Дана Арнаутова - Страж морского принца
Охранник торопливо метнулся прочь. Двуногая глубоко вздохнула, скривившись от боли, наклонилась вперед, перехватывая лоур, как велел Алестар. Подняла его вверх, показывая хватку на древке.
– Так?
– Да, годится, – оценил Алестар. – Запомнила? Тело, поводья, лоур – все работает вместе. Сейчас посмотришь, как надо… И меньше слушай Дару: он в два раза тяжелее тебя, так что может править одними наклонами, а тебя салту чувствует совсем по-другому, ты больше лоуром работай. Не тыкай зверя, просто показывай кончиком, можешь по носу похлопать – легонько…
Как ни странно, двуногая слушала. Изредка спрашивала что-то, и Алестар пытался объяснить, мучаясь от невозможности передать то, что для него просто и понятно, как дыхание или взмах собственным хвостом. И если сказать одно, то сразу надо говорить другое, затем третье, а оно непонятно без четвертого и пятого…
Вернулся со вторым салту Дару, и Алестар смог не только говорить, но и показывать. Движения, наклоны, взмахи, снова движения, и все вместе! Он всегда удивлялся, как старым наездникам хватает терпения вновь и вновь объяснять очевидные вещи невнимательным и непонятливым малышам, которым интереснее, что будет, если у салту перед носом помахать рыбой или кольнуть его в хвост лоуром. Хвала Троим, двуногая слушала, как мало кто умеет, и повторяла за Алестаром старательно и терпеливо, а если не выходило сразу, то без понуканий пробовала снова и снова…
– Заканчиваем, – измученно сказал Алестар, когда цветы актиний-светоловок начали закрываться и на заросли легла вечерняя тень. – Завтра поплывем в большие сады, хватит по двору круги наматывать.
Устал он так, словно сделал три-четыре больших заплыва по арене, да не один, а с дюжиной цепких соперников на хвосте. Кто мог подумать, что учить тяжелее, чем делать самому? Алестар снял седло, почесал подставленный чувствительный нос. Двуногая с седлом замешкалась, но звериный нос почесала в точности так же, и ее салту довольно сморщил длинное рыло, игриво ткнув им взявшегося за ум ездока в плечо.
– Седло Дару отдай, не в спальню же с ним идти.
Кивнув, двуногая протянула тяжелое седло Дару, церемонно склонила перед охранником голову:
– Благодарю за помощь, господин Дару.
Развернулась и так же неглубоко, но почтительно поклонилась опешившему Алестару:
– Благодарю за науку, ваше высочество.
– Меня могла бы и не благодарить, – растерянно и хмуро от удивления отозвался Алестар, – переживу.
– Отчего же? – едва заметно усмехнулась двуногая. – У вас есть чему поучиться, ваше высочество. Правда, у нас говорят, что из врагов учителя лучше, чем из друзей…
– Да? – дернул плечом Алестар. – Тогда ты у меня еще многому научишься, верю.
Показалось, что в окне королевского кабинета блеснуло что-то. Что ж, отец, смотри, любуйся. Видишь – я стараюсь! Настроение окончательно испортилось, хотя с чего бы?
Алестар повернулся и молча поплыл из дворика, не заботясь, следуют ли за ним двуногая с Дару.
* * *На следующий день до больших садов они так и не добрались. Утром, попытавшись привстать, Джиад повалилась на ложе. Рядом сквозь зубы охнул рыжий: магическая связь исправно передала ему боль от затекших мышц и огнем горящего подреберья. Мигом возникший у ложа целитель был неумолим: день отдыха в постели для обоих. Отвернувшись от рыжего, Джиад покорно замерла на своей половине, заставив тело расслабиться, и продремала полдня, затем поела и снова провалилась в дремоту. Рыжий крутился, как живая рыба, брошенная на сковородку: сквозь сон Джиад слышала его угрюмое сопение и злорадно порадовалась: этому паршивцу, похоже, покой был самым страшным наказанием. Потом, успокоившись, принц снова взялся за связку тонких металлических листов, тихо щелкая этими странными страницами подводных книг, и под мерное щелканье Джиад уснула до утра.
А вот на пятый день она увидела те самые сады – и обомлела. Впереди, насколько видно, расстилалось поле, усыпанное высокими тонкими башнями, уходящими ввысь и покрытыми радугой странных пятен. Стояли башни достаточно далеко друг от друга и так, чтобы бросать как можно меньше тени на разноцветный ковер водорослей, покрывавших дно садов. Приглядевшись к желтым, темно-зеленым, красным и розоватым, бурым и белесым пятнам, испещряющим поверхность башен, Джиад поняла, что это тоже водоросли, длинными шлейфами свисающие из щелей каменной кладки. Солнечные лучи, теряя по пути большую часть силы, все же достигали самого дна, мягко озаряя этот сон безумного волшебника, и богатые, хоть и неяркие, приглушенно-глубокие краски заливали все вокруг. Вот серебристая рябь крошечных рыбешек промелькнула совсем рядом, лентой свилась и уплыла за ближайшую башню…
– Красота какая, – искренне выдохнула Джиад, невольно натягивая повод салту.
