Сергей Жарковский - Я, Хобо: Времена Смерти
ЭТАЦ. ЭТАЦ… Янис Порохов. Да оставим же пока за толстыми скобками этого Яниса Порохова, не знаю уж, чьей матери трещины?! В любом случае, у этого Порохова мама - даже и не колба, а предметное стекло, лизок на пробнике!… Продолжим, мы успокоились. Продолжим. Без Янисов Пороховых, а холодно и с ледком. "ОК". БС. ЭТАЦ.
"ОК" попал точно в цель, вот что. Но не в десять, а в край девятки. Моя заслуга: я ведь сбил, я, сбил я! грузовоз с курса! Так, но это интуиция. Давай сначала, холодно, с математикой. (Плохо без калькулятора.) Положение Форта. Положение Четвёрки. На момент старта. На момент восхождения в полуриман. Восемь и шесть ноль два средних, на пунктире дрейф нулевой… Но попал же грузовоз точно в девятку, даже в полдесятки! Так, снова: положение Форта относительно Четвёрки на момент старта, восемь и десять средних пунктир, дрейф нулевой, а нисходить из полуримана… целимся в околопланетное, а не в планету… а ведь не выходит. Не выходит, не могли мы так - промахнуться мимо промежуточной цели, а попасть в главную. Наш БС не есть ведь совпадение вероятного с нежелательным. Это совпадение невероятного с желаемым. Это, реябта мои марсиане, точный прицел, и покойная Тютюля Ниткуса сработала по вредоносной земляной программе ОК, приведя одноимённого в назначенную цель точнейшим образом… Там было должно: слепое нисхождение сквозь планетарный массив, осуществление грузовоза в римане глубоко в атмосфере, 30-40 километров над грунтом, и брюхом в надир, главными дюзами в надир, и на полную тягу! Прекрасная работа расчётчика и адекватное исполнение задания автоматикой. Если бы не я… эх, не хватало мне сейчас калькулятора, но и по приближённым я уверился: если бы я не вмешался, то, без этих моих рысканий, с выработанной до конца программой - "ОК" осуществился бы в римане секундой ближе от точки старта, а это всего… даже не 30-40 кило высота, а всего 10-20, а не мои - 70, и это выходит совершенно другая обложка для бортжурнала… и это, товарищи мои марсиане, у нас получается почти что мягкая посадка на брюхо без разделения корпусов… Я ведь читал и запомнил данные: БВС брала на ось скорость планеты по вращению, два звена аварийных бустеров выстрелила как бы впустую, а не впустую, а чтобы скорости соотнести и грузовоз развернуть… вот тут-то я и появился с пистолетом.
Ай да я. Хорошо, что не просчитал этот вариант раньше. Хан, наверное, прав - виноватых бьют, а до сих пор я не чувствовал себя виноватым. Но, выходит, Хан снова прав, и моих убил я…
Я хочу домой, наверх, в Город. Поговорить со Шкабом. С Осой. Хочу домой.
Найти им Яниса Порохова. И вернуться домой.
Я перевернулся на спину. А не так уж мне и больно. Осваиваем Космос понемножку, подумал я, пялясь в зенитную мглу, в которой воображались невесомые клубящиеся кучи разных степеней мглистости. Вдруг меня что-то ужалило в глаз. Какая-то песчинка - как раз ветерок пролетел.
- Ай! - сказал я, рывком садясь, за глаз хватаясь, но лишь попутно, а не загодя соображая, что грязные у меня руки, что делаю хуже, и вместо одной песчинки набиваю себе в глаз тысячу. С прискорбием сообщаю: борьбу за чистоту взгляда пришлось вести долгую. Вслепую я вывернул все самые укромные уголки комба и поддёвки в поисках салфетки, ну быть же того не может, чтобы не завалялось в комбе хоть использованной! а вот не завалялось. Глаз резало невыносимо, и в закрытом варианте, и в открытом, и в моргающем. С головой у себя за пазухой, по-тираясь глазом об относительно чистую подкладку, пережидал я катастрофу, внешнюю информацию сканируя аудио. Оставалось радоваться, что чужая планета одёрнула меня, можно сказать, нежно. Так, лёгко замусоренным ветерком погладила… Движения воздуха происходят из-за разности давлений в атмосферных локалях, вентиляторов здесь нет: шелестит - это те кусты раскачиваются… а тихий басовитый гул с тонким подвыванием вторым голосом - это сквозняк у меня под мышкой - задувает ветерок под комб. Как же тут холодно.
Резь утихла. Слёзы промыли глаз. Я выпростал голову и увидел свет. В виде сферы свет в уплотнённом до полупрозрачности воздухе несколько ниже меня в моей горизонтали. Я застыл, выключил сердце, погасил дыхание, в борьбе за зрение распоясавшиеся. Свет был костёрного цвета. Сфера его разрасталась - он приближался, от центра к грунту свет, рассечёный длинной тенью. Близкое воспоминание - щель оврага, наполненная электричеством, - выскочило, наложилось на эту тень, и образовался крест из чёрной перекладины и белой перекладины. Одно из значений креста - (…)[101].
