Дэвид Файнток - Надежда узника
Я привел Рикки в комнату отдыха, безлюдную в этот час, плотно прикрыл дверь, указал ему на диван, а сам сел в кресло, придвинув его поближе.
– Что скажешь в свое оправдание? – начал я воспитательную беседу.
– Ничего, сэр.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать, сэр.
Я внимательно смотрел на него. Светло-каштановые волосы, юношеское лицо с едва намечающейся растительностью, еще не нуждающейся в бритве. Тело тонкое, тощее. Мальчишка, росший, как дикая трава, без родительской ласки.
– Помнишь музыкальный автомат? – мягко спросил я.
Рикки раскрыл рот от изумления.
– На «Гибернии»? Помню. Я был тогда юнгой.
– Тогда тебе было двенадцать. Ты не дотягивался до клавиш автомата. С тех пор ты заметно подрос. Рикки тускло улыбнулся.
– Помнишь, как ты приносил мне яичницу с тостами? – с ностальгией вспоминал я. – Помнишь, как я орал на тебя только за то, что ты держался со мной слишком скованно?
Его глаза затуманились слезами. Вдруг он разревелся, уткнулся лицом мне в плечо, прижался, как сирота к нашедшемуся вдруг отцу. Потрясенный, ошеломленный, я гладил его по голове.
– Все хорошо, малыш.
Он тихо рыдал. Выплакавшись, он оторвался от моего мокрого кителя и ужаснулся – до него вдруг дошло, какой детский поступок он совершил.
– Ничего, все хорошо, – утешил я. – Расскажи, что тебя мучит.
– Знаете… – Он отвернулся. – Раньше на «Виктории» было так хорошо.
– Когда им командовал Хольцер?
– И при мистере Мартесе. Говорят, он погиб?
– К сожалению, да.
Рикки долго молчал и наконец решился задать давно мучивший его вопрос:
– Сэр, скажите… Правду говорят, что это вы убили Хольцера? Будто вы оставили его на орбитальной станции, хотя знали, что предотвратить взрыв уже невозможно. Говорят еще, что вы таким способом отомстили ему за то, что он не подал вам руки, когда вы встретились с ним в Сентралтауне.
Правду сказать я не мог, а соврать не осмелился. Надо было сменить тему.
– Рикки, у вас с Россом раньше были хорошие отношения?
– Нормальные.
– Мистер Толливер говорит, что теперь ты доводишь его до белого каления. Почему?
– Потому что он ругает вас.
– А что, если он прав?
– Этого не может быть, потому что… Потому что это не так!
– Рикки, я действительно взорвал станцию. Я позволил Хольцеру войти в станцию, хотя заранее знал, что он хочет предотвратить взрыв.
– А он мог предотвратить взрыв?
– А вот это уже не твое дело.
– Мне нужно это знать! – взмолился Рикки.
Я начал расхаживать по комнате. Признаться? Нет, всю вину за взрыв станции я обязан взять на себя. Это мой долг перед Хольцером.
– Зачем ты взломал холодильник?
– Росс не верил, что я смогу… Да ерунда все это! Какой-то там холодильник. Не орбитальная станция! Я присел на диван, взглянул Рикки в глаза.
– Послушай, Рикки, я не могу тебе все рассказать. Ты ведь знаешь, что мы с Ваксом были друзьями. Он хотел спасти меня, хотя я этого, конечно, не заслужил.
– Вы не убивали его?
– Разве я мог это сделать? – невольно вырвалось у меня, несмотря на всю решимость хранить тайну.
Рикки долго и пристально смотрел мне в глаза, и постепенно его лицо преобразилось.
Вскоре я вел его, дружески положив ему на плечо руку, в каюту Кана.
– Порки тебе не избежать, сам понимаешь.
– Конечно, сэр, – понимающе ответил Рикки. – За такое дело положена порка. Вот и каюта.
– Мистер Кан, выпорите его как следует, но особо не зверствуйте, – попросил я и пошел обратно на мостик.
Анни уже не сидела дни напролет у телевизора, все чаще общалась с пассажирами, заходила в комнату отдыха. Это вселило в меня надежду. Однажды она спросила:
– Никки, почему они меня не любят?
– Из-за меня, лапочка.
– Нет, дело не только в тебе. Все пассажиры шепчутся у меня за спиной, как-то странно смотрят.
– Ты подслушивала их разговоры?
– Да, вчера я стояла за дверью, меня не видели. Знаешь, что обо мне говорят? – Анни начала передразнивать интонации сплетницы:
– «Вы обратили внимание, как она держит голову? Задирает нос! Изображает из себя бог знает что! А на самом деле беспризорница!»
– Кто?! – вскочил я.
– Неважно. За меня уже заступился один гард.
– Я сделаю его лейтенантом! – воскликнул я наполовину серьезно. – Какой гардемарин? Толливер? Рикки?
– Томми.
– Росс? Томас Росс?! – изумился я.
– Он обозвал Сулимана Раджни изувером и лопухом, а еще сказал, что джентльмен не должен так говорить о женщине.
