Альфред Ван Вогт - Тьма над Диамондианой
Додумывая это мысленное напоминание себе, Мортон почувствовал, что его носилки опускают на пол перед дилом, который вел себя как глава беспощадных убийц. Мортон заранее почувствовал, что сейчас начнутся бесполезные задержки и проволочки. А он был убежден, что он и Марриотт должны действовать, и действовать быстро.
Встревоженный этим предчувствием, полковник все же овладел собой и обратился к “королю” ирсков:
— Мгдаблтт, сейчас происходят важнейшие события, и мы с вами должны обсудить их немедленно.
Ирск перевел на него ледяной взгляд своих голубых глаз.
— Когда вы пришли в себя? Несколько секунд назад вы еще были без сознания. И я буду вам признателен, если вы не станете пользоваться укороченным диамондианским вариантом моего имени.
— Прошу прощения, — извинился Мортон, но в глубине души вздохнул.
Он с уважением относился к этим растянутым до бесконечности необычным именам ирсков. Они, несомненно, усилили у ирсков остатки их индивидуальности. Но сейчас было неподходящее время для полного имени.
— Мугадааабеебеелатата, — с трудом выговорил Мортон, — по моему мнению, было бы в высшей степени желательно, чтобы я немедленно вернул Марриотту контроль над Тьмой. Существует способ, позволяющий сделать это, и я хотел бы, чтобы вы облегчили возвращение Марриотту этой власти. Согласны ли вы? После этого мы сможем переговорить.
В этот момент из группы ирсков, собравшихся в глубине зала, раздался пронзительный визгливый крик:
— Я считаю, сомнений больше нет, — вот настоящий полковник Чарлз Мортон!
Мортон удивленно моргнул: он почти забыл об этом главнейшем вопросе. Полковник должен был мысленно вернуться назад и подумать, прежде чем вспомнил, что ирски не блещут умом и достаточно медленно понимают что бы то ни было. Ему пришлось еще раз столкнуться с этой проблемой.
Прежде чем полковник успел сказать хотя бы слово, предводитель гневно повернулся к наглецу, посмевшему вмешаться в его разговор, и во все горло закричал на него:
— Молчи, воды тебе в рот!
— Легко кричать на других, но ты тоже не открыл Диамондиану! — отозвался тот.
Предводитель выкрикнул новое ругательство и получил другое в ответ.
Мортон с мучительной тревогой смотрел на этих двоих, которые, обезумев от ярости, орали друг на друга. Предметом ссоры был он, и это нужно было учитывать.
Полковник торопливо начал искать способ отвлечь внимание от крикунов и погасить излишнее возбуждение, которое грозило прорваться вспышками гнева во всех группах собравшихся: ирски шевелили щупальцами, а все сидевшие диамондианцы встали.
Глядя на них, Мортон подумал: “Ну конечно, ради этого мы и находимся здесь. Лучший способ отвлечь их — правда”.
Мортон стал нетерпеливо ждать подходящего случая. Он беспокойно наблюдал за обстановкой в зале. И наконец…
Когда оба ирска, красные от ярости, остановились, чтобы передохнуть, Мортон крикнул:
— Мы все тонем в стакане воды. Настало время начать наши переговоры о мире!
Вождь ирсков, похоже, даже не заметил, что говорил уже не его оскорбитель. Он резко повернулся к Мортону и обрушил на него свой гнев.
— Мы, ирски, больше трех веков ждали милости от диамондианцев и подбирали крошки с их стола! — возмущенно прокричал предводитель.
— Этого больше никогда не будет, — пообещал Мортон, — но в наши дни ирски стали подвижными, как ртуть, и сделались похожими на худших из диамондианцев.
— Вас никто не просит нас учить — мы и так ученые, — сухо ответил ему ирск. — Нам не нужна ваша помощь.
— Нравится вам это или нет, я уже пляшу в этом хороводе: я вхожу в Комиссию по Переговорам.
— Вы снимаете с нас последнюю рубашку. Почему бы вам не вернуться к себе?
— Я не могу так легко покончить с этой работой — мой долг все предусмотреть. Кто наливает вино из бочки, сперва должен сделать для нее пробку.
— Вы мастера только говорить! Вся Комиссия по Переговорам сидит сложа руки!
— Наша задача — “ударить и по обручу, и по бочке” — воздать по заслугам обеим сторонам, а на это никто не соглашается.
— Это вы, непробиваемые, похожи на железные бочки, когда ведете себя так, словно беспристрастие — правильное решение!
— Какое вино в бочке есть, такое из нее и льется. Принимайте нас такими, какие мы есть.
