Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры
Я отдавал ему часть своей порции, редкие кусочки мяса, весной заставлял жевать зелень. Я несколько раз подрался из-за него с ребятами, и Арни оставили в покое. А он... то, что он мне дал, оценить невозможно. Он научил меня думать. С ним мы могли спорить ночи напролет, мечтать, мы рассуждали о самых высоких материях, о Цхарне, о Боге (если он есть), о Вселенной, о других мирах. Он читал мне обрывки стихов, которые слышал где-то в детстве, и я впервые понял, что такое красота. Арни выжил. Да еще, мало того, оказался лучшим учеником в группе.
С восьми лет, как все, мы начали работать на производстве. Два часа в день, потом четыре. Нас приняли в юные цхарниты. А потом нас стало трое – появился Таро. Вроде бы и до него мы не жили одни. Сначала в огромной спальне на сто мальчишек. Потом в четверке, наши соседи то и дело менялись. Работали раньше тоже в разных цехах. Но что-то незримое объединяло нас с Арни, потом – нас троих. Не общественная работа, не производство, не школа – а просто что-то совсем другое. Наверное, нехорошее. Неправильное. «У общинника личные симпатии не должны заслонять Дела». У нас, судя по всему, заслоняли.
Ладно, вот умру, и в загробном мире пойму, правильно это или нет.
Мы почему-то оказались на неплохом счету и в школе, и на производстве. И между прочим, даже общественной работой занимались – тут Зай был несправедлив. Арни со своим талантом рисовал все, что только необходимо общине. Таро выступал за общину на военных играх и в спорте – он и бегун хороший, и борец. Я участвовал в хоре – у меня голос неплохой выявили. Да и вообще мы от мероприятий отлынивали не больше других – и в Цхарновском дне участвовали, и в очистке территории.
Закончив школу, мы перешли в юношескую общину, ожидая направления на учебу. Конечно, большинство так и остается на производстве. Но мы, все трое, вполне могли рассчитывать на Магистерий. Арни в школьном рейтинге был первым. Я пятым, Таро – шестым. Второе, третье и четвертое места занимали девчонки, и все они давно уже получили места в Магистерии.
Арни не попал в Магистерий, потому что первые два раза отказывался сам. Места были – на педагогику и в Магистерий кинематографии. Арни – хоть и художник – рассчитывал на что-нибудь техническое, чтобы работать потом тоже на заводе, но инженером. Режиссером ему быть не хотелось, и он объяснял, почему. Я не смогу объяснять идеи, которые не мне принадлежат, говорил он. А свои там нельзя... В третий раз направление было на ракетчика, но Арни как раз заболел. Место досталось девчонке. «Тем лучше – сказал он, – Вот увидите, нам придут сразу три места». Мы промолчали. Шансы на три места, конечно, невелики.
Скорее всего, нам пришлось бы расстаться. Но все равно – Магистерий, высшее образование! Может, даже возьмут наукой заниматься после окончания, в научный городок. Ну а свобода передвижения у взрослых больше, мы могли бы встречаться время от времени...
А может быть, мы бы дожидались момента, когда дадут сразу три места. Почему бы и нет? Ведь бывает же такое...
Может быть, уже в этом году получилось бы. Пусть не самый престижный Магистерий, какой-нибудь танкостроительный.
Я знал о себе, что не так уж глуп. Почему бы и нет – я вполне могу заниматься наукой. Усидчивость у меня тоже есть, смогу хорошо учиться. Может быть, меня даже пошлют на какую-нибудь планету Федерации с разведывательными целями. Я сам не знаю, чего мне хотелось больше – послужить Цхарну и Родине или просто повидать мир. Но это совершенно не обязательно кому-то сообщать.
И вот теперь – ничего. Ничего этого не будет. Теоретически считалось, что «оступившийся может подняться». Но в самом деле, при таком обвинении – предательство, измена, кража секретных документов – какое там «подняться». Или расстрел, или штрафная Община, а это куда похуже нашей. Там и жрать не дают, и наказания покруче, и работы больше. И не сборщиком работать, конечно. И даже если когда-нибудь переведут в обычную общину, то уж ни о какой дальнейшей учебе речи быть не может. В Магистерии берут только самых-самых. Самых проверенных, самых преданных.
О Великий Цхарн, за что мне это? За что?! Чем я так провинился перед тобой?
– Ланc, ты чего?
Арни стоял надо мной и смотрел мне в глаза с некоторым испугом. Я сообразил, что, кажется, стонал.
– Тебе больно? – он взял меня за руку.
– Нет... так, – я скрипнул зубами, – Жизнь веселая.
– Вот что, парни, – вмешался Таро, – пошли-ка выйдем.
Я поднялся. В молчании мы вышли из комнаты, накинув куртки. Через чердак поднялись на крышу. Благо, дождя не было и вообще потеплело.
Здесь можно было разговаривать спокойно. Мы и так-то часто уходили на крышу, а сейчас уж наверняка «жучки» в комнате установлены.
