Ольга Куно - Графиня по вызову
Тем не менее вымещать оное на гостях герцог не спешил. После того как нас с Арманом представил церемониймейстер, Кальво легонько склонил голову – как того требовал этикет, учитывая его высокий статус.
– А, граф! – Голос звучал ворчливо, но это была скорее манера говорить, нежели проявление неуважения к гостям. – Рад вас видеть. Надеюсь, вы хорошо устроились?
– О да! Благодарю вас, ваше сиятельство, все просто прекрасно! – заверил Арман.
– А вы, графиня? Надеюсь, вам у нас нравится?
Жесткие серые глаза, обрамленные глубокими морщинами, впились в мое лицо. Я скромно улыбнулась.
– О да, ваше сиятельство, все просто восхитительно! У вас удивительный дворец, и мне так понравилась музыкальная шкатулка! У вашей дочери изумительный вкус.
– Да, она у меня увлекается всякой ерундой, – не без удовольствия подтвердил герцог.
Несмотря на сомнительное содержание такого отзыва, дочерью он явно гордился. Даже его лицо стало на время менее суровым.
– Ой! – вдруг недопустимо громко воскликнула я, схватившись рукой за сердце. Герцог нахмурился, а «супруг» был, кажется, готов меня придушить. – Не может быть! Ваше сиятельство, умоляю, развейте мои сомнения: неужели это – Фраско Кинтана?
Я указала на возвышавшуюся по правую руку от нас скульптуру девушки, держащей кувшин.
– Да, это его работа, – не без удивления подтвердил Кальво. – Хотя она не значится в большинстве каталогов. Вы что же, так хорошо разбираетесь в скульптуре?
Ну, в большинстве каталогов она, может быть, и не значится. Зато в любом досье на герцога Кальво непременно будет упомянуто, что его сиятельство обожает скульптуру, в особенности творения рук Фраско Кинтаны, каковых в его дворце насчитывается двенадцать штук. Отыскать их описание совсем не сложно.
– Да, ваше сиятельство, это моя слабость. – Я улыбнулась, скромно опуская глаза, будто смущаясь от такого признания. – А уж работы Кинтаны! Воистину этого человека наградила талантом сама богиня творчества!
– Несомненно, – подтвердил герцог, теперь приглядывавшийся ко мне куда более доброжелательно.
– Вы только подумайте, какая точная работа, какое уважение к деталям! – продолжала ворковать я. – Несмотря на то что эта лента, казалось бы, присутствует в композиции с исключительно орнаментальной целью, она прекрасно дополняет образ, работая на выражение индивидуальности!
Герцог покивал, продолжая присматриваться ко мне с возрастающим интересом.
– О, а вон то панно? – Я повернулась к огромному полотну, на котором был чрезвычайно натурально изображен сад с увитой виноградом беседкой. – Полагаю, это работа Пабло Эскатто?
– Вы совершенно правы, – кивнул Кальво. – Я к этим рисункам скорее равнодушен. Но их очень любит моя дочь. Полагаю, ей будет приятно с вами познакомиться. У вас хороший вкус, а в наши дни это редкость. – Герцог обвел зал с собирающимися постепенно гостями крайне неодобрительным взглядом. – Приходите завтра на женскую половину. Там регулярно собирается компания достойных и благородных дам.
– Благодарю вас, ваше сиятельство. – Я присела в реверансе. – Непременно приду.
– Что за чушь ты несла про орнаментальные цели? – тихо осведомился Арман, когда, покинув герцога, мы прошествовали в глубь зала.
Собственно бал еще не начался. Как и обычно на подобных торжествах, танцы начинались лишь к концу первого часа. Пока же гости неспешно собирались, здоровались и знакомились. Музыканты наигрывали модные мотивы, создавая легкий приятный фон. Лакеи разносили подносы с вином и угощениями. Дамы медленно прохаживались по залу, демонстрируя свои наряды и разглядывая чужие.
– Понятия не имею, – честно ответила я, тоже понизив голос. – Вычитала в какой-то книжке и заучила. Зато теперь герцог наш. Ты ведь хотел завести полезные связи, муженек? Не находишь, что твоя жена заслужила поцелуй в щеку?
– Заслужила, и бесспорно!
Недолго думая, Арман подкрепил свои слова делом. Число устремленных на нас любопытствующих взглядов на время увеличилось. Мы вообще привлекали внимание. Во-первых, для многих присутствующих мы были совершенно новыми людьми. Если у Армана здесь были знакомые и даже несколько приятелей, то меня все видели впервые. К тому же и парой мы были красивой. Арман отлично выглядел в темно-сером камзоле, интенсивно расшитом серебром, из-под рукавов которого выглядывали манжеты белоснежной рубашки. Вообще-то я не слишком люблю серый цвет, но данный оттенок действительно смотрелся весьма благородно. Штаны были того же цвета, что и камзол. Картину весьма удачно дополняли высокие сапоги и белый шейный платок.