Кто-то приближался прямиком ко мне, длинный, худой, по краям объеденный из-за спины светом - свет испускал живой огонь в фонаре с шеста через плечо длинного худого. Приближающийся был жутким силуэтом на фоне багрового круга подсвеченного влажного воздуха, почти что водяной взвеси… как вертикальный зрачок жуткого… Мерсшайр сказал бы - ужасного красного буркала. Буркало приближалось. Оно не выискивало меня - оно меня видело.
Спокойно. Надо сначала спрятаться. Очень страшно мне. Обсля, несомненно: со стороны ущелья, с огнём на палочке. "Чуют за десять километров", - а до ущелья дважды меньше. Но ведь я же, как его? - хобо новик. Уже неубедительно. Надо спрятаться. И не пытайся, поздно. Решал одну проблему, а другая за спиной стояла. Вот тебе и standby, вот тебе и робот, в курсе событий и дееспособный. В глубоко внутренне обоснованном желании увеличить расстояние между собой и приближающимся мертвецом, я ударил каблуками в грунт, выбив, наверное, порядочные ямки, и распрямил колени, толкая себя прочь - и врезал головой белому валуну в живот, - и крепкий же был живот у валуна! действительно каменный. Вот ведь удачный денёк, всё время я сегодня прав. Точно замечено строкой выше - проблема стояла за спиной, и не один миллион лет, вероятно.
Атака валуна стоила мне кратковременного выпадения сознания с последующим моментальным повышением мягкости членов до уровня их абсолютной соплистости. Я нахожусь уже внутри злого буркала, и ужасный его зрачок надо мной ломается пополам, длинная стальная прожилка вспыхивает и, ледяной искрой, пройдя без усилия комб, вонзается в мою грудь. Стропорез стандартный, никуда больше не торопясь, отмечаю я. И неторопливо же умираю. Неторопливость моя позволяет хорошо расслышать и понять слова, произносимые убийцей:
- Смердишь ты на сто кило вокруг, хобо! Как сто кило тухлятины!
Как же так, ведь я же этот… как его… хобо новик.
Вот тебе и вышел из standby. Буквально - весь вышел. Я умираю.
Ну и вот.
Имеем некие пальцы. Они ощупывают некое небольшое, меньше шарика для пинг-понга, мягкое волосатое полусферическое образование, имеемое в некоем данном пространстве. Образование имеет большую влажность. Влажность имеет свою липкость. И всё это как-то со мной связано, всё это я имею. Я имею к пальцам и волосатой мягкой полусфере некое, но прямое отношение. Я двигаю пальцами - и чувствую боль в полусфере. Это я ощупываю свою затылок. Который имею. А он меня.
А это что мы имеем ощупывать? Какая знакомая штука: рукоять стропореза. Торчит у меня посредине груди. (…)[102] моя!
"Нож не трогай", - говорит Хич-Хайк. Я стремлюсь иметь его в поле зрения. Нахожу. Имею, вижу, как бы через чистое, но омываемое неспешными струями воды стекло. Хайк в шортах и распашонке - той самой его единственной паре, имеемой им в ходе его бенганнствования… Со словом "иметь" пора что-то решать, иметь его как-то. А в общем, Хайк выглядит отлично. Стоит свободно руки в бёдра - внутри островерхой арки.
"Хайк?"
"Не трогай, тебе говорят, нож! - повторяет Хайк. - Руку убери с ножа! Вот так. Привет, Марк!"
"Привет, Хайк, - отвечаю я, мне всё ясно, сделать ничего нельзя, жаль, только жаль, что я был убит не мушкетёром, а мертвецом. А голова моя у меня на плечах (шишка свидетельствует), и, значит, ничем от мертвеца я теперь не отличаюсь, а Хайка послали, вероятно, помочь мне перенести ужасную правду, поддержать меня в тяжёлую минуту. Не соображу только, хорошо это или плохо - что голова при мне. Может ли мертвец (согласен, ещё совсем свежий) сам себе отрезать голову? Сам себя похоронить? Бред - говорите вы? Перед смертью организм вбрасывает в мозг шоковую порцию адреналина, анестезируя его, не давая погибающему сойти от боли и страха с ума. Все мы умираем в здравом уме - под защитой своеобразного наркаута. Видимо, смысл в этом есть. То есть хочется верить, что смысл вообще хоть в чём-нибудь есть. Или был. Или будет.
Хорошая мина при плохой игре делается так.
"Ну, что, Хайк, я умер, что ли?" - спрашиваю я весело. Блю-э… бля бу… блюду стиль.
"Ты давно уже умер, Марк. Щ-11 тебя убила тогда, на пороге моей бутылочки".
"Я подозревал", - я стараюсь, чтобы прозвучало глубокомысленно, с оттенком небрежности.
"Ничего ты не подозревал, - говорит Хайк раздражённо. - Даром я, что ли, тогда с тобой возился? Подозревал он. Полсебя на тебя потратил, а Рину и Ксаву - целиком".