Положение, которое создалось после того, как Мортон произнес эти слова, было логическим следствием предыдущих событий. Все, что кричал полковник, говорилось без настоящего раздражения, а Мгдаблтта явно душил гнев. И вот предводитель ирсков окончательно задохнулся от возмущения, не в силах подобрать слова. Теперь оба молчали.
В этой неожиданно наступившей тишине Мортон громко и четко изложил свой план установления мира на Диамондиане.
— Прекрасно! — крикнул он изо всех сил. — Посмотрим в лицо правде. Пусть ирски контролируют все те области Диамондианы, которые называют жаркими землями. Диамондианцы пусть владеют горами и побережьем моря. Ирски с зелеными полосами на одежде пусть получат право оставаться там, где живут, или покинуть эти места по своему желанию.
Едва Мортон замолчал, поднялся целый хор протестующих криков.
Мортон побледнел, когда понял, что эти визгливые вопли вырывались из глоток как ирсков, так и диамондианцев.
Все были против. Все были возмущены. Его предложение — глупость. Кем он их считает — детьми?
Мортон не стал тратить время на выяснение, каким дерьмом они считают его самого. Попытка отвлечь их удалась. Но еще важнее было другое: в первый раз за всю историю ирсков и диамондианцев кто-то сумел полностью изложить проект установления мира. Что этот раз был первый, не было сомнения, так как в эти десять лет насилия и убийств все были полны такого мстительного гнева, что было невероятно, чтобы кто-то мог предложить публично: установим границы между территориями враждующих сторон так, как они сложились фактически.
А он справился с этим и одновременно получил возможность, которой дожидался. Вокруг него со всех сторон люди и ирски орали и ругались. Каждый думал лишь о себе. Мортон выбрал момент, чтобы стать духовным братом Марриотта.
“Можем мы начать сейчас? — спросил он. — У меня такое впечатление, что это поле наверху делает все возможное, чтобы отыскать и убить меня и не остановится, пока не сделает это или пока мы не подчиним его себе. Умоляю вас, действуйте!”
Сказав это, он вернулся в собственное тело.
Лежа на носилках, Мортон с огромным облегчением увидел, что Марриотт подходит к Мгдаблтту. Физику не сразу удалось привлечь к себе внимание предводителя ирсков, но в конце концов они смогли переговорить друг с другом тихо. За это время делегация ирсков успокоилась и вскоре замолчала. Диамондианцам для того же понадобилось больше времени. Но когда Марриотт наконец зашагал к носилкам, на которых лежал беззащитный Мортон, физик как будто хорошо держал в руках свою публику.
Марриотт поднял руку, делая знак доктору Герхардту и Лозитину. Психиатр подошел со своим обычным отстраненным и безразличным видом. Лозитин подчинился без слов и остановил взгляд на Мортоне, но, казалось, не видел его. Марриотт освободил Герхардта от веревок, потом вынул из своего кармана гипнотический пистолет и передал его врачу.
— Я взял его у Зооланита. Я хочу, чтобы вы загипнотизировали двоих. Сначала Лозитина.
Психиатр ответил, что Лозитин уже находится под гипнозом, и медленно спросил:
— Чего вы хотите?
— Подчините его мне, — ответил Марриотт с жесткой улыбкой, — тогда я шепотом передам вам свои указания.
При этих словах физик бросил на Мортона взгляд, полный торжества.
— Это нужно сделать именно так: я не хочу позволить вам узнать мой метод.
С этим у физика не возникло никакой проблемы. Но пока Марриотт отворачивался от Мортона, тот закрыл глаза, стал духовным братом Лозитина и услышал, как Марриотт шепчет:
— Когда я хлопну в ладоши, вы освободитесь от гипноза и снова возьмете на себя управление Оружием Лозитина.
— Я понял, — пробормотал Лозитин.
— Вы хорошо понимаете, что оно запрограммировано на то, чтобы зависеть от вас, — настаивал Марриотт.
— Да, я это знаю, — безвольно и глухо повторил Лозитин.
Мортон торопливо покинул сознание ирска, и, когда Марриотт снова повернулся к Герхардту, полковник снова был в собственном теле.
— Теперь, — приказал капитан-физик, — разрядите этот гипнотизирующий пистолет в полковника Мортона.
Мортон чуть не задохнулся от возмущения. Он открыл рот, чтобы объяснить, что гипнотизирующие препараты действуют на него лишь несколько секунд. Сделать это ему помешало то, что, приподнявшись для протеста, он увидел диамондианцев и ирсков. Мортон отметил, что все глаза, и серые и синие, жадно следят за этой сценой и неестественно блестят, и с отчаянием и тревогой осознал, что эти люди и ирски не понимают, что происходит.
