Елена Горелик - Имя твоё — человек
Касу-Мин с обожжённой спиной. Серые глаза словно ослепли, она судорожно хватает ртом прогорклый от гари воздух. Царапает пальцами крышку поясной аптечки и не может открыть… Эн-Мир, ползающая между заграждениями и подбирающая раненых… Двое бойцов — телохранителей Сан-Гира — поваливших своего подопечного на пол и ведущих ожесточённую перестрелку с ворвавшимися в коридор «тенями». Катэри-десантники всё-таки пошли в атаку… Да-Рэй — правая рука висит плетью, зато левая сжимает жутких размеров ножик. А на ноже умирает «эльф», грязно-зелёная кровь стекает по клинку… Снайпер, притащивший с двумя помощниками одну из демонтированных лучевых установок — инженеры без лишних расспросов бросаются подключать её к пульту и энергосистемам. Как они раньше не сообразили… «А вот и старый знакомый. Тот самый голосистый моджахед, что страстно желал встречи. Что ж ты делаешь, сволочь? Прикладом по лицу… Оружие из рук выбил… Что-то ещё кричит, гад… Не раскисать, младший офицер Ань-Я! У тебя же нож есть!.. А вот так, получи и распишись! Что, не нравится?.. У, сука, да кто ж тебя, такого красивого, драться учил?»
В кровь разбитое лицо. Левая кисть отнялась — кажется, сучий потрох капитально протоптался по пальцам. Она лежит на полу, а афганец, явно получая эстетическое удовольствие, уже занёс ногу для последнего удара… Откуда-то слева налетела белёсая тень, заоравшая по-тарийски: «Не смей!» — и моджахеда как лавиной снесло. Аня даже удивиться не успела. Зато подумала, что если охранявшие Сан-Гира бойцы живы, Да-Рэй им после боя устроит головомойку за то, что упустили подопечного. Всё тело выше пояса было сплошной болью, ног она не чувствовала вовсе. Но сознания, как ни странно, не теряла. Даже смогла со второй попытки открыть поясную аптечку и вколоть себе стимулятор из заветного шприца. Секунд через тридцать грохочущий туман, в который начала проваливаться Аня, отступил… Охранники Сан-Гира загораживали весь обзор: заняли освободившуюся огневую позицию и деловито постреливали по врагу. А в относительной безопасности — то есть, за баррикадой — катался воющий ком: мальчишка-телепат, напрочь забыв о своём даре, схватился с матёрым моджахедом врукопашную и полное отсутствие боевого опыта с лихвой компенсировал знаменитой силушкой богатыр… то есть, тарийской. Афганца, собственно, уже оседлали, связали его же поясом и деловито паковали в ящик из-под боеприпасов. При этом моджахед брыкался и как-то совсем не по-мужски верещал, а воспитанный тарийский мальчик именовал пленника не иначе, как «родившимся без мозга» и непонятно как прожившим столько лет без вышеозначенной части тела. Аню, несмотря на всю серьёзность ситуации, начал трясти нервный смех. «Как без мозгов прожил? Да запросто… У нас на Земле это сплошь и рядом… когда без мозгов…»
Она не сразу заметила, что стрельба стихла: атака захлебнулась, уцелевшие катэри и наёмники-афганцы отошли на прежние позиции. Но и защитники станции понесли немалые потери. Убитых Аня видеть сейчас не могла, но количество тяжелораненных впечатляло: когда Эн-Мир на руках отнесла её в уголок, отведенный под полевой госпиталь, там оказалось около полутора десятков бойцов и столько же работников станции.
— Жива?
Хриплый облегчённый вздох рядом. Аня с трудом повернула голову: всё, что по левую руку, она видеть не могла, пришлось напрягать остатки сил и шевелиться. Касу-Мин. Лежит на животе: вся спина — сплошной ожог, зрачки расширены так, что не видно радужки. Успела-таки вколоть себе стимулятор. Теперь бодрится.
— Вроде жива… — просипела Аня, с трудом разлепив разбитые в кровь губы.
— А пистолет тебе сейчас зачем?
Только сейчас до девушки дошло, что в уцелевшей правой руке она изо всех сил, до побелевших костяшек, сжимала рукоять тарийского пистолета. Большую, неудобную для человека рукоять… Это как так получилось? Она же вроде собиралась стрелять в моджахеда, но тот оказался быстрее и сильнее. Ах, вот оно что… «Нойгеш узнает — сам меня прибьёт…» Пистолет благополучно пребывал в состоянии «на предохранителе».
Аню затрясло от вновь нахлынувшего нервного смеха. Пистолет вывернулся из онемевших пальцев, брякнулся на твёрдый пол, но никому уже не было до него дела. Касу-Мин с неподдельным изумлением наблюдала за странной инопланетянкой. Что тут смешного-то? Внезапно смех оборвался коротким воем: залитое странной красной кровью лицо гостьи с планеты Земля исказилось судорогой боли.
