Владимир Михайлов - Беглецы из ниоткуда
Но Проницатель с каждой долей секунды все более осваивался в своем новом качестве не только действующего, но и говорящего существа. И в этом была своя радость – постижения чего-то нового. Пусть и не обязательного, даже ненужного; новое не обязательно должно быть нужным. И переданную ему звуками мысль понял сразу. А в то же время почувствовал, что по законам этих людей вовсе не обязательно (в отличие от настоящего мира) делиться своей информацией, если возникает ощущение, что делать это опасно или хотя бы просто не хочется. Конечно, мир этот был странен, но легок для существования – и для выполнения заданий.
И Проницатель ответил никак:
– Я всякий. Я тебя знаю. Но это не нужно.
Еще не вполне справляясь со словами, он сказал так вместо «не важно». Нарев, однако же, понял.
– Откуда ты?
Ответ возник как бы сам собой:
– С другой стороны.
– Чего?
– Всего.
– Зачем ты здесь?
– Надо.
– Кому?
– Всему.
Он просто не знал более точного слова для обозначения своего мира; да, наверное, и не было такого слова.
Нареву впору было взбеситься от такого словоблудия; он, однако же, каким-то образом понимал, что это не издевка над ним, что с непонятного существа в облике покойного Петрова и нельзя требовать сейчас большего. Но понять его нужно обязательно. Может, нужно больше простоты, конкретности?
– Зачем ты залез в «Сигму»?
Проницатель не сразу понял, что значит «Сигма».
– Нужно.
– Это я запер тебя внутри. Иначе бы ты сбежал, верно? А куда?
Проницатель понимал все лучше. И уже понял, что можно не говорить то, что есть на самом деле. Но еще не усвоил, что можно говорить и то, чего нет и никогда не было.
– Гравигены. Так, да?
– Так, так. Зачем?
– Нет другой энергии. Той, которая была.
Потребовалось с полминуты для того, чтобы понять, что могли означать эти слова.
– Зачем тебе энергия?
– Изменить. Чтобы тут было… свободно.
– Это значит, чтобы мы – что? Ушли отсюда?
– Можно так. Но вы не можете. Нет энергии.
– Для двигателей, да?
– Наверное, так.
– А гравигены зачем?
На это лучше было бы не ответить ничего; но процесс ступенчатой передачи мыслей при помощи слов оказался неожиданно увлекательным и даже приятным. Несмотря на его громоздкость и сложность. Это была своего рода игра. Создание смысловых фантомов.
– Уменьшить вас. И не будете мешать.
Нарев соображал быстро; понял – и даже присвистнул:
– Да ты хочешь просто-напросто убить нас!
– Убить? Освободить. Изменить. Сильный выдержит. Что значит – убить?
– Убить? Это то, что я сейчас могу сделать с тобой.
– Со мной? Ничего не можешь. Ты ограничен. Я могу быть, в чем захочу. Не обязательно вот в этом.
Нарев понял и это.
– Пусть так. Но мы не хотим такого изменения. Мы не любим приближать его. Наоборот.
Проницатель раздумывал. Как и всегда – очень быстро, с поправкой, конечно, на инертность плоти. Но все равно – быстро.
Можно, конечно, мгновенно выскользнуть из этой плоти. И в своем нормальном состоянии добраться до нужных компьютеров. Войти в первый из них. И никто не сможет помешать ему ни в чем. Можно. Однако…
Проницатель не сразу сообразил, что время, когда он мог мгновенно ускользнуть, уже упущено.
И вовсе не потому, что Нарев быстрым шепотом переговаривался с Атосом:
– Выключить оба компьютера гравигенов. Отсюда можно?
– Я не знаю…
– Знаток! Тогда беги и сделай это на месте.
– Но…
– Лучше невесомость, чем гибель. Чем быть раздавленным… Беги. На месте ты справишься. Жизнь и смерть. Ну!
Нарев умел быть убедительным – иначе жизнь его, наверное, сложилась бы совсем иначе. Атос выбежал.
А Проницатель все это, естественно, уловил. Не слова, а частоты. Но ничего не сделал, чтобы помешать.
Он десять раз успел бы добраться до гравигенов, пока ушедший человек делал бы самые первые шаги по направлению к ним.
И упустил Проницатель не то время, которое было нужно для осуществления такого варианта. А то время, на протяжении которого он оставался еще независимым от тела.
А сейчас он уже не был независимым. И в этом заключалась своя странная благость. И уходить из тела ему не хотелось.
Но он ведь был должен, должен…
Плоть лишала мышление присущей ему ясности. Но неясность была приятной.
Должен, да. Но ведь раздавить все – не единственный выход?
Можно ведь и вернуться к первому: движение – и уход из зоны канала.
Нет энергии.
