Небо Титана (СИ) - Максимов Макс

— Но с чего мы взяли, что это ее конечная цель? — спрашивают Мингли.

— Если все не просто так, все не случайно, — говорю я, — то можно констатировать, что одна из целей этой штуки, погрузиться в недра спутника.

— Согласен, — говорит Мингли, — хорошо, тогда возникает следующий вопрос — а зачем кому-то что-то погружать в недра спутника?

— А зачем мы буримся? — спрашиваю я, — что бы исследовать.

— Не слишком ли это сложное устройство для простого исследования? — сомневается Мингли, — цивилизация, которая смогла сделать эту Сферу скорее всего давно уже все исследовала.

— Может это бомба? Они хотят взорвать Титан? — предполагает Стив.

— Тогда они бы разогнали этот шар и просто столкнули бы его с Титаном, — отвечает Мингли, — на околосветовой скорости кинетической энергии Сферы хватило бы что бы разнести на куски любое небесное тело, даже звезду.

— Погодите, коллеги, мы уже в какие-то фантазии углубляемся, — говорит Жорж, — у нас есть факт — одна из задач Сферы это погружение в спутник. Версия взрыва и исследования нелогичны по вышесказанным причинам. Какие еще могут быть причины погружения? Ведь Сфера-то дойдет рано или поздно до центра масс Титана.

— Спрятаться? — говорю.

— От чего-то, что может представлять для Сферы опасность? — дополняет Стив.

— Мне сложно представить, что это может быть за угроза, — говорит Мингли.

— Но это не значит, что нет во вселенной созданий, которые представляют для нее опасность, — говорю я.

— Или для того, что сидит внутри нее, — снова дополняет Стив.

— Пустое пространство там тоже кем-то должно было быть спроектировано, — предполагает Саид.

— Может это и правда кабина, каюта, рубка? — говорю.

— Тогда в нее должен быть вход, — отвечает Саид.

— Может там и есть вход, просто мы не поняли, как он выглядит, — говорю я.

— Сфера за сутки опустилась на метр, — говорит Мингли, — торчит из грунта она на тридцать метров да?

— Да, — говорит Саид.

— Если скорость погружения не изменится, — продолжает Мингли и подходит к выходу из кабинета Саида, — то через тридцать дней она уйдет под поверхность. Но скорее всего быстрее. И так, план следующий, выскажусь немного сумбурно, но все же… Мы должны собрать любую доступную инфу по Сфере, включая вроде бы бесполезную, мало ли как потом после нас эту информацию будут интерпретировать. Надо измерить температуру, радиационный фон, скорость прохождения звука по материалу Сферы, попробовать твердость с помощью алмазного бура. Попробуем сверлить ее чтоб собрать стружку, попробуем резать лазером. Соберем образцы породы, контактировавшей со стенкой Сферы под давлением, может был перенос материала Сферы при сильном взаимодействии. Проверим электропроводность и еще желательно…

Внезапно раздается оглушительный грохот и кабинет заполняется дымом! Мы все подскакиваем со своих мест. Из динамика доносится зацикленная фраза — разгерметизация, разгерметизация, разгерметизация… Я пытаюсь вдохнуть, но понимаю, что воздуха не хватает, чтоб насытить тело кислородом. Дым быстро рассеивается. Я вижу Мингли, лежащего на полу в конце комнаты. Вижу черное небо. Метановый дождь бьет по моему лицу. Остатки кислорода пожирает огонь. Жорж стоит передо мной в скафандре. Хватает меня за предплечье. Легкие мои горят от холода. Я задерживаю дыхание, чтоб не обморозить. Зажмуриваю глаза. Жжение на коже невыносимо. Жорж ведет меня за руку. Я понимаю, что если я сейчас не сделаю вздох, то потеряю сознание. Сколько прошло времени — непонятно. Когда нечем дышать, секунды тянутся мучительно долго.

— Осторожно! — я слышу низкий голос Жоржа и понимаю, что низкий он, потому что мы находимся в атмосфере Титана! В домашних штанах и майках! Уши заложило от мороза. Я иду мелкими шажками. Только сейчас я осознал, что кто-то держит меня за вторую руку. Больше нет сил терпеть удушье и боль. Я хочу закричать, но сознательно не могу, ведь в легких осталась щепотка драгоценного воздуха. Нельзя просто выплюнуть его. Я падаю.