— Помогите ей! — испуганно закричала тарийка.
«Помогите ей!» Помогите ей… помогите… кому помогать?..
Это было последнее, что донеслось до гаснущего сознания. Громадная, ни с чем не сравнимая боль, пронзившая тело, заставила сработать «предохранители», заложенные миллиардами лет эволюции. Нервная система просто отключилась, спасая человеческий организм от неизбежного болевого шока и смерти.
Но нет. Что-то ещё краешком зацепило меркнушее сознание. Что же это было? «Не умирай! Не смей умирать!» Какой знакомый голос… Кто это?.. Разве сейчас это так важно?
Темнота и тишина поглотили все звуки, милосердно растворили в себе. Только откуда-то — из прошлого? из настоящего? неважно… — донёсся добрый женский голос, нежно напевающий колыбельную.
Спи, моя доченька, спи, моя заюшка, Спи, моё счастьице, баиньки-баюшки. Кошка пушистая спела нам песенку, С крыши на небо построила лесенку…
Мама?
Мама. Как хорошо рядом с ней. Можно ни о чём не думать — просто свернуться калачиком и уснуть… А кошки лесенок не строят, точно-точно! Это даже дети знают, вот!..
…Звёздочка в небе сияет нарядная. Спи, моё золотце, спи, ненаглядная…
Мама… Звёзды… Ночь на мягких кошачьих лапках… Спать, спать…
Глава 9
Медные трубы
Полгода спустя. «Наверное, так древние люди представляли себе рай».
Санаторий, куда отправили выздоравливать собранных буквально «из запчастей» защитников Тарины, утопал в зелени. И пусть это была не изумрудная зелень земной листвы и травы, а тёмная, с едва заметным синеватым отливом зелень тарийская, пусть в кронах гигантских деревьев пели неведомые песни незнакомые птицы, а в небе сияла бледная арка планетного кольца, всё равно Аня не могла избавиться от странного ощущения: «Я дома». На чужой планете, в Бог знает скольких световых годах от Земли — дома.
Может, потому и возникла мысль о воплощённом земном рае? Только почему так грустно? Может быть, потому что это всё-таки не Земля?
Тари не стали мостить плиткой протоптанные в парке тропинки. Пациенты — то есть, выздоравливающие — свободно гуляли по территории, которую никто даже и не думал ограждать забором. Ходили в ближайший посёлок, медитировали на берегу невероятно прозрачного озерца, просиживали в санаторной библиотеке, имевшей, как и все подобные тарийские заведения, абсолютно свободный доступ во всепланетную сеть, иногда засыпали где-нибудь на лужайке. Только браслеты с больничными коммами — которые опять-таки никому не приходило в голову снимать — сигнализировали о времени трапезы или прописанных лечебных процедур. Вот кормёжку и процедуры пропускать не стоило, здешние медики строго за этим следили. Нарушителей ждала крупная головомойка и продление лечения ещё на несколько дней. Смешно? А вот тари почему-то не смеются. Аня давно заметила, что для хозяев планеты вынужденное ничегонеделанье — чуть не самое худшее наказание, словом «бездельник» они ругаются, а уж если кого назвали «бесполезным членом общества»… Словом, когда комм пискнул сообщением о скором ужине, она постаралась как можно скорее оказаться в районе столовой.
Санаторий был мало похож на коробчатые земные здания того же назначения. Тари ухитрились так встроить несколько десятков корпусов в поросший лесом горный склон, что комплекс становился похож на знаменитый японский сад камней — куда ни стань, всё равно всего не увидишь. К тому же, большая часть процедурных помещений находилась внутри горы. Здесь тоже знали о целебных свойствах соляных пещер, и превратили древнюю копь в лечебницу. Горные источники — как наземные, так и подземные — тоже входили в моцион, как в качестве питья, так и в виде лечебных ванн. А великолепная природа и неизменное дружелюбие тари довершали благотворное воздействие процедур и лекарств почти буддийским мироощущением.
О здешнем звёздном небе Аня вспоминать не хотела. От взгляда на это безмолвное торжественное великолепие хотелось плакать. Лечащий врач, понимая состояние инопланетной пациентки, на обычном для тари созерцании звёзд не настаивал.
Деревянные столы и табуреты стояли между деревьев, под грубовато сколоченными навесами, крытыми лапником: столовую тари организовали в старинном, можно даже сказать, древнем стиле. Еду подавали не в невесомых одноразовых пластиковых тарелочках, а в деревянных мисках, украшенных незатейливой резьбой. В качестве столового прибора выступала деревянная же ложка, поразительно похожая на своих земных сестёр. Только в полтора раза больше. Ане всегда выдавали детскую ложечку и постоянно острили на эту тему. Впрочем, старинная похлёбка была вкусной и питательной, шутки — не обидными, потому никакого дискомфорта не возникало. Но пробиться через психологическую стену, которой она себя окружила, оказалось не под силу даже тарийским психологам.
