Владимир Корн - Счастливчик Леонард
Через два пролета вниз ступени утонули в черной зловонной жиже.
– Все, приехали, – констатируя факт, заявил Головешка.
– Приехали, – соглашаясь, кивнул я.
Чтобы откачать воду, понадобится длиннющий рукав и мощная корабельная помпа. И еще с полдюжины человек, которые, сменяясь, непрерывно будут ею орудовать. Всего‑то несколько дней, и в храмовый подвал можно будет проникнуть. А может, и нельзя, если вода залила его не сверху, а проникла из какого‑нибудь подземного водоносного слоя. И неизвестно, будет ли в самом подвале хоть что‑нибудь ценное. Ловушка ни о чем еще не говорит: у Прежних и, в частности, у схиллартов было принято устанавливать их по поводу или без. Мне иногда даже казалось, что Прежние все свое свободное время тому и посвящали, что охотились друг за другом с их помощью.
– Там наверху какая‑то дверь, – сказал все время молчавший Блез.
– Видел, – кивнул я, – когда шандал брал. Только надежды на нее мало.
Так оно и оказалось. Да и что могло оказаться за дверью, хлипкой даже на беглый взгляд? После нескольких ударов Блеза дверь вывалилась вместе с косяком, открыв вид на небольшое помещение вроде чулана. Возможно, когда‑то в нем хранились ценные вещи. Но по прошествии веков все превратилось в тлен.
Наверное, Блез успел помечтать. Вот мы обнаружили груды сокровищ. Вот он собирает сильный отряд, целое войско. Вот он возвращается на родину и воздает в ней всем по заслугам. Головешка, вероятно, в мечтах уже дюжину наложниц возлюбил.
– Возвращаемся, – вздохнул я. – И будем надеяться, что в следующий раз нам повезет больше.
Настроение было самым что ни на есть поганым. Тысячу раз давал себе зарок, чтобы не строить лишних иллюзий. Так нет же, размечтался, что вернусь и вывалю под ноги Клер груду сокровищ. И она, глядя на меня с восхищением, с придыханием скажет:
– Лео, да ты действительно счастливчик! И еще: давно хочу сказать – я люблю тебя, Лео!
Ну а потом мы конечно же поцелуемся. Да что там, по такому поводу я ей даже с Блезом разрешу поцеловаться. А может, и с Головешкой.
Самой Клер не было видно, но хорошо был слышен ее голос, весь такой, я бы сказал, сладкий как патока:
– Ах ты мой миленький! Какой же ты все‑таки лапочка! Соскучился по ласкам? Сейчас я тебя накормлю: вы, мужчины, вечно с голоду умираете.
Мне, как мужчине, хорошо было известно, после чего именно я начинаю умирать с голоду!
По‑моему, у меня и ключицы обе сложились, и даже кости черепа, настолько быстро я на этот раз преодолел щель. До боли в пальцах сжимая кирку, я едва не рычал от ярости, готовый снести голову тому, кто по понятной причине удостоился от Клер таких слов и такого отношения. Когда я выскочил из‑за камней, то обнаружил ее с котенком на руках. Увидев меня, Клер взвизгнула. Еще бы, не сразу признаешь человека, если у него открыт в зверском оскале рот на перекошенном от ярости перепачканном лице, а в руке он держит занесенную для удара кирку.
– Лео, что с тобой?! Где остальные? Что с вами случилось? – испуганно затараторила она.
Время от времени мне – впрочем, как и всем остальным – приходится чувствовать себя дураком. Но на этот раз я осознал себя им в полной мере.
– Ничего не случилось, все хорошо. Откуда он тут взялся?
– Не знаю, сам пришел. Наверное, с хутора прибежал. – Есть тут такой в получасе ходьбы. – Посмотри, какой он миленький! – Клер погладила котенка, продолжая смотреть на меня с некоторой опаской. – Лео, с тобой точно все в порядке?
Я посмотрел на кирку, которую по‑прежнему держал в отведенной для замаха руке, отбросил ее в сторону и потянулся к котенку, чтобы погладить. Тот действительно выглядел таким милым, что так и подмывало его потискать. Клер загородила его от меня всем телом:
– Не трогай его! Ты сделаешь ему больно! Или того хуже!
– С чего ты взяла? – Я даже ошалел от услышанного.
– Вон как ты с оленем поступил!
А ты, значит, его не ела? Еще и нахваливала. Что за двойные стандарты? Но я промолчал.
То, что в деревне что‑то произошло, было понятно издалека. Люди собрались толпой и что‑то горячо обсуждали. Среди них я увидел и обоих кузнецов, причем у Алекса было потерянное лицо. Да что там, он выглядел так, будто весь мир рухнул.
