Антон Первушин - КФ, ИЛИ «КОСМОС БУДЕТ НАШИМ!» (Антология 2008)
Краснов раньше всех проснулся 11 сентября и тотчас же отправился в машинное отделение. Он внимательно осмотрел все части механизма. Было бы очень досадно, если бы в критический момент оказалась какая-нибудь неисправность. Но Краснов мог быть спокоен: все работы велись под его личным наблюдением, и неисправности нигде не оказалось. Часам к двенадцати приехала Мэри, которая в этот день была уже в светлом платье, так как решила вместе со своим траурным костюмом оставить на Земле свое горе и начать на Марсе новую жизнь. Друзья позавтракали на Земле в последний раз и стали готовиться к отъезду. Под руководством Краснова внимательно обошли еще раз все машинное отделение, а также проверили дорожный инвентарь. Все было в порядке, только Русаков не нашел в кармане своей записной книжечки с вычислениями. Сначала было это обстоятельство его взволновало; он не мог вспомнить, где мог он ее выронить; если бы она попала в чужие руки, то планы их были бы отчасти обнаружены. Однако Шведову и Краснову удалось его скоро успокоить: вряд ли кто мог понять, что, в сущности, означают его вычисления; а если бы это и случилось, то теперь их действиям уже никто не помешает: через несколько часов они оставят Землю.
В семь часов наши путешественники распрощались с Землею и вошли внутрь «Галилея». Краснов герметически закрыл отверстие, и наши друзья оказались наглухо запертыми в своем корабле. Они сели в общей зале, которая имела красивый и несколько фантастический вид. Совершенно круглая, с закрытыми окнами, залитая электрическим светом, она поражала своей роскошью и оригинальностью. Бархатная мебель, богатые картины на стенах и лепные изображения на потолке были расположены с большим вкусом, и в целом зала имела вид необыкновенно роскошный и в то же время уютный. Лестница, соединявшая залу с нижним этажом и верхними комнатами, скрывалась красивой драпировкой. Краснов сел в кресло подле электрического аппарата, который должен был привести в движение механизм, и положил перед собой хронометр, тщательно выверенный. Профессор в заметном волнении расхаживал по комнате, а Мэри и Шведов сидели вдали от Краснова на кушетке.
— Итак, прощай, Земля! — сказала Мэри.
— Что день грядущий нам готовит? — продекламировал Шведов. — А что если мы не выдержим толчка и разобьем себе головы?
Краснов возмутился:
— Вечно у вас всякие нелепые сомнения! Это о мягкие-то стены или мебель вы боитесь разбить свою драгоценную голову?
— Если вы, Петр Петрович, боитесь толчка, — сказала Мэри, — я советовала бы вам уйти в свою комнату и лечь в постель.
— Нет, нет, нет, последние минуты на Земле мы должны провести вместе, — решительно сказал профессор.
— А что если на Марсе нет атмосферы? — не унимался Шведов.
— А что если нет и самого Марса? — в тон ему проговорил Краснов. — А что если Земля стоит на трех китах?..
— Чего вы злитесь? Я ведь только шучу. Если бы я в самом деле сомневался хоть немного, я бы не поехал с вами. Разве можно математику сомневаться в том, что так строго научно доказано!
— А как, однако, неприятно это выжидательное бездействие! — сказал Русаков, шагая по комнате.
— Не хотите ли в винт? — пошутила Мэри.
— Нет, теперь не до винта.
— А сколько времени, Николай Александрович? — спросила Мэри.
— Двадцать минут восьмого.
— Уже? Однако ждать-то недолго. Не заметим, как и пролетят последние минуты нашей земной жизни и настанет новое бытие.
— Будем надеяться, что не загробное, — заметил Русаков.
— О нет! — воскликнула Мэри. — Тогда лишь и начнется у нас настоящая жизнь, как пробьет третий звонок и Николай Александрович двинет свой поезд.
В таких разговорах незаметно прошло время, пока Краснов, не спуская глаз с хронометра, не объявил:
— Восемь часов шесть минут!
— Да? Только шесть минут осталось?
— Ну, господа, принимайте позы поудобней, — сказал Краснов.
— Уходите, Петр Петрович, — сказала Мэри, — я помещусь одна на этой кушетке.
Шведов пересел на соседнее кресло. Профессор занял другую кушетку, а Краснов не изменял своей позы над аппаратом.
— Сколько времени остается? — снова спросила Мэри, когда все расположились на своих местах.
— Восемь минут двадцать две секунды.
— Еще целых четыре минуты! За это время Петр Петрович успеет еще раз поссориться с Николаем Александровичем.
— Нет, я лучше уж буду молчать, — сказал Шведов.
