Яна Завацкая - Дороги. Часть первая.
Собственно, выдавать себя за гэла, растворяться среди них квиринцы не собирались. Это было совершенно невозможно. Слишком уж разнится внешний облик. Визарийцы, и гэла в особенности, сильно мутировали, отличаясь от стандартного типа Прародины — например, количеством зубов и зарастанием пупка во взрослом состоянии. У многих гэла отрастал небольшой хвостик — начальная стадия той мутации, которая, например, на Крооне привела к возникновению хвостатой расы скаржей. Но главное — невозможно было воспроизвести своеобразный облик гэла, которые поначалу казались все на одно лицо, лунообразное, со скошенными от висков к переносице, как бы треугольными темными глазами, узкими губами и очень своеобразной терракотовой блестящей кожей.
Планировалось, что агенты среди гэла будут выдавать себя за представителей народов Южного полушария, светлокожих и более близких к типу Прародины, хотя по большому счету и они не были похожи на квиринцев. Но это был единственный шанс, да и что останется гэла, кроме как поверить — ведь о существовании иных миров они не знают ничего.
Собственно военной подготовкой не занимались — до этого на Визаре еще было далеко. Но Ильгет продолжала учиться со своей наставницей по программе, чтобы вступить в Военную службу мастером и получить первое воинское звание.
Пита упорно готовился к сдаче минимума (а весной уже и сдал его, испытав особенные трудности, правда, в физической подготовке). Стал самостоятельно изучать азы программирования местных циллосов, потом все же выбрал область программирования бытовых машин (коквинеров, лаваторов, чистящих систем) и роботов. Здесь кое-что было ему знакомо, да и проще, ближе к тому, чем он занимался на Ярне.
В день сдачи минимума Ильгет устроила Пите королевский прием. Он так и не сошелся ни с кем из ее друзей, да и своих не завел. Поэтому праздновали они вдвоем. Ильгет заказала совсем особенный ужин в ресторане «Сад Ами», и сервировала его дома, Пита был домоседом и не любил никуда выходить. После ужина Ильгет устроила ему при фантомных цветных свечах в темной гостиной самый настоящий стриптиз, и потом они долго занимались любовью. Ильгет просто не знала, чем еще можно порадовать мужа по-настоящему, но вроде бы, он остался доволен.
После сдачи минимума он избрал себе наставника в выбранной специальности, точнее, наставницу, женщину лет сорока, мать семерых детей, давно занимавшуюся программированием бытовых машин. Вместе с наставницей Пита занимался почти ежедневно, да еще много учился дома, сам.
Судя по всему, любовницы у него не было. Правда, Пита завел манеру ходить в сеть на эротические сайты и заниматься там флиртом... переходящим в виртуальные оргии — при голографическом изображении и с эффектом присутствия, разве что не осязательным. Зато в те вечера, которые Пита проводил в сети, он уже не приставал к Ильгет.
Это даже радовало ее. Чем больше Пита требовал от нее в области секса, тем меньше получалось. Ильгет никак не могла себя переломить. Во всем остальном могла, а в этом — нет. Она заставляла себя механически ласкать Питу, но испытывала лишь отвращение.
Как-то Ильгет попробовала то время, что Пита проводил в эротической сети, побывать в дискуссионном клубе. Ей там было интересно. Она стала ложиться даже позже, чем Пита. Но через несколько дней это разразилось скандалом — оказывается, Пита ждал ее, ждал, когда она ляжет... Фактически, его требования свелись к тому, что Ильгет обязана ложиться в постель и ждать его, независимо от того, будет ли он сегодня сидеть в сети, или ляжет сразу. Пожав плечами, Ильгет отказалась от дискуссионного клуба, и стала поступать так, как требовал Пита. Это снова вызвало его недовольство — оказывается, Ильгет делала это формально, лишь потому, что он потребовал. Она уже не знала, как ему угодить, но на всякий случай продолжала ложиться рано. И даже не читать книгу в постели в ожидании — это тоже могло раздражить мужа.
Внутреннее напряжение накапливалось, и лишь в церкви Ильгет становилось легче. К счастью, Пита чаще всего был добродушен, и скандалы повторялись все-таки не каждый день.
Тяжело уходить с Квирина летом, в самом начале июня, когда густо-зеленая звенящая листва еще не запылилась, и не просверкивает желтизной, когда так ласково море, и всеми соблазнами манит теплая Набережная. Тяжело уходить, зная, что вернешься лишь к холодам. Если, конечно, вообще вернешься.
Ильгет решила пойти пешком через всю кипарисовую аллею, от площади Тишины. Пита на этот раз не стал возражать. Он вообще как-то притих в последние дни, ничего от Ильгет не требовал и вел себя просто идеально.
