Яна Завацкая - Эмигрант с Анзоры
Теперь третий этаж. Как там ребята?
«Чен, как жизнь?»
«Нормально, справляемся. Помощь нужна?»
«Нет пока».
Я и предполагал, что на первом этаже работы будет больше.
С лестницы прямо на меня прыгнули, но я успел отскочить. Реакция нормальная. Выхватил шен, закрутил, спустил беднягу вниз по ступенькам... Вперед! Автоматная очередь заставила меня метнуться за угол. Да, не так-то просто... сейчас бы песик мне не помешал. Эх, надо будет выучить себе щенка! Ладно, разберемся без собаки. Я бросил в коридор дистанционную мину. Содрал шлем – газ кверху не поднимался. Крикнул на лервени:
– Выходите, оружие на пол, руки за голову, иначе взорву!
Мне ответили еще одной автоматной очередью, отбившей штукатурку прямо у моего живота. Черт... взрывать не хочется. Там могут быть, например, пленные. И вообще.
– Считаю до трех! – крикнул я, – и взрываю. Раз!
– Не взрывай, – послышался голос из коридора. Какой-то бедолага вышел на лестничную площадку, автомат бросил на пол. Я потянулся за наручниками.
– Выходите остальные!
– Никого нет, один я, – сказал парень. Да, дружок, так я тебе и поверил... Ладно, что же делать. Я осторожно выглянул из-за угла, сказал «дай сюда руки», и замкнув силовые наручники, прицепил лервенца к перилам. Автомат я быстренько разобрал и раскидал части по коридору и вниз, на второй этаж, не таскаться же с ним, но и оставлять врагу не стоит. Коридор, вроде бы, пуст. Очень удобные выступы перед каждой дверью. Я пробежал от выступа до выступа, переждал, полоснул лучом по пустому коридору. Еще пробежал. Заглянул в дверь – никого. Проверил таким же образом еще две двери. В следующей меня ожидал сюрприз – только я начал открывать дверь, хлестнула очередь, но я снова успел отскочить, и даже дверь не открыл толком. Просто отошел и стал методично водить по двери лучом, испаряя и сжигая ее. Сбоку, чтобы в меня не попали. Потом метнул в помещение мину. Снова сообщил засевшим в комнате, что дело их швах, и что пора сдаваться. Через минуту примерно ребята приняли решение и вышли, побросав свои стрелялки. Их было трое. Наручников не хватало. Я поправил наушник.
– Чен, как слышишь?
– Ланс, слышу хорошо.
– Как дела?
– Нормально, заканчиваем.
– Пришли мне наручники, пожалуйста.
– Есть.
Пока я держал троих пленных под прицелом. В коридор проскользнула бесшумная стелющаяся тень, в зубах Горм держал пару наручников. Я заковал всех троих и сопроводил к лестнице, где уже скучал их приятель. Горм побежал вниз, к хозяину. Теперь другая сторона коридора. Первая дверь была заперта. Я вынул универсальный ключ, держа ствол лучевика в направлении коридора, левой рукой расковырял замок. Выстрелов отсюда ожидать не приходилось, но на всякий случай я встал рядом с дверью к стене и крикнул.
– Выходите! Оружие на пол, руки за голову.
Не могли же запереть пустую комнату. Молчание. Потом, через некоторое время, слабый голос. На линкосе. НА ЛИНКОСЕ.
– Я не могу выйти, товарищ.
Я заглянул в комнату. Замер.
Обстановка здесь была вполне жилая, вроде камеры. Железные кровати, тумбочки. На одной из кроватей, прикованный цепочкой за ногу, сидел Леско Рин. «О Господи!» – прошептал я. Старик улыбнулся.
– Ара...
– Ара, – сказал я тихо, – Леско, вы помните меня?
Я подошел и пережег лучом цепочку. Цепкие серые глаза внимательно смотрели на меня, и в них постепенно стало проблескивать узнавание – и удивление.
– Ты... тот мальчик... Ландзо... Господи!
– Вы встать можете? Вы не ранены?
– Нет, все хорошо, – Леско встал, покачнулся, взялся рукой за спинку кровати. Видно, не так уж хорошо.
– А где Нилле? – спросил я.
– Нилле в безопасности, слава Богу. Меня ведь уже расстрелять хотели, Ландзо. Я думал, все... Какой ты стал! Ведь не узнать совсем.
– Пойдемте, – я поддержал его под руку, – здесь опасно... Я сейчас вызову машину, мы все равно пленных взяли.
– Да, да... – Леско слегка прихрамывал. Я отвел его на лестницу и посадил на ступеньку.
– Я проверю остальные комнаты.
– По-моему, там больше никого нет. Но проверь, конечно. Так ты теперь работаешь, значит?
– Я ско.
– Ландзо... вот ведь чудеса какие бывают. Теперь ты меня спас. Слушай, когда все закончится, нам надо с тобой встретиться, поговорить.
– Конечно... когда все закончится.