– Большие сады, – так самодовольно отозвался рыжий, словно каждый пучок водорослей был высажен тут лично им. – Кормят большую часть королевства, еще и на продажу остается. Есть и малые сады, конечно, у каждого рода свои. Но такие – только у нашей семьи. Вот здесь и будем плавать.
– А салту ничего не натворит? – с сомнением спросила Джиад. – Не съест?
– Они только рыбу едят, – отозвался рыжий, одним изящным прикосновением лоура разворачивая на месте своего зверя. – Разве что нос куда-нибудь сунут – проверить. Любопытные… Попробуй плыть за мной. Не сможешь – просто поплавай.
Он небрежно погладил загривок зверя рукой в кожаной перчатке, явно красуясь. Вот же… павлин. Хотя учить старается на совесть – уж это Джиад поняла и оценила. Стоило рыжему забыть, что надо быть высокомерным и презрительным, как сквозь его самолюбование отчетливо проглянул азартный мальчишка, без ума влюбленный в езду на салту и знающий в ней толк. Вон как быстро разобрался и с седлом, и с неправильной посадкой, и всем, что Дару не мог объяснить просто потому, что не видел разницы между человеком и иреназе. Гаденыш, но в любимом деле – мастер. Бывает…
Джиад кивнула, вскинула лоур, как было показано позавчера: одним запястьем, не двигая локтем. Легонько шлепнула салту по чувствительному местечку перед самым кончиком носа, и послушный зверь рванул вперед, будто радуясь возможности размяться. А может, так и было? Если салту любят плавать, а их держат в тесных загонах и клетках, то для них оказаться на просторе – настоящая радость.
Вода била в лицо, но не так сильно, как ожидала Джиад, хотя все равно пришлось пригнуться к салту, оперевшись на специальный выступ сложного седла. Впрочем, и плыла она не слишком быстро: рыжий то и дело вырывался вперед, описывая большие красивые изгибы вокруг башен, и Дару, как приклеенный, держался немного позади и слева от него. Кари плыл рядом с Джиад – тоже слева. После очередного круга, который Джиад старательно повторила за рыжим, тот соизволил остановиться, и она тоже плавно натянула поводья, заставив салту замереть.
– Господин Кари, вы с братом лучше владеете левой рукой, чем правой? – спросила Джиад, поворачиваясь к охраннику.
– Конечно, – слегка удивился тот. – А у людей разве не так?
– Нет, – пришел черед Джиад удивляться. – Совсем наоборот. На земле почти все – правши. Я просто заметила, что вы всегда плывете слева, хотя лоур держите в правой руке.
Кари кивнул:
– Да, левая рука должна быть свободна – для оружия. У людей – наоборот? Забавно. Но, госпожа Джиад, вы тоже держите лоур в правой.
– Как показали, так и держу, – пожала плечами Джиад, глядя, как приближается светло-серебристый салту принца. – Мне все равно, я обеими владею одинаково… Господин Кари, я понимаю, что это не мое дело, но можно вопрос? Разве давать принцу дурманное зелье не означает причинять вред королевской крови? Кто же тогда мог это сделать?
Перед ответом Кари немного помедлил, но все же отозвался нехотя:
– Если бы мы знали. Каи-на Ираталь весь дворец перебрал по ракушке, опросил и слуг, и наложниц… Одно ясно, в городе он эту дрянь добыть не мог. Хоть мы и опозорились, не распознав гарнату вовремя, но службу несли честно, поверьте…
На этот раз по молчаливому соглашению во дворец они вернулись задолго до заката. И снова разделились: Джиад под присмотром Кари отправилась к себе, рыжий в сопровождении Дару поплыл к отцу.
В комнате Джиад опустилась на ложе, чувствуя приятную усталость во всем теле, и подумала, что еще немного – и силы полностью восстановятся. Чудесная штука эта тинкала: выпила несколько глотков, а будто здоровенный кус мяса съела. Лечат здесь на славу: и рана почти зажила, и внизу давно не кровит.
– Думаю, через пару дней можно снимать все повязки, моя госпожа, – ответил на ее мысли Невис, подплывая к ложу с очередной порцией лекарства и каким-то свертком. – У вас все замечательно заживает, как на маару.
