Екатерина Полянская - Купленная невеста, или Ледяной принц
Потому лишь тихо спросила:
– Почему?
Ясные боги, почему именно я? У герцога есть еще одна дочь!
– В договор входят амулеты, – пояснил Рунну. – В придачу к ним нам нужен кто-то, кто привык управляться с артефактами. И желательно, чтобы этот человек был заинтересован в процветании Севера. А великая княгиня обязательно будет заинтересована.
Хотелось кричать, биться в истерике, топать ногами и до боли сжимать виски. Но я поборола себя. Слабо улыбнулась и, извинившись, попросила позволения уйти. Сейчас надо собраться с мыслями. Пережить случившееся. Прийти в себя.
И решить, как быть дальше.
Боги… Ясные боги, меня отдали замуж взамен на благосклонность Севера! Продали. Обида жгла глаза.
Глава 2
Перед глазами все плыло, пока я стремительно неслась к дверям своих комнат. Только там можно расслабиться, отпустить себя, дать волю чувствам. Там безопасно, никто не увидит слабости, никто не узнает, что она во мне есть. А потом обязательно придет какое-нибудь решение…
Я слышала, как позади меленько семенит Лила. И насмешливое хмыканье Энна разобрала, когда мы проходили мимо Охотника. При свидетелях он пытался быть вежливым, кажется, даже поклонился. А большего от него никто и не требовал. Не аристократ же. И понятно, что при дворе это недоразумение держится до тех пор, пока жив герцог.
В покоях терпеливо дождалась, пока меня вынут из корсета и повытаскивают шпильки из волос, и, не говоря ни слова, жестом отпустила камеристку. Лила состояла при мне почти с детства и научилась понимать желания с полувзгляда. Это ценно. Пожалуй, если захочет, возьму ее с собой.
Трясущимися руками надела бледно-зеленое платье и опасливо выглянула в окно. До темноты еще имелось время. Слез не было, глаза вдруг стали болезненно сухими, ожидаемая истерика так и не пришла, только голова разболелась, и в груди разгоралось темное пламя, выжигая все, что стало дорого.
Привычный дом, семья, титул и уважение подданных, которое я уже успела заслужить. Всего этого больше нет и никогда уже не будет. Почему? За что?
Боль толкнула на безумство, и я, завернувшись в плащ, отороченный лисьим мехом, неслышно выскользнула за дверь. В части замка, где жили мы с братом и сестрой, всегда было пустынно. Но я кралась, будто боялась, что меня застукают. Не надо мне сейчас ничьего общества!
Дом знал меня с рождения и словно бы поддерживал несостоявшуюся хозяйку. Ни один шаг не отозвался эхом в каменном коридоре, ни одна ступенька боковой лестницы не скрипнула, и дверь, ведущая в сад, поддалась совершенно бесшумно. Несколько мгновений я стояла, закрыв глаза, и глубоко вдыхала влажный, пахнущий землей, листвой, плодами и цветами воздух. Легче не стало. Горечь утраты еще яростней разгорелась в груди.
Предатели!
Закусив губу до крови, чтобы боль немного отрезвила, я устремилась в конюшню. Забрала Вьюгу, и уже через миг мы обе почувствовали себя свободными. Кто-то мог увидеть белоснежную лошадь из окна замка? Плевать! Этой семье я больше не принадлежу, а Страж не произвел впечатления жестокого человека.
Ветер хлестал по лицу, смахивая со щек покатившиеся наконец из глаз слезинки. Мимо проносились деревья, часто цепляющиеся низко висящими ветками за волосы. Пару раз я всерьез рисковала свалиться с кобылы по их вине. Скорость была бешеная. Дыхание безнадежно сбилось, а стук копыт не мог перекрыть грохота крови в ушах.
Так продолжалось долго. Я не сдерживала Вьюгу, позволяя ей самой выбрать подходящий темп. И лошадка чувствовала настроение хозяйки. Не важно, что нас занесло далеко от замка. Герцогские лошади выдрессированы отлично, окрестности знают, дорогу домой находят всегда. И местным жителям я хорошо знакома, не обидят.
Понемногу кобыла начала сбавлять шаг, потом и вовсе остановилась, заинтересовавшись сочной растительностью. Ладно, пусть так и будет. Я спрыгнула с лошади, сошла с дороги на небольшую полянку, скрытую в тени пышных кустарников, и сразу же опустилась на траву. Откуда ни возьмись появилась противная дрожь.
Только выплакавшись и успокоившись (за отсутствием иной альтернативы), заметила, что давно стемнело. Надо бы домой… Но голос рассудка задавили эмоции. Совсем рядом раскинулись заросли малинника, красные крупные ягоды можно было различить и в темноте. Круглая белая луна оказалась хорошим светильником.
