Ольга Герр - Эльфантина. Союз стихий
Девчонка отравила первого магистра. Элай не понял, как и чем, но жить тому осталось недолго. От ее яда не было лекарства. Она четко дала это понять.
Элай не верил своему счастью. Он палец о палец не ударил, а магистр умрет. Никогда еще ему так не везло. Он бы расцеловал девчонку, если бы встретил. Она и не догадывалась, какой подарок ему преподнесла.
Боясь спугнуть удачу, Элай поспешно ретировался из шатра магистра, пока там не стало людно. Сейчас набежит стража, начнут искать отравительницу. Ему там делать нечего. Возвращаясь в палатку к Аурике, он мысленно пожелал девчонке удачи во всех ее делах. Пусть она выберется из лагеря живой и невредимой. Она это заслужила.
Он пробрался в палатку так же как уходил. Едва он нырнул под полог, к нему метнулась Аурика. Ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам, глаза горели азартом. Она походила на охотницу, преследующую добычу.
— Дело сделано? — не дав ему отдышаться, набросила она с расспросами.
— Первый магистр умрет, — кивнул Элай.
— Разве он еще не мертв?
— Я не хотел рисковать, поэтому не зарезал его, а отравил, — ложь далась легче, чем он думал. Слова сами слетели с языка.
— Где ты взял яд? — она выглядела озадаченной.
— У хорошего убийцы он всегда под рукой.
Аурика сделала несколько нетвердых шагов и опустилась в кресло:
— Значит, все кончено. Лоредан отомщен. Вот так просто.
— В убийстве нет ничего сложного, а в смерти высокого. Ты как будто разочарована.
— Я думала, что-то изменится, — она всхлипнула. — Станет легче. Боль утихнет.
Элай слушал ее, а сам думал о плате, которую она обещала за убийство, и ненавидел себя за эти мысли. Она нуждалась в поддержке. Ее горе было так велико, а он вместо того, чтобы утешить, строил планы по ее совращению. Правы гелиосы, называя людей низшими. В людях нет и тени их благородства.
Ему бы признаться, сказать, что смерть магистра не его рук дело, но тогда он лишится единственного шанса быть с ней. Две чаши весов были равновесны. Элай не знал, как поступить.
Он встал на колени перед креслом. Взял ее руку в свою. С тех пор как он давал ей энергию, их руки часто встречались. Запрет на прикосновения был снят.
— Лоредана не вернуть, — сказал он. — Но ты жива. И я тоже.
— Требуешь вознаграждение, — догадалась она.
Аурика взглянула ровно, с вызовом. Она заплатит, отчетливо понял Элай. Отдаст себя без раздумий, как бы тяжело ей не было. Но хватит ли ему наглости взять плату? Девушка впервые доверяла ему, говорила с ним на равных, от былого раздражения не осталось и следа. Он так долго строил этот хрупкий мост доверия. Разумно ли разрушать его?
Да, возможно, другого шанса не представится. Она вернется в Гелиополь, где ему места нет. Так какой смысл отказываться от награды, пусть и незаслуженной? Будь этот разговор на месяц раньше, он бы не колебался. Чувства к Аурике размягчили его сердце.
— Ты мне ничего не должна, — он отпустил ее руку, досадуя на себя. — Я сделал это ради Лоредана.
Аурика судорожно вздохнула. Не иначе камень с ее плеч свалился. И что с людьми делает любовь? Превращает их в идиотов, вот что. Элаю хотелось стукнуть себя как следует. Такую возможность упустил. Благородство в нем, видите ли, взыграло. Откуда оно только взялось в сыне шлюхи?
— Не надо жертв, — он хотел встать, но она удержала.
— А если я хочу заплатить? Не люблю быть обязанной.
Элай сглотнул:
— Я не травил магистра. Это сделала какая-то девчонка, — признание вырвалось само.
Ни вспышки гнева, ни ругательств. Лишь спокойное:
— Неважно. Главное он умрет.
— В этом можешь не сомневаться.
Аурика кивнула. Рука Элая практически по собственной воле потянулась к ней. Телу не знакомы доводы разума. Ему бы коснуться, ощутить нежную кожу кончиками пальцев. Впитать ее тепло и раствориться в нем.
Он прошептал ее имя — Аурика — наслаждаясь каждой буквой. Не так часто он позволял себе произносить его вслух. Недавно даже оно было для него под запретом.
Элай заглянул в янтарные глаза. Не разобрать, что в них — возмущение или страсть? Она промолчала, даже когда его рука скользнула под юбку. «Останови», — молил он взглядом, но Аурика лишь прикусила нижнюю губу и слегка раздвинула колени. Почти неуловимое движение, но он счел его приглашением.
