Андрей Васильев - Время рокировок
Мнение Джона Адамса, который был старожилом Атом-сити и возглавлял самую крупную банду как в этом городе, так и в его окрестностях, почти всегда являлось конечным, при этом любой из вожаков остальных банд имел право его не послушать. Право такое было, но, если честно, им давно никто не пользовался. Нет, поначалу находились резкие ребята, они спорили с Джоном, посылали его куда подальше, и говорили, что это свободная страна и здесь каждый может жить так, как ему заблагорассудится.
Джон Адамс их выслушивал, говорил, что они, мать их, правы, и тут же бросал этим смелым парням вызов на бой, который, по невесть откуда пошедшей традиции, велся на ножах и в огненном кольце.
Вскоре смельчаки кончились, а слово Джона Адамса стало решающим. В смысле — последним. В серьезных вопросах, вроде коллективных рейдов к Мусорным горам (такие иногда случались), товарообмена или нынешней войны он выслушивал всех вожаков, а потом подытоживал их слова, вынося свое решение по этому поводу.
И все с ним соглашались. Не только потому, что каждый знал, что он владеет ножом хуже Адамса, а потому, что — уважали. Ну, и потом — он на самом деле всегда знал, что говорил, а это — аргумент. Да и хватка его была всем известна.
Атом-сити, в котором и решались все эти вопросы, был единственным городом за горой. Нет, по пустыни там и сям были разбросаны руины городов, причем зачастую достаточно больших и неплохо сохранившихся, но там никто не жил, там только раскопки велись, поскольку в них много разного добра можно было найти. Но жить — нет, никто не хотел. А в некоторых даже ночевать не рекомендовалось, поскольку они считались «плохими» местами.
Атом-сити тоже изначально представлял собой такой город-«призрак», но Джон Адамс вдохнул в него жизнь. Впрочем, дело тут было не только в нем самом, а еще и в том, что под городом находился огромный водоносный пласт, другие же города таким похвастаться не могли.
Но и заслуги Адамса отрицать нельзя. Он стал отцом-основателем сразу трех основополагающих вещей в Атом-сити — поставил водонапорную вышку, организовал рынок и первым на нем пустил в ход оружие, расстреляв в упор троих шустрых горбоносых ребят, которые попробовали было качать права, объясняя всем, что жить теперь они будут по их законам.
— В наших краях каждый жить будет так, как ему заблагорассудится, — веско произнес Джон Адамс, перезаряжая свой револьвер 45 калибра, другого оружия он не признавал. — Главное — живи сам, и давай жить другим.
После этих слов он не мог не стать тем, кем стал.
Насколько я понял, к убийствам за горой вообще было отношение спокойное. Все смертны, что уж тут? Но при этом убивать ради самого убийства было нельзя, требовался повод. Ну, или не должно было остаться свидетелей этого дела.
Не могу сказать, что меня это покоробило. А что — здраво. Ради правды, в том же Новом Вавилоне все то же самое, только еще и с лицемерием в комплекте.
Впрочем, это касалось только членов банд, а также тех, кто имел оружие и умел им пользоваться. На рабов и рабынь защита закона, если правила жизни Атом-сити можно было назвать так, не распространялась.
В основном, в невольники к атомщикам попадали те, кто убивать и выживать не умел и не хотел. Проще говоря — люди мирных профессий, от все тех же флористов до художников. Нет, кто-то из этой среды смог приспособиться к жизни, но это были единицы.
У остальных оставалось два пути — раз за разом умирать от голода или идти в рабы. Насильно их никто не закабалял, но можно было продать себя в одну из банд за похлебку и относительную стабильность существования. И многие это делали. Поплачутся-поплачутся, поймут, что обещанного загробного рая не будет — да и сменят свободную голодную жизнь на неволю.
А рабы — они нужны. Пока банды занимались делом насущным — драконили Мусорные горы, рылись в руинах, гоняли дичь в районе Великого каньона и выясняли отношения друг с другом, кто-то должен был возделывать поля близ Атом-сити, выращивая там скудный урожай, вести хозяйство, поскольку у каждой мало-мальски серьезной банды имелась своя резиденция в Атом-сити, работать на водном промысле и выполнять другую немудрящую работу.
Если же жизнь становилась вовсе невыносимой, то можно было слазать в петлю или достать кого-то из хозяев настолько, что тот перерезал рабу горло.