На мне было платье моего любимого цвета – насыщенного зеленого, изумрудного оттенка. Открытый корсаж, широкая юбка благодаря контрасту подчеркивает тонкую талию, золотое шитье, оплетающее платье ненавязчивым узором, хорошо сочетается с основным цветом. Узкие рукава плотно облегают руки от плеча до локтя, а затем резко расширяются, что позволяет, приподняв руку, продемонстрировать нежную кожу на предплечье.
Изумрудное колье и такие же серьги якобы подарены любящим мужем. Белый веер висит на специальном обвивающем запястье шнурке, что оставляет свободными обе руки. Серые глаза томно взирают из-под объемных черных ресниц.
– Ну что ж, рассказывай, кто здесь есть, – предложила я, когда мы остановились возле того самого панно работы Пабло Эскатты. – На кого стоит обратить внимание?
Я принялась плавно обмахиваться веером, заинтересованно оглядывая зал. Взгляд сам собой остановился на седовласом мужчине среднего роста, на вид ровеснике герцога, одетом в длинную темно-бордовую сутану.
– Это, как ты понимаешь, кардинал Эрталии, его высокопреосвященство Леандр Монтерей. – То ли Арман проследил за моим взглядом, то ли самостоятельно счел, что этот человек заслуживает первенства. – Правая рука короля, хотя и себе на уме, человек весьма проницательный, властный и жесткий. С ним, как ни с кем другим, следует держать ухо востро.
Я кивнула. В принципе, комментариев Армана не требовалось: все было понятно и так, по одному только взгляду на кардинала. Не обманывал и тот факт, что его высокопреосвященство держался ненавязчиво, даже скромно, и по большей части стоял в стороне, не распоряжаясь, не вмешиваясь в разговоры и регулярно улыбаясь приветствующим его придворным.
– А это, – Арман коснулся моей руки и тихонько развернул мои пальцы, указывая направление, в котором смотреть, – наследный принц Эрталии, Рикардо Дельтаго. Единственный сын Боливера Третьего.
Я с интересом присмотрелась к высокому и, на мой вкус, излишне худому мужчине с узким лицом, облаченному в темные панталоны и бордовый камзол, немного напоминавший своим оттенком сутану кардинала. Взгляд задержался на длинных пальцах и крупном рубине на одном из перстней. Для дани моде все же слишком броско; должно быть, это семейная реликвия.
– У принца слава любителя развлечений. Они с друзьями – завсегдатаи увеселительных заведений, репутация пары из которых основательно хромает, – продолжал просвещать меня Арман. – Рикардо любит попойки с приятелями, охоту, тесное общение с прекрасным полом.
– Что-то не похоже, – проговорила я, с сомнением глядя на принца.
Бледный цвет лица, напряженность во взгляде, скорбный изгиб губ. Рикардо Дельтаго не производил впечатления любителя поразвлечься. Казалось, что присутствие на балу его тяготит или, по меньшей мере, не приносит радости.
Будто в подтверждение слов Армана, принц и его спутник громко рассмеялись, едва последний закончил рассказывать его высочеству какую-то историю. Судя по выражению их лиц, наверняка это было что-то непристойное. Смеялись эти двое громче, чем допускает дворцовый этикет, но ведь для принцев любые ограничения условны. Однако и тут я лишний раз убедилась в собственной правоте. Принц хоть и смеялся, но без огонька, и смех его оборвался очень быстро. После этого на лице не осталось даже тени улыбки, словно он вовсе не веселился секунду назад. Скорее смеялся по инерции, осознавая, что в подобных ситуациях люди смеются.
– Возможно, он успел остепениться, – пожал плечами Арман. – Я, как-никак, видел его мало, особенно за последний год. Большую часть времени меня не было в Эрталии.
– Любопытно, – тихо, обращаясь скорее сама к себе, проговорила я.
Не верю в то, что люди меняются. Во всяком случае, без очень веской причины.
– Рядом с ним – Ринольд Этьен Монтерей, – возобновил представление присутствующих Арман.
Теперь он говорил о высоком, широкоплечем молодом мужчине, только что рассказавшем принцу шутку и по-прежнему весело ухмылявшемся. Черные волосы, широкие скулы, более смуглая, чем у его высочества, кожа. Белизна небрежно повязанного шейного платка контрастирует с темным тоном камзола. Привлекателен, отлично эту привлекательность осознает и последнего не скрывает.