Ведь скорее всего, сообразил я, меня и выпустили именно для того, чтобы собрать улики... послушать, о чем я говорю с парнями. Не веду ли изменнических разговоров.
Я сразу же сел на шифер, подальше от края. Отсюда был хорошо виден закат. Небо уже потемнело, солнце зашло, и только сиренево-алое зарево горело на горизонте, а от него – леса, леса, темные, покрытые пятнами осенней ржавчины, и стальные лунки озер.
– Ты что-то совсем расклеился, Ландзо, – сказал Арни озабоченно, – Болит?
– Да нет, не очень. Почти прошло уже. Это все ерунда. А вообще, знаешь, мало хорошего. Ведь теперь посадят – а за что? Вы-то хоть верите, что я не брал документов?
Арни покрутил пальцем у виска, укоризненно глядя на меня, и отошел.
– Помирать не хочется, – сказал я, – не знаю, что мне делать...
– Я другого не понимаю, – заговорил Таро, – Почему – тебе? Почему в единственном числе? Ты что, – он картинно, в стиле Зая, нахмурил брови, – противопоставляешь себя коллективу?
– Правильно, Тар, – поддержал Арни, – Надо иначе вопрос ставить: что НАМ делать.
Я растерянно глядел на них.
– Вы что, ребята? Обвиняют же только меня.
– Ну да, – сказал Таро, – но копают-то под нас. Твоих показаний будет вполне достаточно. Сейчас тебя увезут в тюрьму, и сам понимаешь, что тебя там ждет. Чем с таким на совести жить, я уж лучше сам сдамся.
– Дело даже не только в этом, – добавил Арни, – ты же не брал этих документов, верно? И Зай это знает. Все это затеяно только для того, чтобы нас... ну сам понимаешь, у нас ведь дружба ненормальная, неправильная. Мещанская. Заю она не нравится.
Я опустил голову. Арни, как всегда более сообразительный, был прав. Абсолютно прав.
Теперь я понимал, чего Зай добивался от меня. И будет еще добиваться. Ему не просто надо было нас разделить. Это и само собой бы произошло – мы бы женились, уехали на учебу. Ему надо было оставить в наших душах грязненький такой, неприятный след предательства. Чтобы веры не осталось друг в друга. В дружбу. И никакой групповщины. Никаких личных симпатий. Только Община, Родина и Цхарн.
А ведь я вчера чуть было не... нет, я конечно, бы не совершил этого предательства. Но он меня уже ведь почти убедил! По крайней мере, никаких логических аргументов, почему мне не выдать ребят, у меня уже не оставалось.
Да, талантливый воспитатель нам попался. Талантливый и настойчивый. Может быть, он даже своего и добьется. Потому что есть же предел человеческому терпению.
– Так что вы хотите делать? – спросил я, – Пойти вместе со мной и заявить, что мы украли документы? Так мы же их не крали.
– А хотя бы и так, – сказал Арни, – пойти вместе с тобой и сказать, что мы тебя видели каждую минуту, что мы знаем, где ты был, когда, что делал. Что мы сами с тобой лазили за сенсаром! А они уж пусть решают... хотят – пусть тогда нас всех троих сажают. Пусть оговаривают, но всех троих! По крайней мере, я с тобой... – он нерешительно посмотрел на Таро. Тот отошел в сторонку и молчал с отсутствующим видом.
– Это глупость, – сказал я, – Заю сейчас все равно нужен козел отпущения. Он, может быть, и документы эти сам спер... спрятал. Но даже если не так – ему перед комиссией надо выслужиться. А представляете – заговор раскрыть! А если я один буду, на меня одного можно будет все свалить. Ребята, ну зачем вам-то жизнь портить! Ну мне не повезло... ну, друзья мы. Будете мне посылки посылать в штрафную. Но из-за дружбы себе судьбу ломать...
– Ты говоришь точно так же, как Зай тебе вчера, – заметил Арни. И тут вдруг заговорил Таро.
– Надо бежать, ребята...
Мы разом обернулись к нему.
Бежать! Нелепость какая. Такая мысль до сих пор ни разу не пришла мне в голову. Потому что у нас в стране никуда убежать попросту невозможно. Куда ты побежишь, когда твой номер впечатан в запястья татуировкой? Кто даст тебе еду? В Беши это еще возможно, там деньги есть. У нас же все бесплатно, по номеру – а номер показывать нельзя. Кругом глухие леса, а никто из нас в лесу существовать не умеет. Там и волков полно, и медведей, и рыси... Ну ладно, предположим, нам как-то удалось убежать и даже выжить в лесу. Но цель-то какая? Где нас примут, где мы сможем жить? Нигде.
В Беши только, разве что. Так в Беши как только нашего брата поймают – с номером, так сразу и расстреливают. Без разговоров. Это уж известно. Видел я как-то этих бешиорцев. В стычке даже участвовал на границе, во время армейских сборов.
