Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
– Да что у вас там происходит? – кричал снизу Кнут, который слышал какие-то подозрительные звуки, но ничего не видел.
– Дерутся! – кричали поодаль стоящие хирдманы, способные видеть поверхность камня.
– Она его убила!
– Зарезала!
– Тролли, да подсадите вы меня!
Несмотря на мнимое убийство, хирдманы не спешили на помощь сыну конунга: Харальд стоял на ногах и держал ведьму за обе руки. Наконец он подтолкнул Гунхильду к краю Серой Свиньи, схватил за запястья и с криком: «Лови!» – спихнул вниз.
Гунхильда вскрикнула, вдруг повиснув в пустоте и ударившись о боковую поверхность камня; но тут уж Кнут не растерялся и живо подхватил ее, поставил на землю, обнял, чтобы не упала.
– Что с тобой? – Он увидел на ее руке смазанное пятно свежей крови. – Ты ранена?
– Нет, это я ранен! – злобно крикнул Харальд, спрыгивая наземь. – Твоя ведьма пыталась меня убить моим собственным ножом!
– Так тебе и надо! – К Гунхильде наконец вернулся дар речи. – Жаль, нож у тебя короткий и тупой, как ты сам! Ты убил моего брата – так что мне было, поцеловать тебя?
– Да он не убил его! – закричал Кнут. – Твой брат жив, только ранен! Ингер не дала его добить!
– Тоже лезет куда не надо… – сердито ворчал Харальд, зажимая рану на боку. – Эй, что смотрите, дайте что-нибудь перевязаться!
Кто-то оторвал полосу от подола, Харальд снял пояс, расстегнул кюртиль, его спешно перевязали прямо поверх нижней рубахи.
– Пошли уже! – Он взмахнул рукой. – Как меня все это задолбало! Слушай, ты, ведьма! – Он решительно вырвал Гунхильду из объятий Кнута, схватил за плечи и притиснул к священному камню.
Она смотрела ему в глаза, ожидая, что сейчас он ее убьет, но скорее надеясь на это, чем страшась. И он, увидев в голубых глазах девушки некое оцепенение решимости вместо страха, вдруг утих; внезапно он осознал, что в его руках существо пусть и слабое телом, но не менее сильное духом, готовое действовать, как велит долг, и не боящееся смерти. Это было совсем не то, чего он ждал от хорошенькой смешливой девушки, и Харальд даже слегка растерялся, хотя был по-прежнему зол на нее.
– Слушай меня! – повторил он, склонившись к самому ее лицу и прижав оба ее запястья к камню. – Твой брат жив, хотя стоило бы его убить. И твоя бабка жива, хотя она пыталась себя убить у всех на глазах, и это ее кровь у меня на одежде. Решимости вам не занимать, да вот руки слабы. И теперь только от тебя зависит, будут ли они оба жить и дальше. Если ты попытаешься что-то сделать с собой, то я своими руками вырежу ребра твоему брату. А за твоей бабкой никто не станет ухаживать, и она умрет, как больная собака. Ты п-поняла?
Он жестко смотрел ей в глаза, ожидая ответа. Гунхильда кивнула, почти невольно, подавленная этим натиском и чувством своей беспомощности. Он приковал ее к камню и она ощущала себя полностью во власти этого сильного и злого человека. Но главное, он сказал, что ее родичи живы и нуждаются в ней.
– Поклянись, что больше ничего не выкинешь, пока мы хотя бы не вернемся в усадьбу, – потребовал Харальд.
Сейчас она готова была пообещать что угодно, лишь бы ей позволили еще хоть раз взглянуть на Асфрид и Эймунда. Но не могла вымолвить ни слова: глаза Харальда были так близко, почти вплотную, и Гунхильда растерялась, почти забыв, о чем они говорят.
И его взгляд вдруг изменился, будто он тоже подумал о чем-то другом. Вдруг мелькнуло чувство, что сейчас он поцелует ее, и почему-то эта мысль так взволновала ее, что стало жарко.
– Клянусь… Фрейей, – прошептала Гунхильда.
И при этих словах им обоим вспомнилось почему-то видение сада с багряной листвой и крыша с золотыми щитами; у Гунхильды мелькнуло в памяти ощущение ласкового тепла, согревавшего ее этой холодной ночью на жестком камне, а у Харальда – женская фигура возле лежащей беглянки, исчезнувшая от одного его взгляда, мгновенно и беззвучно, тает легкая как рябь на воде.