Я побежал проверять этаж и вызывать машину.
Ничего этого еще не случилось, и я сидел у костра, искры летели в небо, почти закрывая звезды. Я сидел, ощущая тепло Чена рядом – он потом погибнет на Анзоре, и жар костра, почти обжигающий лицо, но все же приятный...
На гитаре играл Арнис Кейнс, Ильгет сзади прислонилась к его плечу. Ильгет тоже не квиринка, она с Ярны, вроде бы. Ярна тоже была захвачена сагонами, и тоже неявно, как и Анзора – хотя несколько иначе. Сагоны, как правило, редко повторяют один и тот же сценарий. Теперь Ярна свободна, там сагонов нет – и квиринцев тоже, ни одного. Может, и были бы у Квирина завоевательные устремления, да слишком уж сил мало, захватить можно любую планету, любую территорию, а вот удерживать куда труднее. Да и противоречило бы это всему духу, создавшему этот удивительный мир...
Мир, в котором сагоны бессильны.
Арнис пел негромко странную, красивую песню. Временами Ильгет и Мира подпевали ему, мы все уже знали эту песню наизусть.
Выпадут звезды, как снег.
Станет как солнце луна.
Скор и неслышен наш бег
Дальше и дальше,
Туда, где зима.
Звуки застыли вдали,
Вот и не видно коней.
Вскачь, не касаясь земли,
Дальше и дальше,
Туда, где темней...
Дальше и дальше. Мы еще не знали, что услышим эту песню, выйдя в последний раз перед вылетом из «Синей вороны». В общем-то принято собираться всем экипажем – в данном случае, всем отрядом – перед дальней дорогой. Но в этот раз мы собрались прямо перед тем, как идти в космопорт. С вещами, благо их немного. Оружие погрузили на корабль заранее. «Синяя ворона» – ресторан демократический, никто не будет удивляться, если вы завалитесь туда в броневом бикре маскировочной окраски и со здоровенной сумкой. И даже если в таком виде будет целая компания. Так уж у нас получилось, просто накануне было совершенно некогда идти в ресторан. Все семьи были с нами, а со мной вместе пришел Валтэн. Мы ведь договорились провожать и встречать друг друга.
И через восемьдесят два дня, когда я пересеку карантинную зону, сдам оружие на проверку и вещи на таможню, выйду в зал ожидания – Валтэн будет ждать меня там. Он молча и крепко обнимет меня, мы заберем оружие и багаж и двинемся по кипарисовой аллее к городу. Через четыре дня мы вернемся и стартуем в обычный патруль, который мне покажется отдыхом.
И вот, когда мы вышли из «Синей вороны», притихшие, молчаливые – только дети трещали без умолку – небольшая группа у самого края Набережной, там, где набережная переходит уже в обычный берег, привлекла наше внимание. Двое пареньков играли на гитаре и флейте и пели ту самую странную мелодию.
Спрыгнуть на полном скаку
И посреди тишины
Шагом, по пояс в снегу
Дальше и дальше,
Прочь от земли...
До старта оставалось еще шесть часов. И мы двинулись пешком до космопорта – ну что же, четыре километра – это совсем не много. Мы шли по кипарисовой аллее и почти не разговаривали. Лишь вбирали в себя последние запахи, звуки, тени вечерней осенней Коринты... Смотрели на взлетающие в небо льдистые шпили Церкви Святого Квиринуса, слева от аллеи.
Дальше и дальше.
Но пока ничего этого не случилось. И мы сидели вокруг костра, огонь озарял лица, делая их совсем особенными, глубокими, глаза – горящими, делая всех – красивыми. И даже я, еще совсем не умеющий петь, тихонько подпевал Арнису.
Ты слышишь, нам нельзя уснуть.
Ты слышишь, нам нельзя уснуть,
Кто-нибудь, помоги повернуть...
Родители потихоньку удалялись от костра, укладывая в палатках младших детей. Кто-то и сам завалился спать. Мы негромко разговаривали, пели, снова разговаривали. Чен читал стихи своей жены – она в данный момент улетела в экспедицию и должна была вернуться через неделю. Им совсем немного времени оставалось побыть вместе. Я знал Лиссу, она была этнографом и вообще замечательным человеком. И стихи ее мне очень нравились.
В предчувствии урагана
Застывшие ниточки улиц,
Плачущие туманом,
Уснули, уснули, уснули.
Дрожащие в ожидании
Укрылись в квартирных норах.
Не ждет твоего сострадания
Пустой и холодный город...
Чен дочитал, и все помолчали. Так принято на Квирине, вместо аплодисментов и криков «браво» – молчание, и чем оно глубже и продолжительнее, тем выше оценили слушатели артиста. И это, по-моему, очень правильно, как и чем еще вознаградить стихи или музыку, если не молчанием, вдумыванием, вживанием в них... Это бывает очень уместно – просто помолчать. Потом кто-то запел. Чен, еще не совсем отошедший от волнения, наклонился ко мне и прошептал.
