Катерина Снежинская - Подчини волну!
Вейр попыталась открыть глаза. Получилось далеко не сразу. Веки были свинцовыми, по- настоящему свинцовыми. Она даже чувствовала, как мышцы напрягаются в усилии их поднять. Правда, усилия эти оказались напрасными — ничего она разглядеть не сумела. Лишь слабый, рассеянный свет. Было еще что-то. Точно было. Вот только все мгновенно смазалось и поплыло куда-то в сторону. От чего затошнило еще сильнее.
Но попытки вернуться к реалиям впустую не прошли. На затылок легло холодное. Такое холодное, что Вейр невольно дернулась. Но этот холод никуда не делся. Наоборот, прижался плотнее, и по шее потекла щекотная струйка. Зато кровавый прибой под черепом приутих. И боль уменьшилась, сжалась, став не слишком значительной.
— Ты меня слышишь? — приплыл откуда-то извне голос.
Странный голос. Резкий, командный, но при этом тянущий гласные с каким-то примурлыкиванием. Наверное, так говорил бы кошачий капитан, приди ему в голову фантазия освоить человеческую речь.
Кошачий капитан?
— Слышу, — ответила Вейр, решив, что кивать не самая лучшая идея.
— Открывай глаза.
— Не могу, меня тошнит, — промычала она.
Чувствуя, что мутит ее и от собственного голоса тоже. Он странно отдавался в голове, подталкивая боль в бок. Та в ответ огрызалась и собиралась снова разрастись до прежних размеров.
— Сблюешь, сама и уберешь, — равнодушно отозвалось из темноты. — Или валяйся так, мне по фиг. Открывай глаза или я тебе веки на хрен вырежу.
Вейр пришлось повторить последнюю фразу про себя. Просто для того чтобы убедиться — она правильно поняла ее смысл. Сказано это было с прежним примурлыкиванием и абсолютно спокойно. Даже не обещание и уж тем более не угроза. Констатация факта. Ее фамилия — Вейр, солнце встает на востоке, а если она не откроет глаза, то ей вырежут веки.
Наверное, это был, все-таки, бред. Или галлюцинация. А, может, кошмар.
Но глаза Ли открыла.
— Супер, — похвалили ее. — Сколько пальцев видишь?
Перед лицом появились два растопыренных вилкой пальца. Только почему-то черных. Наверное, просто на них была надета перчатка.
— Два, — ответила доктор, не дожидаясь, пока ей не пообещают еще нечто заманчивое.
— Прекрасно. А то мне уж показалось, что я перестарался. Ты же человек?
Сама постановка вопроса казалась странной.
— Человек…
Мурлыкающий хмыкнул. И перед лицом Вейр повис ее собственный телефон.
— Номер твоего дружка. Быстро.
— К… какого дружка?
Сказать, что она ничего не понимала — не сказать и сотой доли правды. Ей казалось, что она очутилась в какой-то совсем другой реальности. Ли даже не слишком хорошо осознавала, где верх, а где низ. И даже не могла с уверенностью определить положение собственного тела. Сидела она, лежала или стояла?
— С которым ты была в подъезде.
Это кое-что прояснило. Вейр действительно находилась в подъезде. В черном подъезде, в котором совсем не было света. А потом… Потом Дем ее вытащил, точно. И они о чем-то разговаривали… И что-то упало сверху, сшибив акшара, как кеглю. И стало еще темнее.
— Номер! Дамочка, не советую меня злить… — мурлыканье сменилось шипение, фоном которому служило утробное, нутряное урчание.
Вейр передернуло.
— Номер Дема? — уточнила она.
— Мне похер, как его зовут.
— Я не знаю.
— В героиню, значит, решила поиграть? Давай поиграем, я не против. Только по-быстрому, хорошо? У меня времени маловато.
Голос опять сменился. Вернулось мурчание, но теперь вибрирующее, приглушенное, как у довольного кота. Очень довольного.
— Итак, спрашиваю еще раз. Какой у него номер?
Телефон доктора куда-то делся, как будто уплыв в сторону. Вейр проводила его глазами, отчаянно желая, чтобы он не пропадал. Словно этот банальный кусок пластика связывал ее с реальностью. Но телефон, все-таки, исчез. А на его месте оказалось… Лезвие. Белое, хищно ловящее на себя отблеск желтоватого электрического света, лезвие. Нож был широкий, с плавным изгибом к острию, толстый сверху и сужающийся к кромке. Посередине его акульего тела темнела выемка.
Кончик клинка и ее глаза разделяло расстояние, вряд ли большее, чем пара сантиметров.
Вейр дернулась, попытавшись отстраниться. Она не поняла, что хотела сделать — отползти, отступить, отшатнуться. Не удалось ничего. Только затылок приложился обо что-то очень твердое. И боль мгновенно ожила, грызя кости тупыми зубами. А лезвие осталось там, где оно и было, ни отодвинувшись ни на миллиметр.
— Мне пояснить, что будет дальше? — поинтересовался голос.
