Станислав Лем - Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник)
Ракета стояла вертикально – белая, белее пронизанных солнцем облаков, среди которых, казалось, уже плыла ее далекая заостренная вершина. Миновали три дня тяжелой работы. Погрузка была окончена. Большой параболический пандус из сваренных обломков стены, которая должна была запереть людей, тянулся вдоль склона холма. В восьмидесяти метрах над поверхностью планеты в открытом люке стояли четверо людей. Они смотрели вниз. Там, на буро-желтой плоской поверхности, виднелись две маленькие фигурки, одна немного светлее другой. Люди смотрели сверху, как они стоят: неподвижно, совсем близко, всего лишь в нескольких десятках метров от плавно расширяющихся дюзовых колец.
– Почему они не уходят? – нетерпеливо спросил Физик. – Мы не сможем стартовать.
– Они не уйдут, – сказал Доктор.
– Что это значит? Он не хочет, чтобы мы улетали?
Доктор знал, что это значит, но молчал.
Солнце стояло высоко. С запада плыли нагромождения туч. Из открытого люка, как из окна стрельчатой башни, неожиданно вознесшейся в пустыне, виднелись южные горы, поголубевшие, слившиеся с тучами вершины, большая западная пустыня – на сотни километров раскинулись полосы залитых солнцем барханов и фиолетовая шуба лесов, покрывающих склоны на востоке. Гигантское пространство лежало под небосводом с маленьким резким солнцем в зените. Кружевным каркасом тянулось внизу кольцо стены, тень ракеты двигалась по нему, как стрелка титанических солнечных часов, она уже приближалась к двум крохотным фигуркам.
С востока послышался гром, протяжным свистом отозвался воздух, и пламя сверкнуло из черного купола взрыва.
– Ого, это что-то новое, – сказал Инженер.
Снова гром. Невидимый снаряд выл все ближе, людей накрыл конус адского свиста, казалось, что зацепило нос ракеты – в нескольких десятках метров от корабля почва охнула и подпрыгнула вверх. Люди почувствовали, как он зашатался.
– Экипаж, по местам! – скомандовал Координатор.
– Но они!.. – гневно воскликнул Химик.
Люк захлопнулся.
В рубке не было слышно рева. На экранах заднего обзора по песку прыгали огненные кусты. Две светлые точки все еще стояли неподвижно у подножия ракеты.
– Застегнуть пояса! – приказал Координатор. – Готовы?
– Готовы, – отозвался экипаж вразнобой.
– Двенадцать часов семь минут. К старту! Пуск!
– Включаю реактор, – сказал Инженер.
– Есть критическая, – сказал Физик.
– Циркуляция нормальная, – сказал Химик.
– Гравиметр на оси, – сказал Кибернетик.
Доктор, вися между вогнутым сводом и выложенным пенопластом полом, смотрел на задний экран.
– Стоят? – спросил Координатор, и все взглянули на него – это слово не относилось к ритуалу старта.
– Стоят, – ответил Доктор.
Ракета, задетая взрывной волной, вздрогнула.
– Старт! – громко сказал Координатор.
Инженер с мертвым лицом включил привод. Люди не слышали ничего, кроме очень слабых далеких взрывов, которые происходили как будто в другом, ничего общего с людьми не имеющем мире. Медленно нарастал тихий, пронизывающий свист – все как бы растворилось в нем, растеклось; мягко покачиваясь, люди проваливались в объятия неодолимой силы.
– Стоим на огне, – сказал Инженер.
Это значило, что ракета оторвалась от грунта и выбрасывает ровно столько огненных газов, сколько необходимо, чтобы уравновесить собственную тяжесть.
– Нормальная синергическая, – сказал Координатор.
– Выходим за нормальную, – доложил Кибернетик.
Задрожали нейлоновые тросы. Лапы амортизаторов вышли из поршней и медленно поползли назад.
– Кислород! – крикнул Доктор, как бы проснувшись, и сам закусил эластичный мундштук.
Через двенадцать минут корабль вышел за пределы атмосферы. Не уменьшая скорости, он уходил в звездную черноту по виткам разматывающейся спирали. Семьсот сорок огоньков указателей, контрольных ламп, приборных шкал пульсировало, дрожало, мигало и сверкало в рубке. Люди расстегнули пояса и побросали карабины на пол. Они подходили к распределительным пультам, недоверчиво клали на них ладони, проверяли, не греются ли где-нибудь трубопроводы, не слышно ли шипения замыканий, подозрительно втягивали воздух – нет ли запаха огня, гари, – заглядывали в экраны, проверяли показания астродезических калькуляторов – все было таким, каким должно было быть: воздух чистый, температура нормальная, распределительный щит словно никогда и не превращался в груду обломков.
В навигационной рубке над картами склонились Инженер и Координатор.
