Дэвид Файнток - Надежда гардемарина
Началось наше обратное путешествие. Семь недель до Надежды, а потом долгий и нудный путь домой. Я выдержу его. Должен выдержать. Устроившись в кресле, я занялся координатами.
Наконец все было готово.
— Машинное отделение к синтезу готово, сэр.
Я вопросительно взглянул на пилота. Он кивнул.
— Входим в синтез. — Я провел рукой вверх по экрану управления, и двигатели синтеза включились. Звезды с навигационного экрана исчезли. Мы вошли в субэфирное царство непространства и помчались на гребне сгенерированной нами N-волны.
В тот вечер я принимал у себя нескольких молодых людей из олимпийской команды. Общительные и приветливые, они, судя по всему, спокойно отнеслись к выпавшей им чести сидеть за капитанским столиком, оживленно переговаривались между собой и лишь время от времени из вежливости обращались ко мне. Я был приятно удивлен этой новизной — обычно пассажиры более чем серьезно воспринимали приглашение за капитанский столик.
Наступил вечер. Отдыхать мне не хотелось, и я бродил, наблюдая за пассажирами, с интересом обследующими коридоры, кают-компании и спортивные залы, которые очень скоро станут привычными для них. Я вернулся на первый уровень. Рядом с кубриком по стойке «смирно» стоял, повернувшись к стене, Рейф Трэдвел. Что же, он сам этого хотел. Никто не заставлял его служить.
Спал я плохо, никак не мог прийти в себя после старта. Чтобы привыкнуть к монотонной жизни в синтезе, потребуются многие дни. Я поднялся и от нечего делать побрел на мостик.
— Вы просматривали журнал, сэр? — Лейтенант Шантир указал на записи за два последних дня. «Мистер Тамаров, три штрафных балла от мистера Таера за лень». «Мистер Тамаров неопрятен, два штрафных балла».
Значит, все началось по новой. Я захлопнул журнал и, не сказав ни слова, откинулся в кресле.
— Сколько это будет продолжаться, сэр?
Я открыл один глаз:
— Пока не прикажу прекратить, лейтенант Шантир.
Он покраснел:
— Простите, сэр.
— Вы хороший офицер, — сказал я. — Только не приставайте ко мне.
Он слегка улыбнулся:
— Есть, сэр. — И переменил тему. — Вы играете в шахматы, сэр?
Я встрепенулся:
— Да, а что?
— Я не очень сильный партнер, но шахматы люблю. И держу пари, что ваш компьютер жульничает.
— Ну, спасибо, — обиделась Дарла.
— Я не могу играть на мостике, Ларс. Вы это знаете.
— Правда? А командир Хальстед играл. Я любил наблюдать за ним. Однажды он даже выиграл у компьютера.
Из динамика донеслось:
— Должно быть, это был ужасный день для компьютера.
— Не встревай, Дарла, — проворчал я. Потом спросил: — Он действительно играл во время вахт? — Во мне шевельнулась надежда.
Шантир ответил:
— Конечно, когда мы были в синтезе. А что еще тут делать?
— Это не противоречит уставу?
— Я перечитал его, сэр, ничего такого там нет. Говорится только, что нельзя терять бдительность. А о чтении или играх вообще не упоминается. Тем более что о любых отклонениях дает знать звуковой сигнал.
— Я сообщу, если возникнут проблемы, — горячо заверила Дарла.
— Это что, заговор? Дарла, вы играли когда-нибудь с офицером во время вахты?
— Многие играли. Жанет говорила, что иногда позволяла командиру Хальстеду выигрывать, чтобы поддержать в нем бодрость духа.
— Ты сказала «командир Хальстед». Жанет, видимо, имя их компьютера? Когда ты с ней разговаривала?
— Когда ее корабль причалил к Надежде, чтобы привезти к вам хоть одного интеллигентного офицера, гардема… Я хотела сказать, «командир Сифорт». Я связалась с ней, как обычно.
— А ты с кем играла в шахматы, Дарла?
— С командиром Хагом, разумеется. Но он был не очень интересным противником, — уныло констатировала она.
Я был поражен. Командир Хаг коротал время за игрой в шахматы с компьютером?
— Ладно, расставляй фигуры.
Она выиграла через тридцать семь ходов.
Я настолько расслабился, что остался на второе дежурство, лишь бы быть рядом с ней. Через неделю я стал ограничивать себя одной партией в день. Еще немного, и шахматы стали бы для меня наркотиком. После окончания партии я анализировал каждый свой ход.
Но в один прекрасный день я сыграл вничью. Спустя несколько часов на вахту явился Алекс сменить лейтенанта Кроссборна, явно не одобрявшего мои занятия.
Я все еще пребывал в хорошем расположении духа:
— Садитесь, мистер Тамаров.