Элай подался вперед, касаясь ее губ легким поцелуем. Сердце ликовало. Сколько он страдал, не смея дотронуться до нее, даже лишний раз взглянуть в ее сторону. И вот оно вознаграждение! Эйфория захлестнула его, и он, наплевав на сдержанность, целовал уже со всей страстью. Обладать любимой женщиной не то, что прочими. Это совсем иной уровень близости. Что-то высшее.
Первый же поцелуй, едва ощутимое прикосновение губ перевернули сознание Аурики. Могла ли она еще полгода назад представить, что по собственной воле поцелует низшего? Скажи ей кто это тогда, она бы велела приковать его к скале под палящим солнцем, чтоб впредь не сквернословил. Но пути Небесного отца неисповедимы. Не угадать, что он тебе приготовил.
Аурика думала, будет противно. Она готовилась испытать отвращение от ласк Элая. Но вместо этого по телу разлилась горячая волна, точно она обнаженной принимала солнечную ванну. В груди росло и ширилось напряжение, дрожью отдаваясь в теле.
Щетина Элая кололась, раздражая кожу лица, и это ощущение тоже было новым. Щеки Лоредана всегда были гладко выбриты. Элай совсем не походил на него — ни внешне, ни внутренне. Они настолько разные, что и сравнить нельзя, как нельзя сравнить воду и воздух. Такие отличные стихии, не единого общего критерия. Тем удивительнее, что они оба ей дороги. Лоредан навсегда в ее сердце. Он был так глубоко в ней, что она не мыслила себя без любви к нему. Но, оказывается, сердце у нее огромное, и в нем есть место для Элая. Нет, пока это не любовь. Но признательность, где-то даже нежность, способная перерасти во что-то большее. Во что Аурика сама пока не знала.
Небесный отец, как Элай целовал! Словно в последний раз. Точно через секунду мир погибнет и они вместе с ним. И есть только здесь и сейчас. У него были жесткие требовательные губы. Они разжигали в Аурике огонь и дарили наслаждение.
Когда Элай оторвался от ее губ, она провела пальцами по его шраму. Белая борозда отчетливо выделялась среди щетины, но уже не отпугивала. Права была подавальщица — шрамы красят мужчину.
Элай запустил пальцы в волосы девушки. Как давно он мечтал тронуть медовую копну, ощутить ее тяжесть в руке, позволить прядям скользить меж пальцев. Попробуй кто встать сейчас между ним и Аурикой, он бы придушил его голыми руками.
Он все не мог поверить своему счастью. Она — желанная и томная. Он — само терпение, что так ему несвойственно. Убрать скорее преграды, все лишнее, все прочь: шнуровка на платье, шпильки в волосах. Вздохи и ласки. Главное держать себя в руках. Он не торопился, наслаждаясь каждым мгновением близости.
Подхватив Аурику под бедра, Элай отнес ее на кровать. К этому моменту на ней была лишь нижняя полупрозрачная сорочка, и он любовался ее телом, точно произведением искусства. Не так давно оно было для него недоступной святыней, и вот он владел им. Грубые пальцы наемника ласкали шелковую кожу сквозь ткань. Когда он добрался до груди, девушка застонала и выгнулась ему навстречу. У Элая перехватило дыхание от развратности этого звука. Не сдержавшись, он рванул тонкую ткань. Она с треском порвалась, высвобождая тело Аурики. Последняя преграда пала. Но сам Элай раздеваться не спешил. Избавился лишь от рубахи, оголив торс.
Золото волос и атлас кожи — все принадлежало ему. Это была лучшая ночь в его жизни. Даже если она никогда не повторится, ради нее одной стоило проделать весь этот путь. Лишь где-то на задворках сознания скреблась гадкая мыслишка, отравляя его радость, — она с ним из чувства долга. Это ее способ расплатиться или даже привязать его к себе покрепче. Ему ли — сыну продажной женщины — не знать, как ловко женщины пользуются телом для манипуляции мужчинами.
Что если она не хочет его, а лишь изображает желание? Вдруг все это — стоны и поцелуи — игра? Он с трудом мирился с ее холодностью, но притворную страсть не переживет вовсе. Элаю был известен всего один способ удостовериться, что женщина действительно хочет мужчину. Физиологию не обманешь.
Лежа меж раскинутых бедер Аурики, он скользнул пальцами в ее лоно. Девушка вскрикнула чуть слышно, но то был не протест, а знак удовольствия. Она была влажной, готовой принять его. Больше Элай не сомневался.
Наскоро расстегнув ремень, он избавился от брюк. Захватив запястья Аурики, сплел их у нее над головой, пока она трепетала под ним, словно в лихорадке. Их глаза встретились в момент единения — отчасти запретного, но такого желанного. Золото и смоль, благородное и грубое, мужское и женское смешались в урагане страсти.