Звездные карты были больше, чем стол, они свисали на пол, иногда рвались. Давно шли разговоры, что в навигационной нужен стол побольше, а то все топчут карты. Но стол оставался неизменен.
– Видел Эдем? – спросил Инженер.
Координатор непонимающе взглянул на него:
– Кто? Я?
– Сейчас. Погляди.
Координатор обернулся. На экране, гася близкие звезды, плыла огромная опаловая капля.
– Прекрасная планета, – сказал Инженер. – Потому мы и свернули с курса, что она такая прекрасная. Мы хотели только пролететь над ней.
– Да. Хотели только пролететь.
– Исключительный блеск. Другие планеты не такие прозрачно-чистые. Земля так просто голубая.
Они все еще смотрели на экран.
– Остались, – тихо сказал Координатор.
– Да, он сам так захотел.
– Ты думаешь?
– Уверен. Он предпочел, чтобы мы, а не они. Это было все, что мы могли для него сделать.
Некоторое время они молчали. Эдем удалялся.
– Какая чистая, – сказал Координатор. – Но… знаешь… По теории вероятности следует, что бывают еще прекраснее.
Непобедимый
Черный дождь
«Непобедимый», крейсер второго класса, самое крупное судно, которым располагала База в созвездии Лиры, шел на фотонной тяге через крайний квадрант созвездия. Восемьдесят три человека, составлявшие команду корабля, спали в тоннельном гибернаторе центральной палубы. Рейс был относительно недолгим, поэтому вместо полной гибернации применили углубленный сон, при котором температура тела не падает ниже десяти градусов.
В рулевой работали только автоматы. В их поле зрения, на крестовине визира, лежал диск солнца, которое было немногим горячее обычного красного карлика. Когда диск этот занял половину экрана, аннигиляционная реакция была приостановлена. Некоторое время на всем корабле стояла мертвая тишина. Беззвучно работали климатизаторы и цифровые машины. Прекратилась тончайшая вибрация, сопутствующая эмиссии светового столба, который ранее вырывался из кормы и, как бесконечно длинная шпага пронзая мрак, отдачей двигал корабль. «Непобедимый» шел все на той же субсветовой скорости, беззвучный, глухой, кажущийся пустым.
Потом начали перемигиваться огоньки на пультах, облитых румянцем далекого солнца, пылающего на центральном экране. Ферромагнитные ленты двинулись, программы медленно вползали в недра одного устройства за другим, переключатели высекали искры, и ток устремлялся по проводам с гудением, которого никто не слышал. Электромоторы включались и, превозмогая сопротивление давным-давно застывшей смазки, с басовых нот переходили на пронзительный стон. Тусклые кадмиевые стержни выдвигались из вспомогательных реакторов, магнитные помпы нагнетали жидкий натрий в змеевики охлаждения, по металлу корабельных палуб пошла дрожь, а тихое, царапающее шуршание внутри стен – будто там носились стада крохотных зверьков, постукивая коготками о сталь, – означало, что подвижные щупы автоматического ремонта уже начали свой путь длиною в километры, чтобы контролировать каждое скрепление балок, герметичность корпуса, надежность металлических стыков. Весь корабль, пробуждаясь, наполнялся звуками и движением, и лишь его команда еще спала.
Но вот очередной автомат, поглотив свою ленту с программой, послал сигналы центральному управлению гибернатора. К холодному воздуху камер примешался пробуждающий газ. Меж рядами коек из решеток в полу повеяло теплом. Однако люди долго еще как бы не хотели просыпаться. Некоторые бессильно пошевеливали руками; пустоту их леденящего сна наполняли кошмары и бред. Наконец кто-то первым открыл глаза. Корабль уже подготовился к этому. Несколько минут назад темнота в длинных палубных коридорах и в шахтах подъемников, в каютах и рулевой рубке, в барокамерах и на рабочих местах сменилась белым сиянием искусственного дня. И пока в гибернаторе слышались вздохи и полубессознательные стоны, корабль, словно не в силах дождаться, пока очнутся люди, начал предварительный маневр торможения. На центральном экране возникли полосы огня из носовой части. В безжизненное субсветовое движение вторгся толчок: мощная сила, направленная через носовые отражатели, пыталась сплющить восемнадцать тысяч тонн массы покоя «Непобедимого», помноженные на его громадную скорость. В картографических каютах плотно упакованные карты тревожно задрожали на роликах. Там и сям двигались, словно оживая, слабо закрепленные предметы; в камбузах загремела, сталкиваясь, посуда, закачались спинки пустых кресел из пенопласта, заколыхались настенные ремни и тросы на палубах. Грохот металла, звон стекла, треск пластика смешались и волной прошли сквозь ракету от носа до кормы. Тем временем из гибернатора уже послышались голоса; из небытия, длившегося семь месяцев, и короткой дремоты люди вернулись в явь.
