Ольга Романовская - Лед и пламень
Условий? Какой испорченный мир! Неужели навсейки даже помолвку не заключают просто так? Оказалось, да, только тут немного иное: уже знакомый долг. Настороженно поглядывая на друга – не полезет ли вновь с кулаками? – Филипп повторил местные неписанные правила. Навсеи оказывали услугу взамен на другую услугу, которую им в будущем окажет должник, поэтому темные остерегались просить помощи. Разумеется, благодетель мог простить долг, но случалось это редко, в основном между родственниками и друзьями. Из-за этой древней традиции Филипп не считал вчерашнее изнасилование изнасилованием, именно поэтому Геральт не убил его, хотя и не пришел в восторг от выбранной платы. Теперь и мне предстояло взять с брюнета за услуги. Цену надлежало назначить соразмерную, не букет роз принести. Геральт посоветовал взять желаниями, камнями и деньгами. Я согласилась: ему видней, а то вдруг обижу Филиппа мелочностью просьбы. Навсеи странные, от них всего можно ожидать.
– Осталась формальность. – Брюнет попросил разрешения сесть рядом. Я кивнула, и он переместился на кровать. – Я сделаю официальное предложение при свидетеле и отдам вам фамильное кольцо. Для надежности хорошо бы обменяться кровью, но вы ведь в мужья меня не возьмете. Или, Дария?.. – Его глаза загорелись надеждой. – Поверьте, я не хуже Геральта.
– Филипп! – гневно зашипел любимый. – Она отказала тебе, довольствуйся малым.
Неужели приревновал? Мое сердце растеклось лужицей, на губах заиграла глупая улыбка. Впервые приревновал!
Брюнет сжал губы и отвернулся. Справившись с эмоциями, он в который раз поцеловал мне руку и откланялся.
Ночь мы провели втроем. Нет, не думайте, никакой близости! Геральт хотел, ласкал грудь под рубашкой, покусывал соски, сделав их болезненно чувствительными к любому прикосновению, но до главного не дошел. То ли из-за Филиппа, то ли по какой-то другой причине. Хотя брюнет, видя желание друга, обещал закрыть глаза и сделать вид, будто умер.
– Вы мне совсем не помешаете, – заверял Филипп. В ответ Геральт лишь сопел: рот был занят. – Я привычный, не обижусь, третьим не попрошусь.
– Отстань, а? – на миг оторвавшись от моей груди, буркнул любимый и вновь погрузил меня в водоворот сладких ощущений.
Какая разница, рядом Филипп или нет. Отчего-то меня перестало волновать, что я почти голая, лежу под Геральтом, а он… Язык любимого выделывал поистине фантастические вещи, а руки разгоняли толпы мурашек по позвоночнику. Мир подернулся пеленой, губы сами тянулись к груди Геральта, чтобы жадно припасть к коже, вернуть хотя бы капельку ласки. Увы, небо я в ту ночь не увидела, только то, что стучалось в комнату лунным светом через окно.
Палец оттягивало кольцо Филиппа. Оно уменьшилось, плотно обхватив фалангу. Не простое – с печаткой маркиза Соурена. В случае оправдательного приговора Филипп обещал заказать у ювелира самый дорогой перстень, который только найдет. Я не верила: не в характере брюнета делать столь щедрые подарки женщине, которую он не уважал. Да, поразмыслив, я пришла к неутешительному выводу: Филипп воспринимал меня, как и прежде, кем угодно, но не леди. В итоге решила вернуть слово обратно. У наиви тоже существует гордость. Стоило только заикнуться об отмене необнародованной помолвки, как Филипп побледнел.
– За что? – тихо спросил он и нервно сглотнул. – Вы наиви, а поступаете, как навсейка.
Геральт участия в беседе не принимал, только ухмылялся и хмыкал.
– Филипп, вы меня используете, – ответила я честно, как есть. – Даже равной себе не считаете.
– Приказывайте! – склонил голову брюнет. – Без всяких шуток. Ради собственной жизни я позволю наиви командовать.
Фраза прозвучала так, будто я – существо низшего порядка. Любая порядочная девушка после такого швырнула бы кольцо в лицо жениху. Я до эпатажных жестов не опустилась, просто решила вернуть перстень. Увы, он сидел крепко, но я не сдавалась, дергала снова и снова. Сниму, чего бы это ни стоило! Не стану носить вещь мужчины, который меня не уважает.
– Не надо! – Зрачки Филиппа расширились от ужаса.
Словно дикий зверь, он метнулся к кровати и вцепился в мою руку. Филипп осыпал кожу быстрыми поцелуями, бормоча невнятные извинения, а после уперся лбом в ладони. Он часто, прерывисто дышал. Стоило мне пошевелиться, он сполз на колени и поймал губами кончики пальцев. От неожиданности, нереальности происходящего я забыла о кольце. Уж не случился ли с Филиппом припадок?
