Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры
Я стоял так долго. Мне становилось холодно... Интересно, почему они думают, что получив цимо, я стану убежденным бешиорцем? Так, что не захочу вернуться на Квирин? Каким путем они собрались меня убеждать? Мне стало уже скучновато и захотелось двигаться. Внезапно из тьмы прорезался Голос.
– Кто ты, ищущий?
– Я... – во рту у меня мигом пересохло, – я... человек.
– Что ты ищешь? – проревел Голос.
– Чистого духа, – прошипел кто-то над моей макушкой, и я понял, что Кор тоже вошел вслед за мной.
– Чистого духа, – повторил я послушно.
– Что есть добро?
– Добро во мне. Добро от духа, – сообщил невидимый суфлер, и я послушно повторил его фразу.
– Что есть зло?
– Зло во мне. Зло от материи.
– Отринешь ли ты зло?
– Отрину, – повторил я вслед за Кором.
– Примкнешь ли к Великому Духу?
– Примкну.
– Иди же, ищущий! – резюмировал Голос, и впереди возник слабый световой луч. Я пошел по нему.
Кажется, я шел в совершенном одиночестве. Но когда новое помещение, едва освещенное слабым лучом, обрисовалось передо мной, мой, так сказать, наставник, Кор, снова был рядом...
Я увидел что-то вроде высокого гроба со стеклянной крышкой. Рядом – столик, и на столике маленький кувшин. И копье. То самое.
Кор подошел ко мне.
– Да умрет в тебе ветхий человек, и родится новый...
Он приставил копье к моей груди... Я уже знал, в чем дело. На этот раз было почти не больно. Я сознавал, что кончик копья просто упирается в кожу... что ничего особенного не происходит... И хотя кровь текла, и казалось, грудина трещит, все было далеко не так страшно, как в первый раз.
Кор отдернул копье. Двое таких же, как он, выступили из тьмы.
– Пей, ищущий, – Кор подал мне кувшин. Я отхлебнул... ничего, на пиво слегка похоже. Явно алкогольное что-то. «Пить надо быстро», – прошипел Кор. Я в несколько глотков опустошил кувшинчик.
Трое коров подняли тяжелую крышку гроба – хрустальную или ксиоровую, уж не знаю. После этого мне велели лечь туда.
Страшно. Сейчас задвинут крышку, и оставят здесь навсегда... Вот уже задвигают... но двигаться так не хочется. Мысли начали путаться... что это я выпил?
Что это было?!
Это не может быть сном, подумал я. Какой там сон! Я прекрасно себя чувствую... бодро так. Меня ведь положили в этот хрустальный гроб... не знаю уж, что это значит.
Но я не лежу. Я стою в узком и пыльном коридоре, и впереди – просвет. Неяркий такой свет, будто вечерний. Это я, несомненно... мои руки и ноги. Я ущипнул свое запястье... нет, не сплю.
Как я попал сюда?
Все просто: я заснул и не заметил, как меня сюда перенесли. Правда, странно, что очнулся я уже стоя... или я не заметил, как встал?
Я поступил так же, как поступил бы любой другой на моем месте – зашагал к видневшемуся в конце коридора просвету.
Это не был выход наружу, просто еще одно помещение. Свет сумеречный. Два кожаных высоких кресла посредине (я запомнил потертую спинку). И в одном из кресел сидел человек.
Я не запомнил его глаз... И не подумал о глазах в тот момент, лишь потом в памяти всплывало – глаза как-то не попали в мое поле зрения, их словно дымкой заволокло. Человек этот не смотрел на меня прямо, а все время устремлял взгляд куда-то в окно. Хотя там, в окне, ничего интересного и не было – так, серое небо, голые покачивающиеся древесные ветви.
А в остальном человек показался мне знакомым откуда-то... чем-то... Не знаю даже, почему. И чувства он у меня вызвал скорее приятные... Так приятно бывает встретить нейтрального знакомого, с которым не виделись уже много лет, с которым есть общие воспоминания.
– Здравствуй, – произнес он. Голос – бесцветный, самый обычный, но тоже скорее располагающий к себе.
– Здравствуйте, – ответил я осторожно. Никак не могу отвыкнуть называть незнакомых людей на «Вы», даже если ко мне на «ты» обращаются.
– Вот ты и пришел, Ландзо...
– Да. А кто вы?
Человек улыбнулся... то есть я как будто даже не видел его лица, но почувствовал улыбку.
– Кто ты, Ландзо? Скажи мне – кто ты?
– Человек, – ответил я как тогда, перед «посвящением».
– Ты – лервенец, квиринец? Беши? Кто ты?
– Я сам не знаю, – ответил я честно.
– Садись, – произнес мой собеседник. Я сел напротив него в кресло, по-прежнему, никакой опасности не ощущая. И он начал рассказывать мне мою жизнь.
