Андрей Ливадный - Дождь
Джуна некоторое время пребывала в состоянии нерешительности. С одной стороны у нее не нашлось негативных ощущений или губительного опыта, способного воззвать к инстинкту самосохранения, напротив, механизмы никогда не причиняли ей вреда (чего не скажешь об огромных крысах, обитающих в темных переходах подземных уровней).
Естественное любопытство, подстегнутое внезапным эмоциональным сопереживанием, после недолгих колебаний одержало верх. Девочка пересилила волнение и робость, присела на корточки осторожно коснулась дрожащими пальцами металлопластикового запястья человекоподобной машины, и с усилием отвела его руку в сторону.
Под ладонью сервомеханизма внезапно открылась не рана, а углубление в кожухе, плотно закрывающем район груди. Джуна долго всматривалась, прежде чем убедилась, что перед ней не просто выемка, а характерное, знакомое по личному опыту обращения с кибернетическими устройствами гнездо, куда, если верить аналогиям, крепился элемент питания.
Она достаточно быстро сообразила, как проверить промелькнувшую догадку: отпустив руку андроида, она коснулась сжатых пальцев и действительно ощутила знакомую цилиндрическую форму разряженного накопителя. Теперь для девочки все встало на свои места. Она мыслила без лишних усложнений, сразу же предположив, что механизм можно оживить. Он остановился, когда иссякла энергия, хотел вставить элемент питания в гнездо, но по непонятной пока причине не сумел совершить простейшей операции.
Будь Джуна повзрослее, имей она опыт негативно окрашенных встреч с машинами, все сложилось бы иначе, но в жизни девочки существовали два устройства, постоянно нуждающиеся в энергии и помогающие ей в борьбе за существование. Синтезатор пищи и очиститель воды играли огромную роль в ее жизни, ненавязчиво сформировав у девочки приязненное отношение к иным кибернетическим устройствам.
Джуна прекрасно знала, как следует поступить. Попытавшись разжать механические пальцы, она не преуспела, и через пару минут, осознав тщетность прилагаемых усилий, решила: будет проще принести сюда заряженный накопитель из запасов, предназначенных для агрегатов жизнеобеспечения.
Она еще не знала, что, принимая решение, делает неизбежный шаг навстречу неведомому…
* * *Звуки.
Они вернулись, даруя внезапное ощущение жизни, после периода безвременья, промелькнувшего, как один миг.
Где-то неподалеку капала воды, встроенные микрофоны улавливали до сотни шумов, из которых очнувшееся сознание тут же выделило звук прерывистого дыхания.
Рядом находился человек.
Реальность возвращалась, с каждой секундой принося все новые и новые впечатления.
По мере включения в работу систем сканирования, связи и предварительного анализа Остин, чьи искусственные нейросети сохранили в памяти губительные ощущения агонии, начинал не просто осознавать факт своего возвращения к жизни, – он понимал, что прошло очень много времени, разложилась плоть, исчезла одежда, многие сервомоторные узлы пришли в состояние негодности от долгой неподвижности…
Энергия поступала от накопителя, вставленного в контактное гнездо, добраться до которого он так и не смог, не сумев побороть в себе иррационального чувства страха перед необходимостью изранить самого себя.
Он отлично помнил, что так и не сумел задействовать внешний накопитель (для этого ему нужно было взрезать себе грудные мышцы), а когда решился, силы уже окончательно покинули его, и на отчаянное движение попросту не хватило мощности ослабленных энергетическим голодом сервомоторов.
Подача энергии и частое, взволнованное человеческое дыхание сказали Остину о многом, еще прежде, чем он сумел включить видеокамеры, встроенные в металлопластиковый череп.
Системы ночного видения, включившиеся, как только рассудок осознал плотно обступающий мрак, разогнали тьму, позволяя камерам снять четкое, контрастное изображение.
От его прежнего тела остался лишь эндоостов.
Рядом стояла девочка лет десяти, ее неправдоподобно большие глаза, выделяющиеся на худом, бледном личике, смотрели на Остина со смешанным выражением ожидания и запоздалого страха.
Я должно быть ужасно выгляжу… – первая осознанная мысль окончательно вернула память об ощущениях, и он машинально задействовал сервомоторы, чтобы не пугать ребенка видом неестественно запрокинутой головы…
Она взвизгнула и попятилась, уловив движение ожившего сервомеханизма.
Теперь звуки резанули уже по нервам девочки. Она не думала, что станет так страшно, когда андроид внезапным рывком вернул голову в нормальное положение, а за имитацией глаз тускло зардели источники инфракрасной подсветки, у которых сбилась настройка длины волн…
Жуть.
