Фрэнк Герберт - Бог-Император Дюны
— Ганмия!
— Что? — она подошла поближе.
Айдахо стоял позади нее, закрыв лицо руками.
— Смотри, что ты сделала с несчастным Дунканом, — произнес Лето.
— Он найдет себе другую любовь. — Как она жестока, таким был и он в своей ранней юности.
— Ты просто не знаешь, что значит любить, — сказал он. — Что ты смогла дать? — Он мог лишь пошевелить руками, вернее тем, что когда-то было руками. — Боже! Чего я лишился!
Она подобралась поближе к нему, потом остановилась и отпрянула.
— Я реален, Сиона. Посмотри на меня. Я существую. Ты можешь прикоснуться ко мне, если осмелишься. Вытяни руку, сделай это.
Она медленно протянула вперед руку и коснулась того места, где раньше был его передний сегмент, в котором она, как в гамаке, пряталась от зноя в Пустыне во время испытания в Сарьире. Ее рука коснулась синей массы, и Сиона отдернула руку.
— Ты прикоснулась ко мне и ощутила мое тело, — сказал он. — Разве это не странно, если не думать ни о чем больше.
Она начала отворачивать лицо.
— Нет! Не отворачивайся! Посмотри на то, что ты сделала. Сиона. Как получилось, что ты можешь прикоснуться ко мне, но не можешь дотронуться до самой себя?
Она бегом бросилась от него.
— Вот в чем заключается разница между нами, — сказал он. — Ты — воплощение Бога. Ты заключаешь в себе величайшее чудо вселенной, но отказываешься коснуться его, увидеть его или поверить в него.
Лето отвлекся, услышав внутри пещеры работу спрятанного там механизма, который записывал его мысли. В этом месте совершенно отсутствовала радиация, это было место вне пространства, которое создали иксианцы, здесь не было места сумятице мыслей и душевному неустроению. Здесь отсутствовала связь со всей остальной вселенной. Но она будет, эта связь.
Он почувствовал, что иксианское печатающее устройство заработало. Теперь оно будет записывать его мысли без команды.
Помните, что я сделал! Помните меня! Я снова буду невиновен в ваших глазах!
Пламя, пылавшее перед его глазами, на мгновение потухло. Теперь перед ним на месте Сионы стоял Айдахо. Что там еще?.. Ах да, это Сиона махнула рукой, выкрикивая команды кому-то наверху стены.
— Ты еще жив? — спросил Айдахо.
Голос Лето прерывался тяжелым свистящим дыханием.
— Пусть они разойдутся, Дункан. Пусть они бегут, спрячутся, улетят на другие планеты. Пусть выберут себе другие миры.
— Будь ты проклят! О чем ты говоришь? Да я бы скорее позволил ей жить с тобой!
— Позволил? Я ничего не позволял.
— Почему ты позволил Хви умереть? — простонал Айдахо. — Мы не знали, что она с тобой.
Он рывком подался вперед. Голова его тряслась.
— Ты получишь утешение, — прошептал Лето. — Мои Говорящие Рыбы отдадут тебе первенство перед Сионой. Будь великодушен с ней, Дункан. Она больше Атрейдес и в ней семя твоего возрождения.
Лето погрузился в океан своей памяти. Эти смутные мифы вновь овладели его сознанием. Он почувствовал, что сейчас проникнет в то время, которое самим своим существованием может изменить прошлое. Раздались какие-то звуки, и Лето, вопреки рассудку, попытался понять, что это. Кто-то карабкается по скале? Пламя снова утихло, и Лето увидел, что рядом с Айдахо стоит Сиона. Они стояли, взявшись за руки, как дети, которые хотят войти в незнакомое место.
— Как он может еще жить? — прошептала Сиона.
Лето собрал все силы, чтобы ответить ей.
— Мне помогает Хви, — сказал он. — За короткое время мы обрели бесценный опыт. Мы объединили наши силы, а не нашу слабость.
— Ты бы посмотрел сейчас на себя, — издевательским тоном произнесла Сиона.
— Да, и молись, чтобы ты стала такой же, — тихо произнес он. — Возможно, Пряность продлит твое время.
— Где твоя Пряность? — спросила она.
— Глубоко, в сиетче Табр, — ответил он. — Дункан найдет ее. Ты знаешь это место, Дункан. Теперь оно называется Табур. Очертания сиетча еще сохранились.
— Зачем ты это сделал? — прошептал Айдахо.
— Это мой дар, — ответил Лето. — Никто не отыщет потомков Сионы. Оракул не видит их.
— Что? — в один голос воскликнули они, придвинувшись ближе к Лето, чтобы слышать тихий голос умирающего Императора.