Нет, в этом не было никакой грубой лести или преувеличения моих достоинств. Я попробую передать примерно так, как это звучало для меня – хотя это трудно, так как в звучание слов вкладывалось гораздо большее, нежели это можно передать простым пересказом... сам голос моего собеседника, интонации, немного слишком вычурные, но изящные жесты его рук воздействовали и говорили мне очень многое, убеждая, доказывая лучше любой логики.
А дело было в том, что я родился совсем не простым лервенцем...
Да, и Арни, и Таро были в каком-то смысле избраны. Но скорее, как мои спутники и помощники, отсюда и неожиданно возникшие странные и даже порицаемые в Общине чувства, объединявшие нас. Мы – все трое – являли собой единство. Да, Арни был талантлив и учился лучше всех, да Таро был сильнее других и физически, и духовно. Но именно я, который из троих выделялся меньше, был центром и основой компании. Я тоже неплохо учился, мог бы лучше, но это было ни к чему.
Вспомни, Ландзо, говорил мой собеседник, как на Втором Круге в ваш класс пришел новый наставник, и как он выделял тебя и даже приводил к себе домой, чтобы помочь подготовиться к экзамену.
Вспомни, как твое сочинение «О вере и любви Цхарна» заняло первое место на общешкольном конкурсе...
Вспомни, как отзывался о тебе старвос Гиннор – до того, как его перевели, а ведь все признают, что Гиннор и сам был необычным человеком, некогда талантливым ученым...
Мой собеседник напоминал мне один за другим эпизоды моего детства и отрочества – именно те, в которых я проявил себя особенно хорошо. Когда меня кто-либо хвалил и выделял, когда я выигрывал и оказывался лучше других... И эпизоды эти легко ложились в единую мозаику, в узор, в картину, пока еще неясную, но несомненно значительную и для меня весьма и весьма благоприятную.
Я был не таким, как все.
В этом заключалась и моя трагедия. Ибо в Лервене по некоторым причинам сложилась гипертрофированная общинность... общинный строй не плох, ведь в конце концов, на Квирине он тоже присутствует, но у нас, в Лервене, сознательно разрушали все человеческие связи и воспевали одинаковость и похожесть всех, невозможное, глупое равенство (не равенство потребления, как на Квирине, а равенство способностей и талантов). Я же выделялся из других, так же, как и мои друзья. И все же это была не вина моя.... и даже не беда. Почему так случилось, мы поговорим позже. Однако скажем – я был едва ли не единственным исключением в стране. В целом в Лервене достаточно справедливый строй. Но я в него не вписался. То, что меня хотели осудить – в общем, почти неизбежно, но не из-за общей Лервенской несправедливости, а именно из-за того, что я... ну, скажем так, был исключением из всех возможных правил.
И согласись, говорил мой собеседник, что большинство твоих сообщинников не вело бы себя так мужественно и самоотверженно, как ты...
Надо же – в таком ракурсе я еще о себе не думал. А ведь действительно, я выдержал «качалку», не выдал друзей, и когда было уже ясно, что меня осудят, я думал в первую очередь о друзьях, а не о себе... я не терял присутствия духа, как бы мне ни было плохо. Но кто, кроме меня, Арни и Таро, мог бы себя так вести? Да никто. Пожалуй – никто. Наказания для того и придуманы, чтобы ломать нашу волю... однако мою волю не сломили.
И не могли сломить! Ведь действительно, я и мои друзья – некое исключение... мы всегда чувствовали себя как бы нездешними. Не такими, как все.
Почему они погибли? Это случайность... конечно, лучше, если бы вы выжили все трое. Но все же в троице именно ты играл совершенно особую роль! Именно вокруг тебя все собрались... и счастье... для Лервены, Анзоры, а может быть, и Квирина – счастье, что именно ты выжил.
Почему? Об этом позже.
Теперь о Квирине. Оставшись совершенно один, ты не был сломлен. Вспомни, как тебе было плохо первое время! И однако ты смог собраться и начать жить заново. Ты стал другим человеком! Ты стал самым настоящим квиринцем.
Более того – ты стал одним из лучших.
Вспомни, как ты, еще не умея вести корабль, вел его... и ведь тебе это удалось! Вспомни, как ты вел себя, когда Аригайрт захватил вас в плен! Такое ощущение, что это ты – учитель Валтэна, а не наоборот. Ты проявил такое мужество, такую находчивость и, между прочим, гуманность... любовь к людям... на которые способен далеко не каждый квиринец. Ты еще не защитил даже звания мастера-ско, а уже заработал огромную премию, и вполне заслуженно. У тебя еще, можно сказать, как у эстарга молоко на губах не обсохло, а тебе уже есть чем гордиться.
Случайно ли это? Может ли это быть случайностью?
