Мария Боталова - Огонь Изначальный
Хозяин дома заходил иногда в мою комнату, приносил еду, полотенца и воду в тазике для умывания, потому что, не будь истерики, я все равно не смогла бы подняться с кровати из-за сковывающей тело болезненной слабости. Арэйн оставлял все эти вещи на тумбе, бросал на меня равнодушный, пустой взгляд и так же молчаливо, не говоря ни слова, уходил. Он не уговаривал меня поесть, не уговаривал жить. Ему было все равно, а я, чувствуя его пренебрежение, еще ярче ощущала свою ничтожность.
Постепенно слезы закончились, истерика прекратилась, и я впала в апатию. Иногда заставляла себя что-нибудь съесть – не ради поддержания жизни в исхудавшем, измученном теле, а просто потому, что от голода начинало тошнить и головная боль становилась совсем нестерпимой. Желая избавиться от этих ощущений, я брала ложку в дрожащую руку и заполняла бульоном желудок.
Однако лучше мне не становилось. Шли дни, а я по-прежнему добиралась до туалета по стеночке, из стороны в сторону качаясь на подгибающихся ногах. Качалось и что-то в тяжелой, звенящей голове. Наконец я поняла, что лучше мне не станет, пока я сама того не захочу. Ни истерика, ни апатия выздоровлению не способствуют. Что толку смотреть в потолок или в стену немигающим взглядом и постоянно думать о том, как мир несправедлив? Для чего мысленно себе повторять, что никому не нужна, что я – жалкое, никчемное существо, которым можно легко в случае необходимости пожертвовать? Пусть я больше не вижу смысла жить в таком мире, где всем наплевать на других, где нет ни преданности, ни благородства – лишь эгоистичный расчет. Но, как бы там ни было, я не умерла. А значит, придется жить. Не валяться же постоянно без сил на кровати? Хватит хандрить и тешить себя бестолковой жалостью. Пора выздоравливать, пора выкарабкиваться!
Вскоре после принятия решения, что нужно взять себя в руки и вернуть телу прежнюю форму, на смену апатии пришла злость. Ну и что, если никому нет дела до меня? Да, мир оказался вовсе не таким, как я наивно полагала. Ни людям, ни арэйнам верить нельзя, потому что каждый заботится лишь о себе. Никто не стремится помогать другим и нести окружающим счастье. Любой готов растоптать, уничтожить меня, если вдруг заприметит в этом какую-то выгоду. А я выжила и буду жить дальше! Назло всем, я не сдамся, буду бороться за себя и свои интересы! Больше я не позволю кому-либо использовать меня и никому не поверю, потому что знаю, какие они, арэйны и люди.
Глава 3
О чужих проблемах, на голову свалившихся, и осадном положении
Унылая каменистая равнина по-прежнему тянулась во все стороны до самого горизонта. Солнце медленно плыло по небу, то скрываясь за набегающими на него светлыми облаками, то снова выглядывая из-за них. По земной, а вернее, по каменной, твердой, похожей на старые, раскрошившиеся плиты поверхности скользили расплывчатые тени, отбрасываемые облаками и большими валунами. Камни служили здесь единственным ориентиром, позволявшим убедиться в том, что мы действительно двигаемся вперед, а не стоим на месте, безрезультатно перебирая ногами. Не без труда шагая наравне с Ксаем, я скользила взглядом по однообразному пейзажу, периодически отмечая разных размеров валуны. Вот один – похожий на снеговика из-за лежащих поверх него двух камней поменьше. Вот другой – с заостренным узким краем и дугообразной выемкой в боку, будто вздыбившаяся морская волна или скалистый утес.
– Почему в кхарриате Огня так мрачно? – спросила я, когда немного приноровилась к шагу и правильному дыханию. Мне с моим ростом приходилось гораздо чаще перебирать ногами, чтобы не отставать.
– Кхарриат Огня, конечно, довольно своеобразное место, но именно так здесь было не всегда, – со странной насмешкой отозвался Ксай. – Раньше здесь текли реки лавы, озера горели огнем, а на газонах вместо травы колыхались языки пламени. Ты уже, наверное, догадалась, из-за чего все изменилось.
– Из-за гибели Изначального, верно? Стихия Огня начала покидать наши миры, нечему стало подпитывать магию.
На душе сделалось тоскливо и пусто. Огонь покинул и меня, а потому теперь я намного лучше понимала арэйнов, нежели раньше. У меня хотя бы остались красные волосы, и когти, если выпустить, тоже появляются красные. Единственное напоминание, оставшееся о горевшем когда-то в моей душе Огне. Но оно хотя бы сохранилось, это напоминание! А что видят арэйны? Лишенные магии земли – затвердевшую лаву, превратившуюся в камень, угрюмую, серую и бесконечную равнину вместо полыхающих живительным огнем просторов. Возможно, поэтому наша встреча с Джаяром состоялась в кхарриате Воды – ничего удивительного в том, что ему не хотелось видеть родные земли измученными и опустошенными. Каково знать о прошлом величии кхарриата Огня, о царившей вокруг магии и каждый день наблюдать лишь равнодушные окаменелости?