— Надевай! — слышу все такой же низкий голос биолога. Пальцы мои горят и коченеют. Кончики дистальных фаланг немеют. Я чувствую ткань скафандра. Вслепую я залезаю в него, наверное, за доли секунды! Слышу голоса из своего динамика — Юре! Юре наденьте!

Кто-то водрузил мне на голову шлем скафандра, а через секунду я почувствовал лицом тепло. Я пытаюсь открыть глаза, но сделать это не просто из-за примерзших век. Кое-как я разлепляю ресницы и сквозь застывшие слезы в мутном тумане вижу, что мы находимся в комнате стабилизации. Я сижу на полу, рядом на корточках Жорж обнимает меня за плечо, передо мной стоят Стив и Саид, за ними лежит Мингли. Все как во сне… в кошмарном сне.

— Все живы?! — спрашивает капитан.

— Да, — говорит Саид.

— Мингли, ты ранен?! — хриплым голосом спрашивает Рут, пытаясь отдышаться.

— Кажется нет, — отвечает капитан и садится.

— Что произошло?! — спрашивает Саид.

— Похоже, что-то взорвалось, — говорю.

Осознание того, что взорвался топливный бак постепенно заполнило мой разум. Вслед за этим пришло и понимание, что нам отсюда теперь не улететь. Я не проговаривал эти ужасные тезисы в голове, но образ того, что мы навсегда останемся на Титане, встал перед глазами в виде замерзших тел космонавтов, лежащих на желтой ледяной корке.

— Надо проверить, что уцелело! — говорю, — пошли на склад.

— Мингли, ты можешь встать? — Стив садится возле капитана. Тот, опершись на плечо товарища, медленно поднимается.

— Ракетное топливо сдетонировало? — предполагает Жорж.

— Сейчас не время обсуждать причины, — говорит капитан, — Юра прав, надо идти на склад, вынеси модули, кислородные баллоны, воду, еду. Разложить шатер. Перенести все туда. После обсудим ситуацию и решим, как действовать дальше.

12. Казнь на гильотине

Космонавты вышли на улицу. Пожар стих, толком не успев начаться. Взрыв топливного бака раскурочил прилегающие стенки всех трех ангаров. База Титан-1 была полностью разрушена.

Гречкин занялся разложением геологического надувного модуля, который лежал кабине буровой. Рут остался помогать. Мингли, Жорж и Саид отправились на склад. Зашли через дыру в стене. Творился там настоящий хаос. После взрыва все было раскидано по полу. Но до этого никому не было дела. Ученые с траурным видом стояли возле уничтоженной системы “Электрон” — генератора, преобразующего воду в кислород.

Жорж в отчаянии сел, а скорее, рухнул на пол.

— Первым делом надо собрать все уцелевшие баллоны, — сказал Мингли.

— А смысл? Что нам дадут эти дополнительные часы жизни? — спросил биолог.

— Ты же ученый, Жорж, — ответил Мингли.

— И что?

— Как что? Ты наверняка слышал про Антуана Лавуазье.

— Слышал. Наш химик, француз.

— А ты знаешь историю его смерти?

— Нет.

— Так вот, Жорж, — не взирая на осознание скорой мучительной смерти от удушья, Мингли говорил уверенно, как и подобает капитану, — Лавуазье жил во второй половине восемнадцатого века и был приговорен к смерти через гильотирование. Обвиняли его в революционном заговоре. Он был настоящим ученым. Ученым до мозга костей, Жорж! Он умолял о помиловании, ведь его будущие открытия могли продвинуть науку вперед. Ему отказали. После года заключения его доставили к гильотине. Лавуазье сказал, что после казни поставит последний в жизни эксперимент — проверит, сможет ли он моргать после того, как ему отрубят голову, и если да, то как долго. По разным данным, глаза на отсечённой голове учёного моргали ещё от пятнадцати до тридцати секунд к потехе и удивлению зрителей и палача.

— К чему ты клонишь? Продолжать не взирая ни на что?

— Да. Мы должны продолжать заниматься тем, для чего нас сюда отправили. Наши жизни не имеют значения в масштабах тех открытий, которые тут совершаются. Мы творим историю, Жорж. Сколько людей просто рождаются и умирают?

— Все?

— Все. Но сколько из них могут принести пользу миру?