– Господи… – Почему Росс защищает мою жену, хотя ненавидит меня? С одной стороны, он поступил благородно, а с другой стороны, офицер не должен обзывать пассажиров. Надо заставить его извиниться перед Раджни. – Я скоро вернусь, лапочка.
Росс дежурил на капитанском мостике с Аркин.
– Что вы вчера сказали Сулиману Раджни, гардемарин? – гаркнул я на него. Получилось даже слишком свирепо.
– Ничего, – с вызовом ответил Росс.
– Вы оскорбили его.
– Я так и думал, что он нажалуется.
– Один наряд! Нет, два наряда! Росс, я вас предупреждал, что если вы еще раз…
– Отправьте меня в отставку! – выкрикнул он. – Вы уже отправили…
– Росс! Хватит! – вмешалась Аркин.
– Спасибо, инженер, но я сам разберусь с ним, – неистовствовал я. – Мистер Росс, извинитесь! Угрюмое молчание. Наконец:
– Ладно, извиняюсь.
– Сэр! – рявкнул я.
– Ох, забыл, конечно, сэр, – произнес он с подчеркнутым презрением.
– Мистер Росс, идите… – Я чуть было не сказал: «на порку к Кану», но одумался. – В гардемаринскую. Соберите свои вещи. Я пришлю вам штатскую одежду и поселю вас в пассажирскую каюту.
– Значит, я временно отправлен в отставку?
– Нет! Вы уволены со службы насовсем! Вон отсюда! Он побледнел.
– Сэр…
– Вон! – взревел я и вытолкал его за дверь.
Вскоре ко мне в каюту пожаловал лейтенант Кан. Анни в это время где-то гуляла.
– Сэр, умоляю вас, пересмотрите свое решение, – попросил он.
– Вы имеете в виду Росса? Забудьте об этом.
– Сэр, я понимаю, он импульсивный, но…
– Вы знаете, каким тоном он со мной разговаривал?
– Да, он и Сандра мне все рассказали. Все-таки…
– Я никому не позволю так со мной разговаривать! Я представляю на борту Правительство ООН! – громыхал я и вдруг осекся. – После суда, когда мне вынесут приговор, Росс может плевать на меня. Возможно, он будет прав. Но теперь, пока мы в полете…
– Согласен, сэр. Но поймите, Росс… В дверь постучали. Я открыл дверь. Это был Толливер.
– Тоже по поводу Росса? – яростно выпалил я. – Ладно, входите, составите нам компанию.
– Извините, я не знал, что у вас уже мистер Кан.
– Оставьте формальности, садитесь, но имейте в виду: я не отменю отставку Росса.
– Капитан, – снова начал уговаривать Кан, – вначале выслушайте Росса.
– Возможно, вы приняли решение о его отставке в состоянии аффекта, сэр, – подключился Толливер.
– Вы что, оба оглохли?! – взбеленился я. – Он уволен со службы!
– Сэр, он лежит пластом и рыдает, – настаивал Толливер, – он умоляет меня помочь.
– Теперь умоляет? – съязвил я. – А раньше насмехался.
Толливер вскочил.
– Вы расправились со мной, Стейнером, Россом! – яростно обличал он. – Почему вы еще терпите остальных?! Расправьтесь с Рикки, с Каном.
В самом деле, не слишком ли я зверствую?
– Ладно, – махнул я рукой. – Может быть, я передумаю.
Как только я вошел к Джеренсу, он бросился на меня с кулаками. Показать ампулу отказался. Значит, все выжрал. Угомонить его мне так и не удалось. Он кидался на меня зверем, пока я не ушел.
Двое солдат избили своего коллегу до потери сознания. Пришлось бросить их в карцер.
В таких невеселых происшествиях тянулись последние месяцы моей жизни. Ничего, осталось недолго. Скоро повесят.
Рикки после порки не появлялся в пассажирской столовой несколько вечеров. Не мог сидеть.
Поскольку Джеренс не выдержал испытания, держать его в каюте больше не было смысла. Я зашел к нему, чтобы отвести в карцер. В каюте был полумрак. Джеренс, забравшись с ногами в кресло, смотрел на меня исподлобья.
– В карцер, – приказал я.
– Вы же обещали!
– Но ты не выдержал испытания. Он вытащил из-под рубашки пробирку. Уровень жидкости в ней был прежним.
– Значит… – Я не верил своим глазам. – Джеренс, я думал, что ты…
– Мистер Сифорт! Знаете, как было трудно!
– Догадываюсь. Ты что, не умывался?
– Мне не до этого. Сколько я тут сижу?
– Десять дней. Осталось одиннадцать. Джеренс скорчил страдальческую гримасу.
– Можно, я приведу вам мистера Росса для беседы? – спросил меня Толливер за завтраком в офицерской столовой.
– Только не на капитанский мостик, – недовольно поморщился я. Зачем я позволил им себя уговорить? – И не в мою каюту. Где он сейчас живет?
– В двадцать девятой каюте на втором уровне.
