Астарта. Предназначение. Книга 3 (СИ) - Белышева Ольга

Посейдон замер, явно не ожидая такой резкости. Его молчание было оглушительным, но в нем читалось напряжение. Я знала, что этот разговор далеко не окончен.

Сцена была накаленной: я, в белом мокром купальнике, стояла напротив Посейдона, который, в мокрых белых плавках, яростно спорил со мной, тыча пальцем в мою сторону. Мы выглядели как два упрямца, которые не собирались отступать.

— Да не кипятись ты так, — наконец проронил он, отворачиваясь, словно обиженный ребенок. — Понял я тебя. Найди там у себя в интерфейсе галочку и подправь баланс, а то ты вечно шумиху поднимаешь из ничего.

Его попытка отмахнуться от моих слов только раззадорила меня еще больше. Я сделала шаг вперед, указывая на него пальцем.

— Не кипятись? — мой голос звенел от эмоций. — А как тебе вот это из твоей «прекрасной» биографии? Ты насильно завладел Горгоной в храме Афины! Или ты это называешь «зажигал с ней»?

Он резко обернулся ко мне, его лицо исказилось от гнева, но я не остановилась. Слова лились, словно бурный поток, и мне было плевать на его ярость.

— Она отвергла тебя, а ты, возмущенный ее отказом, решил применить силу. Медуза искала убежища в храме Афины, надеясь на защиту богини мудрости. Но что сделала Афина? Она отвергла ее, а потом еще и наказала за то, что ее святилище было осквернено.

Я видела, как его челюсти сжались, но продолжила, не давая ему вставить ни слова:

— В итоге Горгону превратили в чудовище с волосами-змеями и глазами, обращающими в камень. Когда-то красивая женщина, Медуза стала символом ужаса и вечной трагедии.

Моя грудь тяжело вздымалась от эмоций, а Посейдон стоял, будто окаменевший. Его глаза метали молнии, но он молчал, словно мои слова задели что-то внутри него.

И тут он сжал кулаки, словно борясь с желанием что-то сказать, но все же произнес тихо, почти шепотом:

— Ты не понимаешь. Афина наказала ее не из-за того, что я сделал. Она наказала ее из ревности. Вы все переврали. Я любил Горгону, и она любила меня.

Эти слова заставили меня замереть. Неверие и удивление смешались внутри меня. Любил? Любила? Я пыталась осмыслить услышанное, но в голове все путалось.

Посейдон поднял взгляд, в его глазах читалась усталость, накопленная за века.

— Мы были счастливы, — его голос стал чуть громче, но все еще звучал мягко и горько. — Однажды ночью мы решили пошалить в храме Афины. Это была ошибка, я признаю. Но я не мог знать, что это приведет к такому исходу.

Он замолчал на мгновение, будто пытаясь найти нужные слова, затем продолжил:

— Когда Афина узнала, она пришла в ярость. Ее гнев не знал границ. Она не просто наказала Медузу. Она отняла у нее все: ее красоту, ее человечность, ее жизнь. Я пытался что-то сделать, пытался защитить ее, но... обратного пути не было. Афина была непреклонна, а я — бессилен.

Его голос был тихим, но каждое слово звучало, словно удар молота. В нем читалась боль, которая копилась веками. Я смотрела на него, пытаясь понять, где правда, а где ложь. История, которую я знала, оказалась совершенно другой. Кто из нас прав? Кто лжет? Или, возможно, истина где-то посередине?

— Ты хочешь сказать, что ты не виноват? — спросила я, стараясь сохранить твердость в голосе, но чувствуя, как он слегка дрожит. — Что все это — просто недоразумение?

Посейдон усмехнулся, но в его улыбке не было ни радости, ни злобы — только горькое принятие.

— Я не оправдываю себя, — сказал он, его взгляд стал холодным, будто он вновь надел маску бога. — Я сделал ошибку. Но то, что случилось потом, — это не только моя вина.

Он сделал шаг вперед.

— Вы, смертные, любите упрощать истории, делая из нас злодеев. Вы рисуете нас чудовищами, чтобы не видеть своих собственных ошибок. Но ты не понимаешь, каково это — быть богом. Быть вечным. Видеть, как все, что ты любишь, исчезает. Как все превращается в пыль.

Его слова эхом отдавались у меня в голове. Они звучали правдой, но... могли ли они быть правдой?

