Карачун 98 (СИ) - Малиновский Алексей Фёдорович
— Муа-ха-ха! Кранты этому городишке! — злорадно рассмеялся я, чем немедленно разбудил обоих девок.
В меня тут же полетели: подушка, надгрызенное яблоко, ржавая арматурина, плесневелый пирог, два кирпича, отравленный кинжал, 17 использованных презервативов, двуручный топор, жестяное ведро со старческой мочой, помидор, 4й айфон, мумифицированная собачья лапа, торт с надписью «Машеньке 672!», коробка сырков Б. Ю. Александров и табуретка. Проявив чудеса ловкости я смог увернуться от всего кроме табуретки, больно ударившей меня в лоб.
— Дай поспать, я в тюрьме три недели нормально отдохнуть не могла! — выругалась Ламор.
— Пошел нахер отсюда! — поддержала её Клёпа, пнув меня под зад лапкой.
Против таких аргументов возразить мне было нечего и я позорно ретировался в холл.
Оказавшись в общем зале, я еще раз глянул на Олафа. В самом низу справки появилась еще одна строчка:
[Является частью божественного сета: Ikea Linnmon ⅙]
— Че? — удивился я. — Какого еще нахрен божественного сета? В какой комплект может входить сраная ножка от стола!
— Стоп, стола…Линнмон, а ведь так мой старый замызганный верстак и назывался! Они че серьезно предлагают мне собрать икеевский стол? И где я буду искать запчасти? Но главное даже не это: что блять, я буду с ним делать, когда соберу?
— Ты чё, больной? — неожиданно откуда-то снизу раздался смутно знакомый голос.
— Почему? — удивился я, разглядывая лежащего на полу Сёму.
— Дык, сам с собой разговариваешь! — резонно ответил он.
— Ну…всегда приятно поговорить с умным человеком, — нашелся я.
— А-а, — протянул глава воровской гильдии. — Так и говори, что вчера бухал до синих чертей!
Я не стал разубеждать Семенуила и молча кивнул. Он неожиданно бодро вскочил на ноги, со всей дури влупился головой в крышку стола, под которым спал, и вновь упал на пол. (что-то количество столов в этой главе зашкаливает)
— Идём завтракать! — сдавленно прохрипел он и пополз к лестнице, ведущей наверх в трактир.
Я был только за — со вчерашнего дня ничего ел!
Мы подошли к барной стойке и пузатый мужчина в белом фартуке тут же выставил на нее две тарелки с парящей кашей и слегка подгоревшей яичницей. На сладкое — по кружке пива и тарелка с мясной нарезкой. Я уже было потянулся к своему завтраку, как вдруг трактирщик неожиданно закричал:
— Стоять!
— Стою! — я замер на месте и поднял руки.
— Вот именно! Мыл? — он указал толстым пальцем на мои конечности.
Ничего себе! В первый раз вижу, чтобы в Толхайте кто-то заботился о гигиене! Чудеса, да и только!
— Неа, а где? — спросил я.
— Вон, в сортире, — трактирщик указал кивком головы на дверь с изображением писающего мальчика.
— А этому что, можно грязными жрать? — спросил я, ткнув в Семенуила.
В ответ лидер гильдии воров лишь усмехнулся и смачно дыхнул на свои ладони.
— Дезинфекция! — важно заявил он.
Уважительно покачав головой, я отправился исследовать новую локацию.
Обитель гигиены встретила меня запахом прелого говна, дощатыми стенами, и четырьмя зассанными дырами в полу. Над ними, на уровне пояса, висели жестяные рукомойники, а чуть выше — старые зеркала в чугунных оправах. В дальнем углу сортира стоял мужик со спущенными штанами и, отвернувшись к стене, самозабвенно дрочил. Наверно представлял какую-нибудь пухлую пейзанку или о’пух’шую девку. Хрен его знает, какие фантазии у этих средневековых онанистов!
Однако как неудобно-то! Человек тут стресс сбрасывает, а я со своими грязными культяпками приперся… Стараясь не шуметь, я подкрался к первому рукомойнику и осторожно надавил на пимпочку. Вода потекла тонкой струйкой, смывая с моих ладоней зеленоватый налет симбиотических бактерий. Даже не спрашивайте как они там оказались! Впрочем стала понятна причина недовольства повара. Хорошо хоть эти бактерии зеленые, а не коричневые… — а то он бы меня вообще на улицу выгнал!