— И хорошо сделаете, — заметил Краснов.
— Одиннадцать минут! — сказал Краснов.
— Ай! — вскрикнула Мэри. — Одна минута! Нужно теперь крепко держаться, не то подбросит меня с этой кушетки прямо на голову уважаемому профессору! Ну, скоро? А? Скоро?
Краснов молчал и не спускал глаз с хронометра.
— Прощай, Земля! — повторила Мэри.
В это мгновение Краснов сильно нажал кнопку. «Галилей» весь как-то дрогнул и подбросил вверх своих пассажиров. Однако все обошлось благополучно, и мягкие стены спасли всех от ушибов. Все свершилось настолько тихо и незаметно, что не верилось, в самом ли деле снаряд дал нужный толчок. Краснов бросился к одному окну и порывисто стал отвинчивать гайки, закрывавшие его. Через минуту внутренняя закладка отпала. Краснов надавил электрическую пружинку, — отпала внешняя закладка, и обнаружилось эллиптическое окно, сделанное из толстого хрусталя. Все бросились к окну. Земля тянулась внизу темной тучей, причем море резко отличалось от суши серебристым цветом. Где находился Лондон, о том можно было только догадываться. Через несколько секунд Земля заволоклась какой-то дымкой, и уже трудно было отличить море от суши.
— Как просто это произошло, однако! — сказала Мэри.
— А вы разве ждали грома и молний? — спросил Краснов.
— Нет, но все-таки думала, что произойдет немало пертурбаций.
— Ну, господа, — торжественно проговорил профессор, — наши работы кончены, и нам остается ждать только результатов. Будем коротать время до тех пор, пока Марс не примет в число своих жителей четырех новых членов. Из земных обитателей всех времен до сих пор никто не был на Марсе. Эта честь выпадает на нашу долю.
— Да, на нашу долю, Виктор Павлович! — раздался вдруг позади него голос.
Все оглянулись.
Перед ними стоял профессор Лессинг.
VВ первую минуту все остолбенели и не могли выговорить слова от изумления. Лессинг молча стоял подле лестницы, слегка улыбаясь, и ожидал, что ему скажут. Наконец Русаков первый опомнился и сделал шаг вперед:
— Как вы смели, милостивый государь, забраться сюда воровским образом?
— Не волнуйтесь, Виктор Павлович, — отвечал Лессинг, не изменяя своей позы. — Вы ведь сами жаждали, чтобы Лессинг поскорее узнал о ваших работах и путешествии на Марс. Вот он и узнал, и вам незачем отправлять с Марса депеши.
— Как! У вас еще хватает наглости трунить надо мной! — горячился Русаков. — Вы забываете, что нас четверо против вас одного, что мы можем сию же минуту выбросить вас вон из корабля, и вы шлепнетесь на Землю!..
— Охота вам, Виктор Павлович, чепуху говорить! Ведь вы не можете этого сделать.
— А почему, почему?
— Да потому, что вы все — прекрасные люди и отнюдь не способны на такое злодеяние. Разве возможно, чтобы люди науки лишили жизни одного из своих товарищей! Я надеюсь, что во имя гостеприимства вы больше не будете мне делать упреков за мое самовольное появление. Прошу, господа, в этом у вас всех прощения, но иначе поступить я не мог. Я готов пожертвовать жизнью за то, чтобы побывать на Марсе, а для этого у меня не было другого средства, кроме того, которым я воспользовался. Надеюсь, что вы более любезно примете профессора Лессинга, чем Виктор Павлович.
— Конечно, конечно! — сказала Мэри, обменявшись взглядами с Красновым и Шведовым. — Мы рады вам, господин профессор, а я просто в восторге оттого, что на «Галилее» стало больше еще одним ученым. За что, собственно, вы не любите, Виктор Павлович, господина Лессинга?
— Это мой заклятый враг.
Лессинг расхохотался:
— Неужели вы это серьезно говорите, Виктор Павлович? Этого я, признаться, уж не ожидал. Какой же я вам враг, Виктор Павлович? И не грех вам при других так называть старого друга и сослуживца? Могут подумать, что у нас с вами в самом деле есть какие-то старые счеты. А разве я вам сделал что-нибудь дурное?
— Дурное? Дурное? — горячился Русаков. — А кто постоянно издевался надо мной и в профессорской и на заседаниях физико-математического общества? Это вы забыли?
— Ну а еще?
— Еще, еще? А помните, Иван Иванович, как однажды мы с вами были экзаменаторами на полукурсовых испытаниях и я хотел уйти с экзамена, а вы меня не пустили? Я забыл галстук надеть, а вы говорите, что я не имею права уйти, что я на службе; а студенты смеются…
