вот теперь в голубых глазах мелькает гнев. Он надеется меня этим напугать? Наивный…
– Кто вы в иерархии Храма? Доверенный? Служитель? Приближенный? Почему бы мне и не сомневаться.
– Мои люди признали меня главным.
– И здесь только ваши люди?
– Я понимаю ваши опасения, ваше величество. Но могу обещать, что Храм не причинит вреда вашим людям.
– Тогда я хочу видеть Рене. Они уедут – я останусь.
Рыцарь кивает. Кажется мне, или он чуть расслабляется? Словно я сделал что-то такое… правильное в его глазах?
– Я сейчас прикажу его привести, ваше величество.
Он взмахивает рукой, подавая знак кому-то из своих.
Я тем временем подхожу к моим людям.
– Сейчас сюда приведут виконта Моринара и его людей. После этого вы все уедете.
– Нет, ваше величество.
– Что?!
У меня не хватает слов. Что за наглость?!
– Вы смеете…
Командир отряда смотрит на меня спокойно и чуть устало. Это старый вояка, уже за сорок, видевший, наверное, еще моего деда. Я не спрашивал, не до того было. Да и уматывались мы за день бешеной скачки, не до разговоров… чуть ли не падали, где стояли.
– Я – смею. Потом хоть казните, но одного я вас с этими не оставлю. И ребята не оставят, верно?
Два десятка человек кивают, словно куклы. Нет, мол, не оставим. У меня буквально горло перехватывает от гнева – и стражник пользуется этим.
– Нельзя, ваше величество, королю с ними одному. Подлый же народ…
– Ты забываешься, раб!
Рыцарь услышал нас и теперь сжимает рукоять меча, бледный от гнева. Но вояка смотрит на него чуть ли не с насмешкой.
– А ты мне не грози, мальчик. Тебе лет-то сколько? Двадцать пять? Двадцать семь? То-то, а мне сорок пять. Я еще при старом короле служить начинал, до Рудольфа, и так я тебе скажу – его величество внук достойный. Мало ли что вам в голову взбредет. Может, вы нас и положите тут всех, ну так я вам с того света в рыла плюну…
– Ах ты…
Перехватываю руку рыцаря, не давая ему вытащить меч.
– Храм теперь карает за честность?
Рыцарь слегка дергается, но потом оставляет эти попытки и смотрит на стражника с ненавистью.
– Никто не смеет…
– Да неуж? Ошибаешься, мальчик. При Рудольфе мою соседку Храм сжег. Травница была хорошая, моих детей от смерти спасла – не отстояли, не успели. Чем помешала? От Темного была? Да она и не думала о Темном-то, все травы собирала да сушила. Кто вам мешает сейчас сказать, что правитель наш тож от Темного? Потому как никого не жжет, не гонит, зла не творит…
– Тебе лучше, чтобы некроманты да прочая нечисть на воле гуляли?
– Если они не нарушают законов королевства – в частности, не похищают людей, – они могут гулять. Вот применение силы с целью навредить человеку, как то: порча, сглаз, подъем мертвых с целью причинения вреда… – принимаюсь занудствовать я, но рыцарь перебивает меня.
– Некроманты – зло!
– Мой знакомый чуть не умер, когда боролся с эпидемией. Я не буду называть городок, но спас он там несколько тысяч человек. Некромант.
– Это…
– Это было. Клянусь своей кровью. На кристалле правды присягну.
Рыцарь чуть теряется.
– Это… единицы!
– Ради этого он чуть не сжег себя. И вынужден был бежать из города, потому что туда вошли ваши отряды. Его хотели убить – выжил.
– Вы его знаете, ваше величество.
– Знаю. Только вам не отдам и не назову. Это его жизнь и его дело. Могу поклясться, что вреда он с помощью некромантии не чинит никому.
– Сейчас приведут Моринара, и мы пройдем…
– Э, нет. Тогда сначала нас убивайте, или идем все вместе, – снова встревает в разговор стражник.
Я ожигаю его взглядом.
– Повесить вас, что ли?
– А и вешайте, ваше величество. Наше дело такое – не убивать, так умирать, за родину голову сложить. А только одного мы вас не отпустим, кто их знает?