Но все поддается созданию и воссозданию. Энергетику можно восстановить. Конечно, дело затянется. Система два-пять-восемь… Но и там все можно будет восстановить. А люди уцелеют. И все остальное.
Интересно: люди заботят его.
Странно – но от этого почему-то возникают дополнительные и очень положительные возбуждения.
Итак?..
И он сказал Нареву, когда дверь за Атосом еще не успела затвориться:
– Хорошо. Не надо гравигенов.
– Ты подслушал?
– Не надо. Я не хочу плохого для вас. Но вам нужно уйти. Иначе придут большие силы. И быстро очистят канал. Нужно уйти.
– Ты же сам знаешь: нет энергии.
– Она есть, есть. Нет этих… Этих…
– Ты хочешь сказать – батарей?
– То, что было там, где сейчас пусто.
– Это батареи. Ну да, их нет. И негде взять.
– Взять? Сделать.
– На наших синтезаторах? Это возможно, ты думаешь?
– Можно. Если будут действовать все сразу. Надо пересообщить те ваши – вот эти, которые управляют синтезом. Я знаю, как. Будут батареи. Будет ход. Будет все, что нужно всем.
– Весьма любопытно… – проговорил несколько озадаченный Нарев. – Почти невероятно. Но, признаюсь – заманчиво…
– Может, начнем сразу?
– Постараемся, хотя не все так просто. Семен, догони Атоса. Скажи, что выключать не надо. Пусть возвращается. Тут придется поработать. Но, конечно, нужны специалисты. Кто-то есть у молодых. Ну и штурман, конечно. Может, еще и физик? Ладно, пусть будет еще и физик…
* * *Физик Карачаров в эти минуты был очень далек от мыслей о батареях. Пожалуй, даже Земля была сейчас ближе. Потому что – как бы невероятным это ни казалось – он действительно разговаривал с планетой. А вернее, слушал то, что она – в лице коллег Функа и Бромли (кто бы мог поверить! Скупой рыцарь Авигар расщедрился!) – сообщала ему.
Но по мере того как Мила все тем же отрешенным голосом старательно выговаривала – слово за словом – незнакомые ей термины, Карачаров хмурился все больше. Потом, когда настала его очередь говорить, он промолвил:
– Думаю, что антипрограмму я сделаю, в этом особой сложности нет. Ну а дальше? Вы уверены, что кухня Авигара и программа Хинда – искренне жаль его – и во второй раз сработают так же дружно? Я боюсь, что то была лишь счастливая для нас случайность. Конечно, я еще проанализирую, но у меня такое ощущение, что они в каких-то деталях не должны совмещаться. Но если даже – хорошо, мы вернемся в плюс. А какая нам разница – болтаться здесь в плюсе или минусе? Я ведь сказал уже: у нас нет хода. Нет! Потому что нет батарей – они сгорели в черт знает скольких парсеках или килопарсеках отсюда. И выкинуты за борт. Вы же не можете вытащить нас? Не можете. Ни вы, ни мы не знаем, где мы, собственно, находимся по отношению друг к другу. Вы говорили – канал. А кто может сказать – какими зигзагами этот канал идет? Мы же с вами представляем себе, что такое на самом деле Пространство! Да и, кроме того, – никто сейчас не может сказать, что эти штуки снаружи сохранились и работоспособны: нам за эти годы досталось всякого, а их никто и в глаза не видал. Так что пока я не склонен ликовать. Слушаю вас.
Мила, вздохнув во сне, заговорила в очередной раз:
– Доктор, наш парень очень устал, ваша дама, наверное, тоже.
Карачаров кивнул, забыв, что движение это на Земле останется незамеченным – как и его собственный облик: трудно было сказать, что сейчас и в каком виде представлялось Юрию во сне. Мила и в самом деле за время этого сеанса заметно осунулась, лицо ее посерело, даже заострилось немного, а голос звучал уже совсем не так уверенно и чисто, как вначале. Но она продолжала произносить слова:
– Поэтому пока закончим. Будем искать способ вытащить вас. А ваше дело – проверить установки и разработать контрпрограмму. Все. Приятного пробуждения даме, и позаботьтесь о ней.
– Приятного пробуждения нам всем, – пробормотал физик. Все, только что происходившее, уже стало казаться ему сном. Он потряс головой, крепко потер ладонями виски.
– Ладно, – сказал он. – Попробуем поверить во все это. Значит, надо найти капитана и прочих. Черт, похоже, он опять станет капитаном. Ну и хрен с ним. Сейчас важно – насколько я еще остался физиком. Но программа может быть и правда интересной. Флор! Ты разбираешься в программировании?
– Кое-что я делал. Так, ради интереса.
– Придется поработать вместе.
– Я готов, – сказал Флор, внезапно ощутив, что становится весьма значительной персоной.