Он взялся за спинку кресла:
— Простите, сэр, я не могу сидеть. — Жилка на его виске пульсировала.
Мое радужное настроение вмиг испарилось.
— Вы были у мистера Шантира?
— Я только что от него. — Он уставился на темный экран.
— За что?
— Ни за что, сэр. Просто ни за что. — Последовало долгое молчание. — Сэр, я хочу уйти из Военно-Космических Сил.
— И не думайте, — быстро ответил я. И, помолчав, добавил: — Мне очень жаль, Алекс. — Больше мне нечего было ему сказать.
— Есть, сэр, — спокойно произнес он. И спросил: — У вас есть причина?
— Какая?
— Ждать. Ничего не предпринимая.
— Вы преступили черту, мистер Тамаров.
— А мне теперь все равно.
Я не стал его отчитывать, только сказал:
— Да, у меня есть причина. — Я кивнул в сторону люка. — Вы свободны, Алекс. Полежите немного.
— Если не возражаете, сэр, я останусь здесь. — На мостике он был недосягаем для Таера.
— Оставайтесь. — Я позволил ему отстоять вахту. А потом послал к доктору Убуру за смягчающей мазью. Он нехотя подчинился, но, видимо, был мне благодарен.
Несколько дней я совсем не играл в шахматы.
Мистер Кроссборн, как всегда, удовлетворительно справлялся со своими обязанностями. В свободное время бродил по кораблю, ко всем приставая с вопросами, пока не исчерпал дело Трэдвелов. Однако не успокоился, о чем сообщил мне Вышинский.
— Командир, меня допрашивал один из ваших офицеров, — сказал он, стоя по стойке «смирно» рядом с моим креслом.
— О чем? — Интересоваться, кто именно спрашивал, не было необходимости. Я и сам это знал.
— О гибели командира Хага, сэр. О взрыве на баркасе и поломке компьютера. Он подозревает, что это не несчастные случаи.
Сердце у меня упало.
— Мистер Вышинский, вам что, нечего делать, кроме как доносить на старшего офицера? Объявляю вам выговор.
— Да, сэр, — спокойно ответил Вышинский. — А что делать, если он опять станет спрашивать, сэр?
— Отвечать. Что же еще? Подчиняйтесь приказам, если не хотите, чтобы на вас пришел рапорт.
— Есть, сэр! Можно идти?
— Да. — Я смотрел ему в след. И спохватился, когда люк за ним уже закрывался, — спасибо! — Сердце бешено колотилось. Кроссборн — параноик. И представляет собой опасность для корабля.
Сразу после вахты я пошел в свою каюту и остановился перед зеркалом.
— Ты командир, — говорил я своему отражению. Но отражение молчало. — У тебя в руках власть. Помнишь рассказанную Ваксом историю о своем дяде адвокате? Он каждый раз напоминал себе, что его клиент попал в беду не потому, что он его подвел, а потому что он сам себя подвел.
Я нахмурился.
— Почему же тогда ты чувствуешь себя виноватым? — снова обратился я к своему отражению.
Риторический вопрос. Ответ известен. Будь я достаточно опытным, смог бы избежать всех этих неприятностей.
— Но разве дело не в самих неприятностях?
Я долго пялился на свое отражение, потом вздохнул. Чувство вины не проходило.
За обедом я не стал уединяться за своим маленьким столиком, а сел вместе с Кроссборном, который сразу завел разговор.
— Что за человек был командир Хаг, сэр?
— Ну, мне, как гардемарину, он казался тогда недоступным и жестким. Говорят, он был замечательным навигатором и пилотом. — Я взялся за бутерброд, дав мистеру Кроссборну возможность развернуться. — Его смерть — огромная потеря для Военно-Космического Флота.
Он сразу ухватился за мои слова:
— Выходит, «клоп» в компьютере оставался до тех пор, пока не уничтожил баркас? Как же такое могло случиться? Уверены ли вы в том, что никто об этом раньше не знал?
— Сейчас ничего не могу вам сказать, — ответил я очень спокойно, — после обеда поговорим. У меня есть для вас кое-какая работа.
— Есть, сэр. — Мы продолжали есть молча, и я делал вид, будто не замечаю его задумчивого взгляда.
Когда он постучал ко мне в каюту, я вышел, захлопнув за собой люк, и повел его на второй уровень в ангар, где стоял наш новый баркас.
— Вот здесь он и стоял, — сказал я ему. Кроссборн был явно озадачен. Разумеется, он стоял здесь. Где же еще стоять корабельному баркасу?
— Мне нужен человек, которому я мог бы доверять.
Заинтригованный, он наклонился ко мне.
— Возможно, тут имел место саботаж, — многозначительно заявил я. — Под сиденьем, к примеру, могла быть спрятана бомба. И где гарантия, что это не повторится? Прошу вас проверить все сиденья.