Губы неожиданно дрогнули в улыбке. А ведь мне теперь нет нужды бороться с собой! Соблазну поддалась легко…
Из-за пьянящего чувства свободы от ограничений, пусть даже на один-единственный вечер, малина казалась вдвойне слаще.
Может, так и будет в той, новой жизни? Где не останется дорогих сердцу людей и совесть не уколет за уклонение от выполнения обязательств?
Какой он, их ледяной принц? Молодой? Умный? А вдруг страшный, кривой, больной или жестокий? От последней мысли поежилась и заставила себя переключиться на малину.
На месте выясню. А вздумает обидеть – сильно пожалеет!
На этом и успокоилась.
Было так странно находиться вдали от дома одной, ночью. Бродить по посеребренной лунным светом поляне, отпихивать Вьюгу от малинника, отвоевывая себе лакомство, сидеть на траве и рассматривать звездное небо. Теплый плащ не позволял мне замерзнуть. И скакать к замку не хотелось.
Не сейчас… Еще немного… Последний глоток свободы перед годами заточения в толщах вечных льдов.
Он меня и погубил.
Негромкий звук заставил отшатнуться от колючих веток. Сначала я решила, что рык мне почудился. Но через миг все повторилось, послышались еще и хруст, и шорох… Страх почти не ощущался. Были эмоции сильнее, удушливее. Тем не менее я отпрыгнула к центру поляны и стала настороженно всматриваться туда, откуда долетали звуки.
И вся обмерла. На поляну выломился крупный бурый медведь. Всклокоченный ревущий зверь был явно рассержен, и вскоре я поняла, чем именно. Блеклый свет ночного светила выхватил сочащийся красным бок.
Вот теперь точно все плохо. Раненый хищник вдвойне опасней, ведь так?
Я похолодела и попыталась отступить в тень зарослей, но поздно. На меня уже оскалилась звериная морда. Видимо, зверь посчитал меня виновницей всех бед.
Крика не получилось. Я открыла рот, жалобно всхлипнула и снова его закрыла. Потом широко распахнутыми глазами наблюдала, как надвигается разъяренный хищник. Ясные боги, что же за день-то такой?!
Одно радовало: теперь в холодный край я точно не поеду, – промелькнула в голове злорадная мысль. Но морального удовлетворения от того, что планы предателей рухнули, я почему-то не испытала.
А потом было больно… Очень больно. И мокро…
Противное сознание никак не хотело ускользать, а боль от предстоящей потери вымыла из груди совсем другая боль. В несколько раз сильнее! Зато голос вернулся, и я наконец заорала.
Надежды на спасение не было, но вдруг появился ОН. Высоченный и широкоплечий, движения полны непередаваемой звериной грации. Даже на краю смерти поняла – Охотник. Еще один почти Зверь. Я больше не боялась, такой с кем угодно справится. Если захочет…
Воин оценил ситуацию, коротко выругался и ринулся вперед. Я же попыталась удержать так некстати ускользающее сознание, но не преуспела в этом. В итоге разобрала только отчаянный звериный рык, смешавшийся с другим, яростным криком, и услышала глухое «шмяк». И все, меня накрыли темнота и жуткая боль.
– Жива? – Щеки коснулось чужое дыхание.
Отвечать не стала, даже веки разлепить не смогла. Больно-то как… Пожалуй, я бы сейчас и на уютную ямку в каком-нибудь живописном уголке поляны согласилась, лишь бы ничего не чувствовать.
Когда меня подхватили сильные руки, это желание сбылось. Разум застлала бархатная темнота.
Первый проблеск и проблеском-то назвать было нельзя. Кругом стояла темнота, пахло травами, я лежала на мягком тюфяке. Пропитанная кровью, липкая до омерзения одежда куда-то испарилась, я тонула в широкой полотняной рубахе, расстегнутой до низа живота. Зато боль утихла, а в приоткрытые губы лилось что-то прохладное, травяное.
Дальше стало происходить нечто странное. Я ощутила тепло чужого тела, его тяжесть, а когда придавили рану, взвыла и забилась. С новой силой хлынула кровь. Ох, боги… За что вы так со мной?
Но активность спасаемой (я очень на это надеялась, хоть методов и не одобряла) живо пресекли. Большие ладони поймали мои запястья и зафиксировали над головой, тело так вдавило тяжестью в тюфяк, что дышать едва получалось, только раны мягко коснулся живительный холодок.
О? Так это он так лечит?
Странный способ. Но с реальностью не поспоришь, мускулистое тело мужчины, на котором я сейчас чувствовала каждую неровность, излучало исцеляющую силу. Боль прошла быстро, оставив после себя головокружение и сухость во рту. Но на этом «радости жизни» не закончились, стягивающиеся края раны мучительно зачесались. И я принялась извиваться с новой силой, заставляя странного врачевателя шипеть и ругаться.
