Стивен Бакстер - «Мэйфлауэр-2»
Дилюк приподнял бровь:
— Ты дважды ошибся. Ты стал не столько посторонним, сколько другим. — Он провел рукой по волосам.
Русель, непроизвольно повторив жест брата, нащупал голую кожу. Он давно позабыл, что первым побочным эффектом лекарств Фараонов является выпадение волос; он стал лысым, подобно Андрес. Видимо, целыми днями находясь среди Старейшин, Русель к этому привык. Он сухо произнес:
— В следующий раз я надену парик. И в чем мой второй прокол?
— Это не Томи. Томи — наш первенец. Ему сейчас семь. Это маленький Рус, как мы его зовем. Ему пять лет.
— Пять?
Русель присутствовал на церемонии крещения своего маленького тезки. Казалось, это случилось только вчера.
— А сейчас нам нужно подобрать еще имя. Нам тебя не хватает, Рус.
Русель почувствовал, что жизнь скользит мимо него.
— Прости.
К ним спешила Тила с младенцем на руках, таща за собой насмерть перепуганного маленького Руса. Она тоже казалась внезапно постаревшей — располнела, лицо покрылось тонкими морщинками. Она сообщила, что Томи готовит еду, — конечно, дядя Русель останется на обед, правда? — села с мужчинами и немного выпила.
Они заговорили о всяких мелочах, о своей жизни.
Дилюк, демонстративно покинувший неофициальное совещание у Капитана, теперь стал кем-то вроде лидера своей новой коммуны.
По приказанию Андрес двести человек, входившие в состав команды, должны были разделиться на несколько племен, члены которых были тесно связаны между собой. Племя численностью около двадцати человек обитало в деревне из коридоров и кают. Предполагалось, что между племенами будут существовать какие-то взаимоотношения, например обмен партнерами. Таким образом, население Корабля превратится в некий клан. Андрес утверждала, что подобная социальная структура чаще всего встречалась среди людей «в естественном состоянии», как она выражалась, задолго до наступления техногенной эры на Земле. Правду она говорила или нет, было неизвестно, но до сих пор ситуация оставалась стабильной.
Андрес также точно определила, какая система правления должна быть установлена в каждом племени. В их маленьком мирке каждый человек ценится за свои уникальные способности, а также за полученное образование. Люди зависят друг от друга, говорила Андрес, и система самоуправления должна отражать это. Даже демократия в данном случае не годится — в обществе высоко ценимых индивидуальностей подчинение меньшинства воле большинства к хорошему не приведет. И Дилюк управлял своим племенем, основываясь на консенсусе.
— Мы болтаем и болтаем, — с грустной усмешкой рассказывал он, — пока не придем к соглашению. Иногда часами. Один раз мы всю ночную вахту…
Тила фыркнула:
— Только не говори, что ты недоволен. Тебе всегда нравился звук собственного голоса!
Наиболее важной и трудной проблемой, стоявшей перед племенем, являлась проблема воспроизведения. Большая часть взрослых людей уже вступили в моногамные браки. Но между союзами, основанными на привязанности, и связями, имевшими целью рождение детей, следовало проводить различие; генофонд был слишком беден, чтобы позволить себе такую роскошь, как брак по любви.
Дилюк показал Руселю проект общественного договора, который он подготовил, чтобы зафиксировать решения племени.
— Во-первых, после достижения зрелости ты подчиняешься нуждам группы как целого. Например, выбор профессии определяется не только личными склонностями, но и требованиями общества. Во-вторых, рождение детей необходимо осуществлять, сообразуясь с численностью племени. Если нам недостает граждан, то, хочешь ты того или нет, чтобы увеличить население, ты должен завести четырех или пятерых; если людей слишком много, то ты можешь вообще ни одного не родить и остаться бездетным. В-третьих, ты соглашаешься заводить детей как можно позже и работать как можно дольше. Таким образом, ты наиболее полно отрабатываешь образование, данное тебе обществом. В-четвертых, ты сам можешь выбрать партнершу для рождения детей, и она, возможно, станет затем твоей женой…
— Нам повезло, — горячо сказала Тила.
— Но вы не можете быть родственниками ближе, чем в третьем колене. И выбор этот должны одобрить Старейшины. То есть ты, — усмехнулся он, глядя на Руселя. — Вас проверят на генетическую совместимость, установят, сможете ли вы максимально обновить генофонд, — и все в таком духе. И наконец, в случае если, несмотря ни на что, тебе не повезло и ты родился с каким-нибудь наследственным дефектом, который, распространяясь среди нас, снижает шансы на выживание, ты соглашаешься вообще не иметь детей. Наследственный порок умирает вместе с тобой.