– Когда-то кхарриат Огня был одним из самых процветающих и богатых в Империи, – словно прочитав мои мысли, сказал Ксай. – Но после гибели Изначального он постепенно приходит в упадок.
– А ты решил полюбоваться пейзажем? – спросила я. – Специально путешествуешь пешком, чтобы вдоволь насладиться прекрасным видом?
На самом деле мне хотелось узнать, почему Ксай не взял лошадь или любое другое ездовое животное, а спросить напрямую не решалась, вот и пришлось маскировать любопытство под несвойственной мне язвительностью.
– Полюбоваться… почему бы нет? Покрытая затвердевшей лавой земля – не самое худшее, что может быть.
Говорил Ксай явно со знанием дела, но уточнять, какие бывают «хуже», я не рискнула. Почему-то казалось, что в кхарриате Смерти, родном для арэйна, скорее наткнешься на что-нибудь жуткое, нежели на красивый пейзаж.
– Но, – продолжил с ухмылкой мужчина, – подозреваю, тебе интересно, как и почему я оказался здесь без средств передвижения? Все просто – большую часть пути я преодолевал по воздуху на собственных крыльях. Спускался на землю, только когда хотел размяться или отдохнуть. Теперь, к сожалению, если лететь с тобой на руках, наши сумки девать будет некуда. Именно поэтому в ближайшем поселении мы купим гикари.
Путешествие пешком оказалось занятием не из приятных – передвигались мы медленно, часто останавливались на отдых. Плечи натирали сумки, ноги гудели от перенапряжения, спина ныла от тяжести, и, что самое ужасное, все неудобства, судя по всему, испытывала я одна, а потому и в медленном продвижении можно было винить только меня. Стиснув зубы, не обращая внимания на льющийся по вискам пот, я заставляла себя шагать без нытья и жалоб. Однако Ксай точно улавливал момент, когда нужно было объявлять очередной привал, чтобы не случилось мое бесчувственное падение на землю. Я понимала, что задерживаю его, что, возможно, у арэйна важные дела, да и вряд ли он рассчитывал на пешую прогулку по живописным местам кхарриата Огня, однако на мысленные укоры самой себя сил не оставалось. И в конце концов, мы заключили сделку! Вот пусть теперь хоть в лепешку расшибется, но дотащит меня до арэйнов Эфира! Естественно, о занятиях магией и речи не шло – уже на второй день нашего путешествия я готова была выть от боли в перетруженных мышцах, какая уж тут учеба.
Я верила, что поговорку «человек привыкает ко всему» придумали не зря, и, наверное, сумела бы приспособиться к тяготам пути, если б не моя недавняя болезнь. А так, едва успев восстановиться, с каждым днем я чувствовала себя только хуже, и не думая входить в ритм дорожной жизни. Ксай косился в мою сторону с тревогой, но, пока я самостоятельно переставляла ноги, молчал – сомневаюсь, что мы могли позволить себе долгий перерыв в пустынной каменистой местности, где за два дня нам не встретилось ни одного захудалого ручейка, не говоря уже о прочих признаках жизни.
Еще через пару дней я начала подозревать, что именно так мне суждено умереть. Неведомо где, от бессилья, обезвоживания и голода, потому как двигаться быстрее мы не можем, а запасы арэйна небесконечны. И поглядывает Ксай на меня в ожидании, когда спутница испустит дух, чтобы оставить здесь бездыханное тело, а самому взлететь и таки добраться до места, где получится пополнить заметно истощившиеся припасы. Я стискивала зубы, махала рукой, чтобы разогнать скачущих перед глазами цветных мошек, и делала очередной шаг, старательно показывая, что рано меня закапывать среди серых булыжников. И не дождется он самоотверженного: «Брось меня, лети, спасайся!»
Не знаю, что именно сказал Ксай, – его слова потонули в настойчивом жужжании, давившем на уши и стискивавшем голову стальным обручем. Я только вяло кивнула и подозрительно начала заваливаться вперед, носом прямо в каменистую землю. Рой мушек, почуяв близкую победу, торжественно взвыл, набрасываясь на меня подобно стервятникам.
– Инира, ты… – голос арэйна донесся издалека. Перед лицом, вынырнув из тьмы, что вместе с мошками густыми волнами наплывала отовсюду, возникли его глаза. Черные, с танцующим ворохом серебристых искр. Закружившись в этом водовороте и заслонившей собой пространство темноте, я потеряла сознание.