Он говорил не только о Медузе. Нет, в его словах звучало нечто большее, какая-то глубокая, почти осязаемая боль, которую он нес в себе веками. Я молчала. Что можно сказать тому, кто потерял все и вынужден был жить с этим вечно? Этот разговор раскрыл передо мной другую сторону Посейдона, о которой я никогда не подозревала.

— Мне кажется, боги решили дать Пегасу второй шанс, чтобы он смог проявить себя, — сказала я, пытаясь разрядить напряжение, которое повисло в воздухе. — С твоим сыном они уже наделали шума, теперь посмотрим, как он покажет себя в руках Димы. Хватит нам спорить.

Посейдон перевел на меня тяжелый взгляд, но ничего не ответил. Я почувствовала себя неловко, словно нарушила что-то сокровенное. И тут, словно по воле судьбы, в храм с радостным ржанием влетел Пегас.

Его крылья, огромные и ослепительно белые, слегка задевали стены, но это только добавляло величия его появлению. Свет солнца, проникающий через высокие окна храма, ложился на его шкуру, заставляя ее мерцать. Пегас пробежал мимо Посейдона, который протянул руки, пытаясь обнять его. Но крылатый конь ловко увернулся, не останавливаясь ни на мгновение, и направился прямо к Диме.

Мой сын замер, ошеломленный величием существа, но, к моему удивлению, не испугался. Пегас остановился перед ним, склонив голову и опустившись на одно колено. Это было так похоже на жест почтения, что я задержала дыхание. Дима, словно ведомый интуицией, с легкостью запрыгнул ему на спину.

— Подожди! — воскликнула я, но было слишком поздно.

Не успели мы и глазом моргнуть, как Пегас с ним взмыл в воздух, оставив за собой порыв ветра, запах озона и легкое дрожание в пространстве. Лишь звук могучих крыльев эхом разнесся по храму.

Я уже собиралась выразить свое возмущение, но рядом оказалась Клавдия. Она мягко, но уверенно положила руку мне на плечо.

— Он его верный конь и будет оберегать, как родное дитя, — тихо произнесла она. Ее голос был одновременно спокойным и настойчивым.

Посейдон молча смотрел вслед исчезнувшему Пегасу. Его лицо оставалось неподвижным, но в глубине глаз, как мне показалось, мелькнуло что-то похожее на гордость... или, может быть, печаль.

— Если я спокойна, то и ты, пожалуйста, не начинай паниковать, — продолжила Клавдия с легкой улыбкой. Ее голос был твердым, но дружелюбным. Она прошла мимо Посейдона и, шутливо хлопнув его по мягкому месту, остановилась.

Морской бог вздрогнул и слегка смутился, но промолчал, лишь нахмурив брови.

— Давай заканчивай с этими переживаниями, гордый папаша, — продолжила Клавдия, уже более серьезно. — Пойми, теперь с твоим сыном настоящий воин — Архангел, вооруженный Мечом Правосудия. И, между прочим, отец — это не тот, кто просто подкинул семечко, а тот, кто с рождения всегда рядом.

Она выдержала паузу, давая Посейдону время осмыслить ее слова, а затем продолжила. Ее голос стал ниже, почти торжественным:

— Это не просто меч, если ты вдруг не в курсе. Это длинный волнистый клинок, выкованный из света и праведности. Его сила уникальна. При каждом ударе он вспыхивает языками пламени, которые символизируют не только ярость архангелов, но и обладают способностью сжигать зло до основания. Этот меч очищает мир от дьявольского присутствия и восстанавливает баланс. Теперь ты понимаешь, какая ответственность лежит на твоем Пегасе? Это не просто борьба с гадюками или мелкой нечистью. Это совершенно другой уровень.

Посейдон молчал, его взгляд стал задумчивым. Казалось, слова Клавдии действительно достигли его сердца. Наконец, он тихо кивнул, принимая ее правоту. Затем, словно преодолевая внутреннюю преграду, он протянул мне руку.

Я слегка замялась, но все же ответила ему тем же. Его рукопожатие было крепким, но в нем чувствовалась какая-то необъяснимая мягкость, словно он хотел показать, что готов к переменам.

В этот момент к нам, словно вихрь, подбежала Валя — лисица. Ее рыжая шерсть блестела на солнце, дыхание было тяжелым, будто она только что пробежала всю долину.