– Что случилось? – Михай казался спокойнее других, что неудивительно. За свою долгую жизнь ему довелось пережить так много, что надо было случиться чему‑то из ряда вон выходящему, чтобы он действительно впечатлился.
– Побывали у нас тут, – зло ощерился он. – Стервятники.
– Какие стервятники?
Стервятниками можно назвать кого угодно, хотелось бы уточнения.
– Да самые настоящие, – снова непонятно объяснил Михай. – Из тех, что питаются падалью.
На всякий случай мы все четверо посмотрели в небо. Может быть, имеются тут какие‑нибудь особые птицы, от которых людям житья нет? Как, например, на родине у Головешки.
– Не туда смо́трите.
– А куда надо смотреть?
– Вон туда. – И Михай указал рукой на запад.
На западе заходило за горы солнце, но и только лишь.
– Там Любрен, город такой, – видя наше недоумение, пояснил он. – Оттуда они и прибыли.
– Стервятники?
– Да.
Слово за слово мне удалось Михая разговорить. Как выяснилось, имелась у них небольшая задолженность в податях. Давно уже, несколько лет. В последнее время они платили подать исправно, а поскольку задолженность никто с них не требовал – посчитали, что про нее забыли. Оказалось, никто про нее забывать и не подумал. Более того, пересчитали с такими процентами, что, когда объявили сумму, народ вздрогнул. Хуже того – стервятники, как выразился Михай, не шли ни на какие уговоры, требовали всю сумму сразу и немедленно.
Оно и понятно: ведь за должком явились не обычные мытари.
– Разбойники, настоящие разбойники, – рассказывал Михай. – Да и как они могут быть другими, если это они и есть? Раньше на больших дорогах душегубством занимались, а потом объявился в наших краях Колтур, главный у них, и предложил другое занятие. Теперь скупают они долги, а затем выбивают их, не гнушаясь ничем. И деревню подпалить у них в порядке вещей, и посевы потравить, а случается, что и люди исчезают. Словом, так душегубами и остались, только сейчас у них власть за спиной. Я тут задним умом подумал – никто про наш должок и не забывал вовсе, просто ждали, когда процент побольше набежит.
– И что в итоге?
– В итоге все очень плохо, Лео. Наскребли всем миром, сколько смогли, не знаю теперь, чем подати платить будем, но даже этого не хватило.
– Сколько их было? – влез в разговор Головешка.
– Восемь человек – если их людьми можно назвать.
– Так что же вы их не… того?
– Эх, – вздохнул Михай, всем своим видом показывая, что большей глупости сморозить у Головешки бы и не получилось, – ну «того» бы мы их, и что потом? Я же объяснял: не вели бы они себя так, если бы власть за ними не стояла. Сниматься всей деревней и в бега подаваться? Только куда? Где оно, по‑другому?
– Так чем закончилось‑то?
– Фелицию они забрали, Алексову невесту. Продадут ее теперь в невольницы. Этим и закончилось. – И Михай снова тяжело вздохнул.
Мы вернулись с Клер в отведенный нам дом, оставив Блеза с Тедом в бурлящей толпе народа, которая так и не думала расходиться. Девушка посмотрела на меня раз, другой… Я старательно делал вид, что взглядов ее не замечаю. Наконец она не выдержала:
– Лео, мы должны помочь Алексу!
– Как? Выплатить недостающие деньги? И откуда они у нас? У самих кот наплакал. Или поменять Фелицию на тебя? Они согласятся не колеблясь.
Невеста Алекса – девушка, конечно, интересная и даже красивая, и все‑таки никакого сравнения с Клер. Хотя нисколько не сомневаюсь: для Алекса она – самая‑самая!
– А ради меня ты бы сделал?
– Ради тебя – да! – И снова я нисколько не сомневался.
– Тогда давай договоримся – ты ее спасешь, а я буду приходить к тебе по ночам.
С этим у меня действительно были проблемы: де‑юре, как выразились бы стряпчие, я был ее господином, но по факту плевать она на это хотела. Нет, за неделю нашей жизни в селении один раз все‑таки случилось, но и только лишь.
– Всю жизнь?
– Целый месяц, Лео!
– Всего‑то?
– Лео, целый месяц я буду приходить к тебе такой, какой ты только пожелаешь: послушной, страстной, романтичной, нежной, стервозной, ласковой… Какими еще женщины бывают?
– Три месяца.
Для себя я все решил еще до разговора с Клер, но ведь ей знать об этом было необязательно?
– Лео, месяц – это целых тридцать дней! Вернее, ночей. Тридцать, Лео!
Из них несколько ночей придется так или иначе вычеркнуть…
– Два месяца.
– Лео, сейчас я пущусь в погоню сама! Конечно же я погибну, и тогда у тебя не будет даже этого!