***
Когда они вошли в усадьбу, Гунхильде сразу бросилось в глаза заплаканное лицо Богуты. Заслышав крики: «Идут!», та вышла встретить свою молодую госпожу. Гунхильда выглядела и впрямь будто лесная ведьма: растрепанная, исцарапанная, бледная, с прилипшей к плащу хвоей и следами мокрой земли. Кнут вел ее за руку, Харальд шагал позади, не спуская с нее глаз. Несмотря на ее клятву, ему все казалось, что эта девушка может когда угодно превратиться в кошку и убежать, растаять, провалиться сквозь землю…
И вся толпа обитателей усадьбы глазела на нее, будто на чудо морское. В десятках жадно устремленных на нее взглядов Гунхильда видела любопытство, смятение, даже страх. Этой ночью пролилась кровь, и все это было так или иначе связано с ней. На нее смотрели, как на Гудрун, сидящую на брачном ложе с окровавленным мечом в руках, как на Сигню, готовую шагнуть в пылающий дом, как на королеву Асу, уже держащую в руке факел и намеренную подпалить жилище собственного отца, полное людей.
Сначала сыновья Горма, не сговариваясь, направились в грид, чтобы предъявить свою добычу отцу. Горм конунг выглядел озабоченным и не таким добродушным, как обычно. Увидев окровавленную повязку под расстегнутым кюртилем Харальда, он поднял брови, но Харальд молчал, и Горм ничего не спросил.
– Рад видеть тебя живой и довольно невредимой, девушка, – приветствовал он Гунхильду, не показывая, каким большим облегчением для него на самом деле было убедиться, что она все же не уехала за море. – Хотя весьма огорчен твоим поведением. Зачем ты все это устроила?
– Я ничего не устроила, – спокойно, безучастно отозвалась Гунхильда.
– Но ты хотела тайком покинуть мой дом!
– За мной приехал мой брат. Как я могла идти против его воли? Ведь я не пленница у тебя в доме, Горм конунг! – Гунхильда твердо взглянула ему в глаза. – Я сама пришла к тебе и имею право сама уйти, когда захочу.
– Ты все же сомневалась в этом, раз пыталась убраться тайком, да еще через ограду возле отхожего места!
– Я свободная женщина и могу выбирать, каким образом мне покинуть чужой дом! – Гунхильда попыталась улыбнуться, а всем вдруг бросилось в глаза ее сходство с Эймундом: брат Гунхильды в эту ночь тоже выказал немалую охоту шутить среди огня.
– Больше она ничего такого выбирать не будет! – заявил Харальд у нее за спиной. – Отныне, конунг, за ней будут хорошенько присматривать. И лучше всего было бы посадить ее под замок!
– Конунг! – В грид вошла одна из женщин. – Королева послала передать, что фру Асфрид очнулась и очень хочет видеть йомфру Гунхильду. И тебя она тоже просит прийти.
– Вот как? – Горм поднялся. – Тебе, девушка, наверное, хочется повидать твою родственницу? Ты ведь еще не знаешь, что произошло?
– Что? – Гунхильда вздрогнула.
– Она пыталась перерезать себе горло, когда увидела, что твоему брату грозит смерть.
– Но ты сказал, что она жива… – Гунхильда оглянулась на Харальда.
– Она жива, но… иди, если она еще способна говорить с тобой! А то ведь можно не успеть!
Горм пытался сохранять властный и суровый вид и невольно хмурился, чтобы подавить досаду и жалость. В его руках были две женщины, одна юная, другая старая, обе они были беспомощны, но пытались противиться его воле изо всех слабых сил. Горм чувствовал себя почти так же гадко, как если бы сам попытался перерезать старухе горло поясным ножом и теперь был вынужден рассказывать об этом ее внучке. К тому же обе эти женщины были родственницами его жены, и он чувствовал себя так, будто в его доме разворачивается внутриродовая распря.
В это время кто-то потянул Гунхильду за рукав: обернувшись, она увидела Богуту. Вендка дрожала, по лицу ее катились слезы.
– Идем скорее! – пробормотала она и всхлипнула. – Короле… ва Асфрид…
– Что? – холодея, прошептала Гунхильда.
– Она зовет тебя… скорее…
Гунхильда вырвала свою холодную руку из ладони Кнута и побежала к дверям.
В женском покое было почти темно, лишь два светильника с китовым жиром освещали его слабыми огоньками – один на приступке лежанки, другой на большом ларе. В полутьме Гунхильда едва разглядела Асфрид – бабушка вдруг показалась такой маленькой, хрупкой, слабой. Она лежала, повыше поднятая на подушках, и едва дышала. На ее шее была многослойная льняная повязка, желтая от сока целебных трав, с проступившими пятнами свежей крови. Лицо изменилось, осунулось, глаза запали и были окружены коричневатой тенью, словно смотрели уже из иного мира, страшно далекого от этого помещения. Гунхильда едва сдержала крик и сама себе зажала ладонью рот. Это была уже не та женщина, к которой она привыкла с рождения, у которой на коленях выросла. Это было иное существо, знающее больше смертных и живущее иными заботами. Хотелось разрыдаться от страха и потрясения, и Гунхильда призвала все свое мужество, чтобы хотя бы промолчать.
![Ольга Егер - Не буди ведьму [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
