Дэвид Файнток - Надежда узника
– А что касается гардемаринов… Я попробую, сэр.
– Спасибо, Эдгар.
Мы сидели в тишине. Мне трудно было говорить, меня терзали сомнения.
– Разрешите идти, сэр? – наконец спросил Толливер.
– Конечно.
Он встал, козырнул, пошел, но задержался у двери, спросил:
– Почему вы позволяете им так относиться к вам?
– Кому? – тупо спросил я.
– Всем офицерам. Они даже не пытаются скрывать своего презрения.
– Они имеют право меня презирать.
– Вы командир корабля! Наведите порядок!
– Прикажете начать прямо сейчас? С вас? Он горько улыбнулся. Я махнул рукой – уходи, не трави душу.
Наконец моя вахта на капитанском мостике закончилась. Я уговорил Анни пойти в пассажирскую столовую. После ужина и бессодержательной болтовни с пассажирами, не побрезговавшими сесть за мой стол, я проводил Анни в комнату отдыха, а сам пошел в карцер. Он не охранялся, потому что кроме Джеренса там никого не было. Я набрал код на замке, вошел. Мальчишка сидел на полу, хотя в камере были и стул, и кровать.
– Ну как, прошла дурь? – поинтересовался я.
– Я уже месяц тут сижу, выпустите, – начал канючить Джеренс.
– Не месяц, а неделю. – Я сел на стул. – Что с тобой делать?
– Ничего.
– Зачем ты так?
– Что «так»?
– Принимаешь наркотики.
– Да просто.
– Ты становишься наркоманом. Неужели тебе наплевать на самого себя?
– Разве это жизнь? Не хочу быть плантатором! Ненавижу плантаторов, ненавижу вас, ненавижу всех!
– Капитан, – раздался из настенного динамика голос Аркин, – лейтенант Кан просит вас зайти к нему в каюту! Срочно!
Проклятье! Даже в карцере нет покоя! Я поспешил на первый уровень в каюту, где жили Кан и Алекс. Дверь была распахнута настежь. На кровати, обхватив голову руками, сидел Алекс. Кан молча показал мне на веревку, привязанную к креплению люстры. Под петлей стоял стул.
– О Господи, прости его, – прошептал я.
– Я вернулся за дискетой… Мистер Тамаров стоял на стуле, – сбивчиво рассказывал Кан.
– Алекс, зачем ты это сделал? Почему не пришел ко мне? Я бы тебе помог…
– Не нужны мне твои подачки! Только я начал осваиваться в Сентралтауне, учиться работать на компьютерах, как ты забрал меня оттуда. Кончится полет, и кому я там, на Земле, буду нужен? Что буду делать? Кем работать? Я ни на что не годен.
– Алекс, я устрою тебя, все будет хорошо.
– Не нужна мне твоя благотворительность!
– Это не благотворительность. Алекс умолк, угрюмо уставился в пол. Наступила неловкая тишина.
– Отведите его в лазарет, – попросил я Кана, – я сейчас же позвоню доктору Заресу и все ему объясню.
Когда они вышли, я закрыл дверь и снял трубку.
Через пару часов я вспомнил о прерванной беседе с Джеренсом, пошел в карцер. Джеренс все так же сидел на полу.
– Что там стряслось? – вяло поинтересовался он.
– Не твое дело.
– Вы прямо как мой папаша, – огрызнулся он.
– Не смей так говорить о своем отце!
– Простите, погорячился, когда сказал, что ненавижу вас.
– Спасибо. Джеренс, твой отец просил меня позаботиться о тебе, но я не знаю, как это сделать.
– Не надо обо мне заботиться. Мне уже четырнадцать лет.
– Где ты достал наркотики?
– Из рюкзака, – ехидно ухмыльнулся он. – Вы же не догадались его проверить.
– Верно, не догадался. Моя голова была забита всякой ерундой: как уничтожить проклятых рыб, как взорвать орбитальную станцию!
– Простите, что так получилось, я доставил вам много хлопот. Мистер Сифорт, вы вернете меня на Надежду?
– Конечно. – Я поморщился от боли в челюсти.
– Жаль. Как это скучно, всю жизнь копаться в земле! Если б вы знали, как я ненавижу плантации!
– А что ты любишь?
– Ничего. Впрочем, есть одна вещь… – Он поднял на меня взгляд. – А не будете смеяться?
– Не буду.
– Мистер Сифорт, я хочу быть гардемарином, как Дерек Кэрр.
– Чушь какая, – невольно улыбнулся я, но, заметив обиженный взгляд Джеренса, тут же спохватился:
– Я не смеюсь, Джеренс. Понимаешь, в чем дело… Твоего отца хватит инфаркт, если он узнает, что ты пошел в армию. А без его разрешения я не имею права взять тебя на службу, ведь ты несовершеннолетний.
– Имеете право. Если несовершеннолетний летит на военном корабле без родителей, то командир корабля становится его опекуном и имеет право решать такие вопросы.