— Это же евгеника, — нахмурился Русель.
— А что нам остается делать? — пожал плечами Дилюк.
Дилюк не изучал историю Земли, и поэтому, как понял Русель, слово не ассоциировалось у него с древними ужасами. Как и сказал Дилюк, в любом случае в их ситуации выбор был невелик. И во-вторых, евгеника была не так технологична, как генная инженерия, и более живуча.
Русель изучил набросок.
— А что произойдет, если я нарушу правила?
Дилюк замялся; внезапно Русель осознал, что он не только брат этого человека, но и Старейшина.
— Когда дело до этого дойдет, мы как-нибудь разберемся, — ответил Дилюк. — Послушай, Рус, у нас тут нет полиции, нет места для тюрем. Кроме того, каждый человек представляет ценность для общества. Мы не можем никого принуждать. Мы действуем при помощи убеждения и надеемся, что подобные проблемы можно будет разрешить мирным путем.
Дилюк рассказал о своей семейной жизни: о школьных успехах своих мальчиков, о том, как Томи ненавидит ежедневное мытье стен, а малыш Рус, наоборот, любит, — так можно завести новых друзей.
— У тебя хорошие сыновья, — сказал Русель.
— Да. И тебе нужно побольше видеться с ними, — с умыслом произнес Дилюк. — Но, видишь ли, Рус, они не похожи на нас. Они принадлежат к первому поколению людей, рожденных на Корабле. Они другие. Для них все наши рассказы о Порт-Соле и Большом Псе — всего лишь легенды о местах, которые они никогда не увидят. Корабль — это их мир, а не наш, мы появились на свет в другом месте, мы здесь чужие. Ты знаешь, я по-прежнему думаю, что мы взяли на себя непосильную задачу, несмотря на все расчеты Андрес. Все уже пошло не так. Неудивительно, что Корабли-ковчеги терпят крах!
Русель попытался ответить на эту открытость рассказом о себе, но понял, что рассказать ему нечего. Его мозг был занят приобретением новых знаний, но в его жизни было так мало человеческого. «Словно мертвец», — в смятении подумал он.
Дилюк был потрясен известием о смерти Рууля.
— Этот напыщенный генетик — мне кажется, ему поделом, что он умер первым. Но не позволяй себе задумываться об этом, брат. — Подчиняясь импульсу, он подошел к Руселю и положил руку ему на плечо. — Ты знаешь, я доволен жизнью: Тилой, ребятами, нашим домом. Приятно сознавать, что наши жизни служат высшей цели, и этого мне достаточно для счастья. Как ты думаешь, может, мне не хватает воображения?
«А может быть, в тебе больше человеческого, чем во мне», — подумал Русель.
— Мы сделали свой выбор, — ответил он.
— Но ты еще можешь отказаться от этого выбора, — осторожно произнес Дилюк.
— Что ты имеешь в виду?
Брат наклонился вперед:
— Почему ты не бросишь эту затею, Рус? Эти дерьмовые пилюли старых Квэкс, проклятые нанолекарства! Ты же еще молод; можешь избавиться от них, очистить свой организм от этой дряни, отрастить волосы, найти какую-нибудь славную женщину, которая снова сделает тебя счастливой…
Русель попытался сохранить невозмутимое выражение лица, но не смог совладать с собой.
Дилюк отстранился.
— Прости. Ты все еще помнишь Лору.
— Я никогда ее не забуду. С этим ничего не поделаешь.
— Каждому из нас пришлось пережить нечто ужасное, — вступила в разговор Тила. — Видимо, все реагируют по-разному.
— Да, — механически пробормотал Русель.
Он вспомнил, что Тила бросила на Порт-Соле ребенка.
Дилюк взглянул ему прямо в глаза:
— Ты никогда не покинешь этот свой Монастырь, верно? Потому что тебе никогда не удастся сбросить с плеч камень вины.
— Это так очевидно? — улыбнулся Русель.
Тила была радушной хозяйкой. Уловив напряжение гостя, она завела разговор о старых добрых временах, о жизни на Порт-Соле. Но Русель почувствовал облегчение, когда Томи, ставший неприлично высоким, вошел с известием, что еда готова. Торопливо покончив с обедом, он распрощался и смог успокоиться, лишь снова запершись в безжизненной аскетической тишине Монастыря.
* * *Русель снова вспомнил этот болезненный визит лишь спустя много лет, когда к нему пришел мальчик.