Однако хрипловатый, надтреснутый голос, вслух произнесший фразы, до этого существовавшие лишь в ее мысленном общении со своим внутренним «я», окончательно перевернул устоявшееся мировоззрение, заставив Джуну на миг горько пожалеть о содеянном: звуки били наотмашь, даруя стылую новизну восприятия, и она не сразу разобрала смысл произнесенной им фразы, настолько ее напугал синтезированный голос поврежденной аудиосистемы андроида:
– Не бойся меня. Я друг.
Окраина мегаполиса. Три месяца спустя…Шел дождь.
Стена мороси наискось падала в ущелье улицы, свет сиротливого фонаря, державшегося «на честном слове», под порывами ветра бросал блики на стены зданий, зияющих пустыми глазницами оконных проемов, забавлялся гротескными тенями, создавая текучее, изменчивое пространство.
В глухой ватной тишине, нарушаемой лишь монотонным шелестом падающих капель, внезапно раздался резкий звук: протяжно скрипнул открывающийся люк и две фигуры выбрались в узкую расселину улицы.
Первым появился андроид, явно знавший лучшие времена, – под тщательно заштопанной, подогнанной по размеру одеждой, все же проблескивал тусклый блик металлопластика, непокрытая голова сервомеханизма выглядело жутковато, – рельефная имитация глаз по-прежнему зловеще подсвечивалась неярким, но ясно различимым красноватым сиянием.
Удерживая массивную крышку люка, он помог выбраться из кромешной тьмы подземных уровней девочке.
Джуна вздрогнула, цепко ухватившись за руку Остина. Ее бледное лицо с заострившими чертами хранило неизгладимый, землистый отпечаток подземелий.
Запахи обрушились на нее. Влажный, терпкий, теплый воздух заставил сначала задержать дыхание, а потом судорожно вдохнуть. Ее тонкие ноздри трепетали, по телу гуляла дрожь, и только крепкая, надежная рука Остина позволила устоять на ногах, повести взором из-под машинально опущенных ресниц по сторонам, мимо слишком яркого электрического света, туда, где в разрывах серых, клочковатых облаков одиноко мерцала далекая искорка серебра на влажном бархате ночи.
– Звезда. – Скупо пояснил Остин. – Помнишь, я рассказывал тебе о звездах?
Джуна кивнула, и следующий вдох дался ей уже легче. Вот только закружилась голова, но она не спрятала лицо – было так странно стоять, наблюдая, как прорисовывается вокруг огромный угловатый серо-пепельный мир, как полыхают краски ночи, пробиваясь оттенками незнакомых цветов, как ласково прикасается к бледной коже пугающая влага…
Остин осторожно сжимал ее ладонь.
Он тоже чувствовал обновление, словно капли мороси смывали с застывшего лица маску, делая его изменчивым, почти живым.
Им предстоял долгий путь.
Спираль истории ушла в очередной виток, город лежал если не в руинах, то в упадке, на фоне зданий сканеры смутно угадывали тепловые контуры немногочисленных жителей, но Остин теперь хорошо знал, что именно следует делать, чтобы между изменчивыми, непостоянными в своей гениальности людьми и их созданиями больше не пролегала тьма вражды, невежества и фобий.
Нет, он не претендовал на авторство идеи сосуществования, и сейчас семена мудрой терпимости, брошенные на благодатную ниву бывшим командиром экипажа колониально транспорта «Пилигрим», давали в сознании человекоподобной машины благодарные всходы.
Он чуть крепче сжал ладонь Джуны.
Она еще плохо выговаривала слова, могла путешествовать только по ночам, но вскоре все изменится. Она повзрослеет, станет таким же полноценным человеком, как и другие жители колонии, а он…
Он снова станет прежним, обретет плоть, и ни один человек кроме Джуны не узнает в нем машину.
Остина не устраивал термин «андроид».
– Что… это?.. – Чуть сипловато, срывающимся от волнения голосом спросила девочка, ловя губами капли небесной влаги.
– Дождь, милая. – Ответил Остин, понимая, что не зря принес себя в жертву. – Просто теплый, летний дождь. Пойдем. Я так хочу, чтобы ты увидела траву, деревья, цветы…
Джуна не ответила, лишь крепче прижалась к нему.
Дождь.
Новое слово. Непонятное, таинственное, как и огромный мир, распахнувшийся навстречу ее осторожному взгляду.