Надо заметить, что после воскрешения на бывшего раба никто прав предъявить не мог. Хотя в результате все заканчивалось тем же и возвращалось на круги своя, так что я, как ни старался, в таком самоубийстве смысла так и не нашел. От чего ушел — к тому и пришел, так какой в этом смысл?
Что примечательно — члены банд, умерев, своего места в основе не лишались. Тут «атомщики» делали то же самое, что и мы — у лидера были отмечены места возрождения, так что никто никуда пропасть не мог. Умершего находили, приводили на базу банды, кормили, поили, одевали и просвещали по поводу того, кто он и где он. Братство, по-другому не скажешь.
Второй категорией людей без прав были те, кого «атомщики» покупали у кочевников. Тут все происходило жестче. Если у продавших себя оставались хоть какие-то остатки прав, то купленные лишались их сразу и навсегда. В большинстве своем это были девушки, и «атомщики» их не жалели совершенно, реализуя с ними самые запредельные свои фантазии. Мэнси лишь краем задел эту тему, но я понял — у этих ребят тормозов нет. При этом за девушками следили очень внимательно, чтобы они раньше времени на тот свет не отправились, наложив на себя руки. Их смерть уже была оплачена сполна, и она тоже кому-то да принадлежала.
— Это мне тогда, выходит, еще повезло, — сказала после этого Марика, поглаживая цевье винтовки и задумчиво глядя на переносицу Мэнси. — Меня ведь и вам продать могли. Значит кочевники — это еще цветочки.
Мэнси явно был парнем крепким и в себе уверенным, но под взглядом Марики он поежился. И правильно сделал. А мне надо будет ей объяснить, что сейчас его никак убивать нельзя.
— Ладно, это все дела внутренние, — решил я перевести тему. — Мне вот интересны географические подробности. Что на севере, что на юге? Какие места, какие ландшафты?
— У нас один ландшафт, — хмыкнул Фрэнки. — Пустыня.
— В целом, он прав, — подтвердил Мэнси. — Хотя пустыни у нас тоже разные есть.
Разумеется, «атомщики» уже излазили всю доставшуюся им территорию, добросовестно изучив ее. Например, за Мусорными горами тоже была пустыня, только в отличие от обычной и привычной песчаной, она была какой-то черной, будто выгоревшей, и еще, похоже, радиоактивной. Время от времени оттуда налетали черные смерчи, в которые лучше было не попадать. Одна радость — они не могли преодолеть Мусорные горы, которые загораживали им путь и не пускали на территорию «атомщиков». Горы как бы «гасили» эти смерчи.
Если брать правее от Атом-сити — то там, дней через восемь пути, пустыня внезапно сменялась непролазными болотами с невероятно вонючей и непригодной для питья водой. Что за ними — не знал никто, потому что туда никто вообще не рисковал лезть. Если даже не утонешь, то тебя непременно прикончат их обитатели — гигантские ядовитые змеи или исполинских размеров древолюди. Возможно, там были и другие формы жизни, но про них Мэнси ничего было неведомо, а этих он видел своими глазами, более того — одну змеюку его банда даже умудрилась завалить, и тот, кто всадил в нее решающую пулю, одним махом получил почти три десятка уровней, что было круто. Только вот сколько для этого понадобилось боеприпасов — кошмар! И это не считая того, что двоих бойцов шустрая гадина, двигающаяся с невероятной скоростью и ловкостью, таки умудрилась прикончить.
Древолюдей же вообще пули не брали, там огнемет был нужен, скорее всего.
— А река? — задал я ему самый главный для меня вопрос. — Она же должна мимо вас течь.
— Должна, — Мэнси снова споткнулся о корень дерева. — И даже, наверное, течет. Но мы ее в глаза не видели.
Оказывается, что если взять левее Атом-сити, то через несколько дней пути попадешь к гигантскому Великому каньону, который он уже упоминал. Если его умудриться пересечь, на что отваживались единицы, то тогда ты попадешь к высоченным отвесным скалам, на которые взобраться нет никакой возможности, по крайней мере, без специального снаряжения. Да и с ним — не факт, что это получится. Вот за этими скалами наверняка и течет река.
В последнем, кстати, никто и не сомневался — местность у Великого каньона здорово отличалась от остальной территории, на которой проживали «атомщики». Там зеленели луга, шумели небольшие рощицы и бегали стада оленей, которые и составляли основной рацион тамошних жителей в плане питания. Причем стада эти время от времени восстанавливали свою популяцию, четкие интервалы выяснить не удалось, но тем не менее это было так. А вот у нас раки так и не восстановились в полной мере.