— Я даю вам новое время, в котором нет параллельных миров, — сказал он. — Все его линии расходятся. На этих кривых не будет конкурирующих точек. Я даю вам Золотой Путь. Это мой дар. Никогда больше не будет соперничества, которое губит вас.
Перед его глазами снова запылал огонь. Муки исчезали, но он по-прежнему воспринимал звуки и запахи с Невероятной остротой. Айдахо и Сиона тяжело и часто дышали. Странное кинестетическое чувство передалось от них Лето. Он ощутил боль в связках и суставах, которых Давно уже не было.
— Смотри! — воскликнула Сиона.
— Он распадается, — это был голос Айдахо.
— Нет, — возразила Сиона. — Это отделяется Червь! Лето почувствовал, что какая-то его часть погрузилась в приятное тепло. Боль прошла.
— Что это за отверстия в нем? — спросила Сиона.
— Думаю, что там были песчаные форели. Посмотри на форму.
— Я здесь для того, чтобы показать, что один из моих предков заблуждался, — сказал Лето (или думал, что сказал, что, впрочем, одно и то же, поскольку его мысли записывались). — Я родился человеком, но умираю не человеком.
— Я не могу на это смотреть! — крикнула Сиона. Лето услышал, как она бросилась вон из пещеры, под ее ногами громко застучали камни.
— Ты еще здесь, Дункан?
— Да.
Значит, у меня еще есть голос.
— Смотри на меня, — продолжал Лето. — В материнской утробе я был маленьким кровавым кусочком плоти размером не больше вишни. Смотри на меня, я сказал!
— Я смотрю, — слабым голосом ответил Айдахо.
— Надеешься увидеть гиганта, а видишь гнома, — проговорил Лето. — После этого начинаешь понимать ответственность, которую несешь за свои действия. Что ты будешь делать со своей новой властью, Дункан?
Воцарилось молчание, потом раздался голос Сионы:
— Не слушай его, он сошел с ума!
— Конечно, — миролюбиво согласился Лето. — Сумасшествие — это тоже метод. Оно сродни гениальности.
— Сиона, ты понимаешь, что он говорит? — голос жалобный, настоящий голос гхолы.
— Она понимает, — ответил за Сиону Лето. — Это по-человечески: испытать потрясение, которого ты не ожидал и не предвидел. С людьми всегда так. Монео понял это в конце жизни.
— Мне бы хотелось, чтобы он поспешил со своей смертью, — сказала Сиона.
— Я был разделенным Богом, но вы собрали меня воедино, — сказал Лето. — Дункан! Когда я думаю обо всех моих Дунканах, то ты нравишься мне больше других.
— Нравлюсь? — в голосе Айдахо вновь зазвучала ярость.
— В моей симпатии есть нечто магическое, — сказал Лето. — В магической вселенной возможно все. В твоей жизни господствовала фатальность оракула, а не моя. Теперь ты видишь этот мистический каприз и хочешь, чтобы я его рассеял? Я хочу только усилить его.
Другие внутри Лето начали самоутверждаться. Не в силах сопротивляться и наводить порядок, он перестал справляться с этим хаосом. Они начали говорить языком постоянных «если». «Если бы ты только…» «Если бы мы не…» Как хотелось ему заткнуть им глотки!
— Только глупцы живут своим прошлым!
Лето так и не понял, крикнул он эту фразу или только подумал. Ответом была полная тишина — внутренняя и внешняя, но некоторые нити, связывавшие воедино его старую сущность, еще сохранились. Он попытался заговорить и, видимо, его услышали, потому что Айдахо проговорил:
Послушай, он пытается что-то сказать.
— Не бойтесь иксианцев, — голос Лето превратился в едва слышный шепот. — Они могут делать машины, но не могут больше делать арафель. Я знаю, я был там.
Он замолк, собирая силы, которые утекали, несмотря на то, что он старался удержать их. Им снова овладело какое-то возбуждение — голоса начали что-то кричать, перебивая друг друга.
— Прекратите эту глупость! — крикнул он или подумал, что крикнул.
Айдахо и Сиона услышали только шипение.
Помолчав, Сиона сказала:
— Мне кажется, что он мертв.
— А говорили, что он бессмертен, — сказал Айдахо.
— Ты знаешь, что говорит по этому поводу Устное Предание? — спросила Сиона. — Если ты жаждешь бессмертия, то должен отринуть форму. Все, что имеет форму, смертно. За пределами формы царствует бесформенное, то есть бессмертное.
— Ты говоришь, как он, — обвиняющим тоном произнес Айдахо.
— Думаю, что в этом он был прав, — ответила она.
— Что он говорил о твоих потомках… они прячутся… их нельзя найти… что это?
— Он создал новую форму мимикрии, — ответила Сиона, — новую форму инициации. Он знал, что добился успеха, потому что не смог разглядеть моего будущего.