– Я приказываю…
– Приказывайте. Наше дело вас беречь, остальное неважно.
Ругательства срываются у нас с храмовником одновременно. И на дорогу наконец выводят Рене. Усталого, осунувшегося, но свободного.
– Алекс!
Подхожу и крепко обнимаю друга. Заодно сую ему за воротник конверт с письмом. Что делать, если меня сейчас убьют, куда ехать, какие у меня были планы.
– Жив?
– Я не думал, что ты придешь.
– Болван.
– Слушаюсь, ваше величество. Точно, болван.
– Твои люди где?
– Недалеко. Я видел.
– Бери их и уходите. Ждите нас в городе. Если не вернемся за три дня, действуй, как приказано.
– Ты…
– Я остаюсь.
– Алекс…
Рене хватает меня за руку.
– Ты не можешь! Они хотят тебя убить!
Пожимаю плечами. Рене умница, но как ему далеко до его отца? Хотели бы – уже убили. Мы же не скрывались, я ехал без кольчуги, могли бы и сделать попытку. Но – нет? Им что-то от меня нужно. И если эти храмовники уцелели, стало быть, они либо порядочнее, либо… не знаю. Но буду разбираться.
– Не они первые. Убирайся. И вы все – тоже.
– Ваше величество…
И тут мое терпение кончается.
– Прочь. Отсюда.
Сказано это таким тоном, что даже командир не решается со мной спорить. Молча протягивает Рене руку, но я качаю головой.
– Рене, возьми моего коня. И уезжайте.
– Да, ваше величество.
Когда вдали стихает стук копыт, я смотрю на храмовника.
– Убивать здесь будете?
– Сначала мы хотели поговорить. Прошу вас, ваше величество…
Послушно иду за рыцарем Храма. У них тут целый лагерь. Почти катакомбы под старым Храмом. Наверное, на посторонних действует угнетающе. Темнота, тишина – все, как мне нравится. Рыцарь молчит, я тоже молчу, пока не оказываюсь в большом зале.
Он сделан в форме амфитеатра. Небольшая арена, скамьи лестниц, уходящие в темноту. На белом мраморе арены – белый же постамент с кристаллом. Фу, гадость. Знаю я такое, это кристалл истины. На нем клянутся говорить правду. Сильный артефакт, весьма редкий, и, что печально, если солжешь после клятвы, с тобой может случиться что угодно. От кровяного гниения – до сгорания заживо.
Нашли для меня? Как мило…
– Это старое место?
– Очень старое, ваше величество.
Хотел бы я погулять здесь. Интересно, что могли накопить святоши за века? И знают ли они сами, чем обладают?
Их действительно немного – храмовников в белых плащах, сидящих на скамьях. Сотня, может, полторы. Не больше. Но это воины. И все…
Бр-р-р…
При виде глаз, горящих огнем праведной веры, меня даже передергивает. Что фанатик, что бешеная собака – явления одного порядка. Гадость.
С другой стороны, Крысиный король не мог тронуть истинно верующих. А это не обязательно фанатики, иначе Рене был бы уже мертв. Это люди, которые…
Как охарактеризовать верующих истинно?
Сложно сказать. Но с тем служителем в трактире можно было и поговорить, и договориться… Может, можно и с этими? Попробовать стоило.
– Вы хотели меня видеть, господа? Я здесь.
Фанатики или нет, но достаточно организованные. По рядам людей проходит чуть слышный шум, как шелест, и вперед выдвигается один из них. Достаточно молодой мужчина, лет тридцати.
– Рыцарь Храма, Лидарн. Ваше величество, вы здесь, потому что никто иной не ответит нам на вопросы. Положите руки на камень истины и при всех поклянитесь, что не солжете ни в малом, ни в великом.
Усмехаюсь.
– Не много ли вы требуете, господа? Я пришел сюда ради друга и выполнил условия договора. Но вы мне не судьи, а я не подсудимый.
– Вы ведь можете и не выйти отсюда, ваше величество.
– Могу. А можете не выйти вы.
– Я не боюсь смерти.
Фанатизм. Чистый и беспримесный.