Доктор замотала головой. Собственные распущенные волосы хлестнули ее по щекам, прядки прилипли к губам, хотя Вейр казалось, будто они пересохли, как бумага.
— Мне тоже кажется, что ты этого не хочешь. Вернемся к нашему вопросу. Номер твоего дружка.
— У меня его нет. Клянусь, я не знаю!
Вейр было стыдно и за этот вопль, и за вой, вырвавшийся из горла вслед за ним. Но стыд был сейчас чужеродным, как будто не Ли его и чувствовала. Словно ей кто-то рассказал, что такое стыд.
— Ладно, попробуем по-другому. Номер любого из бойцов акшара.
Казалось, обладатель этого голоса терпелив, как сам Бог. И он будет спрашивать одно и тоже, пока не получит нужный ему ответ. Пара часов или пара тысячелетий — для него разницы не существовало. Только вот лезвие не было таким же терпеливым. Оно повернулось, ловя блик, и оказалось еще ближе.
— Я не знаю… — простонала Вейр. — У меня нет, никого.
Нож чуть дрогнул, как будто раздумывая, как бы ловчее извернуться, чтобы впиться ей в глаз. Она заорала, словно это могло что-то изменить. Конечно, лезвию было плевать на ее вопли. Оно сместилось, опустившись чуть ниже. И к щеке как будто прижали раскаленный прут. Боль пробила до корней зубов и хлестнула выше, затопив глаза.
— Что же ты так дергаешься-то? — промурлыкали у нее над ухом. — Я всего лишь тебя поцарапал. Это же даже не страшно. А вот дальше будет страшно, обещаю. Итак, у тебя есть пять секунд передышки. Соображай, кому из акшаров я могу позвонить с твоего телефона.
Она и рада была ничего не соображать. А еще с большим удовольствием потеряла бы сознание. Но, к сожалению, голос пробивался и через страх, и через боль, сдирая их, как шелуху с лука, добираясь до мозга.
— Ну? Четыре уже было.
— Да! Есть, я помню! — заорала Вейр, будто боясь, что он ее не услышит. — Есть!
— Я знал, что ты умница, — похвалил ее голос.
И лезвие медленно-медленно отдалилось от ее лица.
* * *Никогда еще в этой комнате не было так тихо. Не работал телевизор, не катались с костяным клацаньем бильярдные шары, не шлепали карты. Никто не ржал и не орал. Собственно, вообще никто не говорил. Хотя народу было немало — восемь акшара. Тишину нарушало только сухое постукивание. Вар катал по сукну черный шар от пула, заставляя его отскакивать от бортика стола и ловил в раскрытую ладонь. Толчок, удар, отскок. Толчок, удар, отскок. На него косились, но попросить парня прекратить маяться херней никто, почему-то, не решился.
Как никто не мог заставить себя сказать хоть что-нибудь Дему. А сказать, наверное, нужно было. Потому что парень как рухнул на диван, так с тех пор даже не пошевелился. Сидел, уперев локти в колени и запустив обе руки в шевелюру. Будто хотел ее рвануть, да забыл. Никто даже не напомнил ему, что стоило одеться. Наверное, торчать с голым торсом, прикрытым только бинтами, туго стягивающими ребра, было прохладно.
Молчали, стараясь не смотреть на него. Даже майор, стоявший, прислонившись бедром к бильярдному столу и сосредоточенно жующий собственную губу, молчал. С другой стороны, что в такой ситуации скажешь? «Все будет нормально?». Так никто понятия не имел, нормально будет или танет еще более хреново. «Мы ее найдем?». Знать бы, где искать. Да и…
Никто не сомневался, что это дело гребанных ракшаских лап. Хотя, конечно, все выглядело более чем странно. Почему они не грохнули Дема? Почему не тронули Свира? И, в конце концов, на кой им понадобилась док? На это ответов не нашлось ни у кого. Но ни один из присутствующих не сомневался, что дело воняет черными харями. А значит, шансы найти ее хотя бы живой стремятся к нулю.
Если говорить уж совсем откровенно, то все присутствующие были уверены — майор не только пальцем о палец не ударит, чтобы искать дока. Но еще и запретит всем даже пытаться ее разыскивать. Конечно, это было разумно и логично. Только что в такой ситуации скажешь, кроме: «…ля, брат, мне жаль!». Может и по-настоящему жаль. Кому от этого легче?
— Так, — откашлялся капитан. Голос у него хрипел гораздо сильнее, чем обычно. — Хватит сидеть, девочки. Все равно ни хрена не высидим. Сейчас мы поступим следующим образом…
Договорить он не успел. В комнату влетел Свир. Действительно, влетел, запнувшись на пороге и грудью, как в стену, ударившись в Пала. Но, кажется, он этого даже и не заметил. Вид у парня был абсолютно безумный. Глаза выпучены так, словно его воздухом, как лягушку, накачивали. Вырвавшись из ручищь Пала, он ткнул куда-то в пространство кулаком с зажатым в нем телефоном.