Они молча шли по аллее, обрамленной темной строгой рамкой высоких, пиками взлетающих к небу кипарисов.
Час стоял ранний, и особого движения на аллее не было, лишь изредка навстречу Эйтлинам попадались эстарги и работники космодрома в бикрах, еще реже — люди в обычной одежде. Вскоре подошли к церкви Святого Квиринуса, неправдоподобно прекрасными белыми башнями вставшей слева от аллеи, чуть поодаль, за узорчатой светлой оградой. Ильгет лишь взглянула на церковь и по привычке хотела пройти мимо, чтобы не сердить Питу, но вдруг вспомнила, что сегодня — можно.
Сегодня можно быть искренней. Если он и разозлится — разлука все сгладит.
— Я зайду, — она искоса глянула на мужа. Пита кивнул.
— Да, конечно.
Сам он остался у ограды. Ильгет двинулась к церкви. Альвы с собой не было. Но это неважно. Ильгет вошла, перекрестилась. Поставила свечку перед Распятием, встала на колени и помолилась, почти без слов. Она не знала специальной молитвы — что говорят в таких случаях, да и не хотелось ничего говорить... Господи, помилуй! Господи, защити! Специально она попросила Святую Деву позаботиться об оставленном на Квирине Пите... удержать его от зла.
Ильгет вышла из церкви спокойная, умиротворенная. Вскинула на плечо сумку, зашагали дальше.
— Ты там... поосторожнее, — вдруг сказал Пита. Ильгет взглянула на него искоса. Горячая волна благодарности вдруг залила сердце: он любит меня! Он беспокоится обо мне!
— Постараюсь, — она нашла руку Питы, горячо сжала ее, — а ты не скучай. Вряд ли я смогу тебе написать, но...
— Знаешь что, — сказала она минуту спустя, — когда я вернусь, давай на Ярну слетаем. Маму навестим... ну и мою тоже.
— А можно?
— А почему нельзя? Я думаю, даже если мне за акцию не заплатят, то ведь накопится за несколько месяцев жалованье. Купим билеты, слетаем! Рейсы ходят раз в два месяца.
— А что, это мысль, — осторожно сказал Пита.
Какой-то он сегодня был тихий, присмиревший. И вроде бы даже ласковый.
Вскоре они вошли в здание космопорта. Ильгет бросила быстрый взгляд по сторонам... Вон Гэсс стоит с Мари, непривычно присмиревший и грустный. Мари смотрит в сторону. Дэцин разговаривает со своим приятелем-ско, Ильгет его смутно знала. Проводить и встретить на Квирине — это святое. Это очень тяжело, когда тебя никто не провожает. Или никто не встречает. У Дэцина, кажется, и родных-то нет, но друзья находятся всегда.
Арнис... Ну почему именно он так близко стоит к ней? Разговаривает со своей мамой и Нилой. Лицо такое спокойное. Арнис. Ильгет вдруг подумала, что теперь они волей-неволей будут чаще встречаться. Сидеть в тесной каюте корабля рядышком. Обсуждать планы. Петь... Правда, Арнис толком не поет, но все равно. Он будет выполнять специальное задание, и продлится это минимум год. Очень тяжелое задание. И вернется ли вообще... Ильгет поспешно повернулась к мужу. Взяла его за руки.
— Ну вот... сейчас уже Дэцин всех позовет...
Она замолчала. Как рассказать Пите все, что она чувствует сейчас?
Страшно, что больше она никогда не увидит Квирина, что жизнь вот сейчас кончится, и последнее хорошее, что она видит — вот этот сероватый гемопласт пола, и зеленые разлапистые ветви декоративных елей, и бесшумно скользящие транспортные тележки...
Но об этом нельзя говорить, табу. Никто об этом не говорит на прощание, ведь у тех, кто остается, тоже сердце разрывается... наверное. Неизвестно, насколько Пита переживает. Да нет, наверное, переживает все-таки. Кажется, даже побледнел. И такой молчаливый...
Рассказать о том, как она уходила в прошлый раз?
Зачем — об этом они не говорят. Это слишком скользкая тема.
Страшно — что будет на Визаре. Как она справится, ведь задание на этот раз очень сложно.
Да нет, ему это тоже неинтересно, да и не знает он об этом ничего. Сейчас уже поздно начинать рассказ.
Ильгет поймала себя на том, что снова ищет какую-то тему для разговора. Это всегда было ее задачей. Пита безвольно следовал за тем, что она находила нужным и возможным ему сказать. А зачем сейчас-то искать тему? Она лучше всего бы помолчала.
— Ты извини, — вдруг вырвалось у Ильгет.
— За что? — удивился Пита.