Нервничая, я обернулась к Геральту. Тот – само спокойствие – подпирал стену и не собирался вмешиваться.
– Пожалуйста! – Филипп по-щенячьи смотрел мне в глаза.
Геральт фыркнул и неодобрительно покачал головой.
– Чего хочет госпожа? – не унимался брюнет. Куда только спесь делась? Или опять игра? – Любое желание, хоть сотню, только не снимайте кольца!
Хм, может, согласиться, раз сам предлагает? Хотя бы одежду нормальную достану. И завтрак. И извинения. С последних начнем. Я вдоволь натерпелась, наслушалась песенок о долге. Филиппу-то хорошо, не его насиловали.
Навсеи гордые и неохотно признают ошибки, не любят и не умеют подчиняться. Я не удивилась, когда Филипп переменился в лице, услышав первый приказ. Думала, откажется – нет, только попросил Геральта выйти. Тот не пошевелился. Филипп перевел взгляд на меня. Я развела руками. Придется при друге, облегчать задачу не собираюсь. Скрипя зубами, брюнет цедил по слову. Каждое давалось ему с неимоверным трудом. Я смотрела на него и вздыхала. Филипп чувствовал все что угодно, кроме раскаяния.
– Я повел себя как скотина, посмел посягнуть на чужое, оскорбил госпожу. Смиренно прошу прощения и обещаю искупить. Мне надлежало объяснить и получить согласие, я же думал только о себе. Пощечина станет малым утешением, поэтому можете ударить сильнее.
– До крови, – подсказал со своего места Геральт. – Разбей ему губу.
Не выдержав, я в сердцах выкрикнула:
– Да что вы за существа такие!
Брюнет удивленно заморгал, любимый тоже смотрел в замешательстве. Ничего не поняли. Могла бы объяснить, но, честно, не хочу. Бесполезно. Я махнула рукой и сползла с кровати. Видимо, не стоило поворачиваться к брюнету спиной, раз тот взревел:
– Чего вам еще?
Ах, чего?! Не видеть вашу рожу, господин маркиз.
– Чтобы меня оставили в покое! Надоело! – Раскрасневшись, я топнула ногой.
Хотела картинно бросить под ноги Филиппу перстень, но тот будто прирос к коже. Дергала так и эдак – бесполезно. Заговоренный, не иначе. Филипп наблюдал за мной с мрачным недоумением, потом, видимо, сообразил и ухватил за руку. Отцепится он когда-нибудь? Вечно ему мое запястье не дает покоя. Только вот теперь, похоже, меня собирались ударить: довела. Лицо у брюнета такое… Перекошенное гневом. Однако тот удивил: стащил многострадальный перстень и вложил в ладонь. После, ничего не объясняя, низко склонив голову, попятился к двери.
Перстень тяжким грузом лежал на ладони. Он вновь увеличился, принял былую форму и отчего-то обжигал кожу.
– Извините за беспокойство, миледи. – Филипп поднял голову и посмотрел на меня. Встретившись с ним взглядами, я вскрикнула, прижав ладонь ко рту. Воистину одержимый! Такой же блеск, как у Талии. Глаза будто подсвечивало изнутри пламя. – Вы абсолютно правы, я вас недостоин.
Я поежилась и отступила на шаг. Ноги ткнулись в раму кровати, и я плюхнулась на видавшую виды перину. Брюнет продолжал пристально смотреть. Лицо застыло. Блеск в глазах потух. Филипп низко, едва не переломившись пополам, поклонился и взялся за дверное кольцо.
– Перстень! – спохватилась я.
Одержимый, не одержимый, нужно вернуть.
– Выбросьте, миледи. – Рот Филиппа скривился. – Вы же не кинули его мне в лицо.
– Разве надо?
Решительно ничего не понимаю! Дикие обычаи! У нас по-другому делают предложение и уж точно не разбивают в кровь лицо, приняв извинения.
– Наиви! – Слово вновь прозвучало как оскорбление. – Навсейка бы бросила и в красках расписала, какая я мразь, раз посмел лапать и надеяться. Можно просто отказать, а можно отказать с позором. Вы выбрали последнее.
Ничего я не выбирала! Просто желала раскаяния, хотя бы сожаления. Неужели он не понимал очевидного? Хотелось биться головой о стену, может, тогда пойму навсеев.
– Милорд, вы хотите спасения, а не способны даже уважать. Именно поэтому получили отказ. Нельзя поступать так с невестой. Не надо мне ничьих унижений, просто измените отношение.
Филипп за три шага пересек разделявшее нас расстояние, опустился на одно колено и поцеловал мои ноги.
– Моя вина! – Теперь слова звучали искренне. – А тот вечер… Ну, признайте, Дария, я вас спас и заслужил благодарность. Крохотную скромную благодарность, которую назвал долгом. Самый сладкий подарок для мужчины – вы. Мог ли я устоять? – с притворным сожалением вздохнул наглец.