– Откуда ты это знаешь?! – изумился я.
– Спросил у лейтенанта Кана. А помните, как вы взяли на службу двух несовершеннолетних на борту «Дерзкого»? Они ведь не хотели.
– У меня достаточно нормальных гардемаринов, зачем мне наркоман?
– Я не наркоман! – возопил он.
– Хватит! – Я встал. – Утром тебя выпустят. Пока обвинения тебе предъявлять не буду, но если ты еще хоть раз набезобразничаешь, то…
– Что тогда?! – с вызовом крикнул он.
– Тогда я разберусь с тобой по-настоящему.
Я вышел в надежде, что достаточно его припугнул. Гардемарин! Курам на смех. Упаси бог от таких гардемаринов.
28
Утром доктор Зарес снял с моей сросшейся челюсти крепления. Я посмотрел в зеркало, улыбнулся. Боже, как отвратительно!
– Доктор, когда можно начать выращивание новых зубов? – Я не слишком забочусь о своей внешности, но с беззубым ртом смириться не мог. Офицер Военно-Космических Сил не должен шамкать, отдавая приказы.
– Можно прямо сейчас, – ответил доктор. – Но учтите, процедура эта не из приятных.
– Знаю. – Однажды в баре Лунаполиса мне в драке выбили зубы, вот тогда я и познакомился с крайне болезненной методикой их выращивания: в зубные лунки закладывают костную ткань, а потом выращивают эти зачатки ежедневным применением жужжащего приборчика, стимулирующего рост костей.
– Капитан, почему бы вам не привести в порядок лицо? – показал он на мое страшное пятно от ожога, вместо кожи покрытое пленкой. – Удивляюсь, почему вы не избавились от него еще в госпитале?
– Я оставил его как память. А почему вы так настаиваете?
– Потому что оно отталкивает людей. В наше время наращивание кожи столь доступно и просто, что демонстративное ношение такого уродливого пятна воспринимается людьми не иначе, как жеманство, недостойное уважения.
– Не забывайте, с кем говорите! – вспылил я.
– Прежде всего вы мой пациент, а потом уже командир. Если вам так нравится это украшение, носите его! Зубы начнем выращивать завтра.
– Хорошо. Доктор, а что с мистером Тамаровым?
– Я не психотерапевт, капитан. Пока я дал ему успокаивающие таблетки. Может быть, придется назначить психотропные лекарства, но вначале хорошо бы провести исследование на предмет баланса гормонов.
К тем, у кого нарушался гормональный баланс, на кораблях почему-то относились снисходительно, а чаще насмешливо, как к чокнутым. Примерно такие же чувства вызывали они у меня, хотя умом я понимал, что это не правильно. Из-за этого дурацкого предрассудка несколько лет тому назад на борту «Порции» я медлил с согласием на обследование моей первой жены Аманды. А у нее был дисбаланс гормонов. Потом оказалось поздно, она покончила жизнь самоубийством.
Если я не прикажу обследовать Алекса, то в следующем припадке меланхолии он наложит на себя руки, и вина ляжет на меня. Но если дисбаланс гормонов будет выявлен, карьере Алекса конец. Но разве можно сопоставить цену карьеры с ценой жизни? Да и на какую карьеру он может рассчитывать со своей амнезией?
Значит, обследование необходимо. Но допустим, мы с Алексом поменялись местами? Как бы я реагировал, отправь он меня на такое обследование? Нет, на это пойти нельзя.
– Подождите, мистер Зарес, – попросил я. – Вначале я поговорю с ним. Можно?
Доктор кивнул. Я вошел в больничную палату. Алекс спал. Лампа светила в десятую часть накала. Я осторожно, на цыпочках подошел к стулу возле кровати, сел.
Лицо его было совершенно безмятежным, дыхание ровным. Вспомнилось, как я впервые увидел его на «Гибернии». Тогда ему было пятнадцать. Сколько с тех пор он вынес муштры и упреков! Вначале от меня, потом от Филипа Таера. Прожить такую трудную жизнь и умереть молодым? Какая несправедливость!
Я сполз на колени, сложил на груди руки для молитвы. Пожалуйста, Господи, сжалься над ним, верни ему память. Знаю, Господи, что ты не любишь меня, но я ведь не за себя прошу, Со мной делай что хочешь, а его помилуй. Переложи его грехи на меня.
– Давно ты пришел? – послышался вдруг голос Алекса.
Я открыл глаза.
– Ты уже проснулся?
– Только что. – Он положил руку под голову, удивленно смотрел на меня.
– Я тоже только что вошел, – изобразил я улыбку, вставая с колен. – Как самочувствие?
– Устал я… От всего.
– Не делай больше так, а то… – Я запнулся.
– Что тогда?
– Мне будет слишком одиноко без тебя. – Я положил ладонь на его руку. – Пожалуйста, Алекс, не губи свою душу, это великий грех. Наберись терпения.