Я «включил» напор помощнее и принялся тщательно тереть ладони. Вода шумно забарабанила по деревянному настилу, из говенной дыры раздался громкий всплеск, будто кто-то смачно шлепнул по женской заднице. Испугавшись громкого звука, я немедленно отскочил к выходу, однако онанист не обратил на меня никакого внимания — его глаза были закрыты, а волосатая задница мерно двигалась вперед-назад, трахая собственную руку.
[ОИ]
В этот момент мне вспомнилась одна история, случившаяся несколько лет назад… Тогда мы дружной неформальной компанией бухали в центре города на Весенней, удобно расположившись на парковых лавочках. Синий играл на гитаре, остальные весело опрокидывали внуть себя пластиковые стаканчики с пенящейся жидкостью и задирали проходивших мимо гопников.
Употребив первые 2.5 толстяка, я засобирался в туалет. К счастью, в ближайшем доме был общественный — расположенный в подвальном помещении и сохранившийся еще со времен прошлой высокоразвитой цивилизации. Я спешно сбежал вниз по истертым мраморным ступеням и оказался в небольшой, уютно пахнущей хлоркой комнате. Интерьер был минималистичным — на потолке хрустальная люстра, на полу мрамор, на стенах — известка и синяя краска. Из полезного инвентаря — три выставленных на всеобщее обозрение очка на бетонном постаменте и раковина-умывальник с краном, источающим ледяную родниковую воду. Сегодня здесь было людно — в углу елозила шваброй бабка-уборщица, у раковины стояли школьницы в клетчатых юбках и бодяжили поллитра водки с полторахой пепси-колы. На первом очке сидел заросший щетиной мужик и отчаянно тужился, пытаясь избавиться от груза вины за случайно съеденную в привокзальном ларьке шавуху. Среднее было свободобно, а вот в третьем стоял какой-то неприятный типчик в деловом костюме. Бросая косые взгляды на серуна, он отчаянно дергал рукой в районе своего паха и противно причмокивал губами. Я заинтересовался. Нет, не этим мужиком, а возникшей дилеммой — какого рода извращенцем он является? Я решил пойти методом исключения. На школьниц не смотрит — значит не педофил. На бабку тоже внимания не обращает — геронтофилия также не подходит. Остаётся копрофилия, гомосексуализм или наличие депутатского мандата. Впрочем последнее, как правило, включает в себя всё остальное.
Пиво требовало выхода и мне пришлось прекратить научное исследование. Справлять нужду между онанистом и серуном не хотелось, поэтому я решил воспользоваться раковиной. Подойдя к умывальнику, я обратился к юным любительницам коктейлей:
— Прикройте глаза, вам еще рано на такое смотреть!
— Почему это? Нам уже есть 16! — возмутились они.
— Да? Может и паспорта покажете? — со скепсисом спросил я.
— Да пожалуйста, — фыркнули они и предъявили красные книжицы с гербом в виде двуглавого голубя.
— Действительно, ну тогда всё легально! Можете смотреть, — сказал я и расстегнув ширинку, принялся справлять нужду в раковину.
Шипящая горячая струя ударила в ржавую эмаль, а девушки принялись с интересом наблюдать за процессом и возбуждённо перешептываться.
— Понравилось? — закончив дело, спросил я.
— 7 из 10, — чуть покраснев выдала первая.
— А мне кажется тянет на твердую девятку! — кокетливо произнесла вторая.
— В рабочем состоянии будет семнадцать, не меньше! — авторитетно заявила бабка-уборщица, заглянувшая через моё плечо.
Обзаведясь двумя новыми подругами, я вернулся к своей компании и поведал им о дилемме сортирного онаниста. Мой рассказ был встречен бурными овациями и повышенным интересом.
— Что? Где⁈ Но это же просто аморально! Нужно наказать! — с лавочки тут же подорвался крупный коренастый паренек по кличке Ирод.
Он подбежал к ближайшему кусту сирени и выудил оттуда потертую хоккейную клюшку. При ее помощи он частенько заимствовал пиво у недружелюбных гопников и наркоманов.
— Никогда в живую онанистов не видел! — удивился Герман.
— Бежим! — Синий устремился к сортиру, а за ним и все остальные.