Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим
– Ну вот, а вы говорите – нет.
– Вы думаете?..
– Я не думаю, Хомура. Повторяю – я боюсь. Боюсь, что у Полководца не останется даже тех трех часов, которые ему нужны.
– Сейчас мы узнаем, в чем дело. Наверху.
– Такими темпами мы доберемся туда не раньше завтрашнего дня.
– Нет. Всего через несколько минут.
– Надо же было вам забираться на такую глубину…
Хомура только пожал плечами.
Наверху они оказались минут через десять. Дежурный по внешнему сооружению бросился им навстречу.
– Как у вас, внизу, – все в порядке? Флаг-корнет, когда я спросил его, послал меня…
– Там все в порядке, рейтар. А что у вас здесь?
– Ничем не могу порадовать, ваша смелость. Пока детальной информации не имею. Но судя по тому, что докатилось сюда, – это ладно организованная диверсия. И как они добрались?
– На батареях? Я спрашиваю: где рвется?
– Все ракеты-перехватчики. И на пусковых, и запасные, на подземных.
– Хорошо, что это лишь малютки перехвата. И что – под землей.
– Тем не менее, там остались только пещеры и щебень. И никого в живых, конечно. Я сразу выслал наряд, и пока они успели передать мне только это донесение.
– Вы оповестили всех?
– Ваша смелость!..
– Прошу извинить. Однако, как бы там ни было, мы должны попасть к разведывательным катерам. Срочно. – Он повернулся к Фораме. – Если, конечно, и там не происходит то же, что на батареях.
– Нет, – сказал Форама почти уверенно. – В их реакторах работает вещество полегче. Но не исключено, что и им остались считанные часы.
– Вы успеете?..
Форама криво усмехнулся.
– Не исключено, – пробормотал он, – что однажды я уже пережил ядерный взрыв…
Он ожидал вопросов, но Хомура не спросил ни о чем.
Рейтар крикнул от коммутатора:
– На армадроме все в порядке, ваша смелость. Ждут вас. Экипаж на месте.
– Благодарю. Сейчас. Советую поднять подвахту.
– Все уже на местах по расписанию.
– Тогда желаю более спокойного окончания дежурства.
– Счастливый путь, ваша смелость.
– Не мне, – сказал Хомура. – Это ему. И пожелайте как следует, от души. Ему очень нужно добраться счастливо.
* * *Мастер задумчиво смотрел, сжимая пальцами худой подбородок, подняв бровь, словно не доверяя чему-то из видимого или не соглашаясь. Перед ним устанавливался новый мир: высокие деревья, только что возникшие, расходились, покачиваясь, выбирая себе места, где им жить впредь; зеленые, игравшие светом волны, выше деревьев, набегали и отступали, колыхаясь, не следуя извилинам рельефа, но поступая словно наперекор ему, тоже отыскивая наилучшую для себя конфигурацию, свой рисунок, единственный, который потом сохранится надолго, по которому с первого взгляда будут узнавать моря и океаны, по которому будут судить об их характере, о характере всей планеты; то должна была быть серийная планета, а не полигон, и для нее не было надобности повторять долгий и путаный путь развития жизни – она начиналась с того, что было достигнуто в других местах, где пробовали и ошибались, теряли и находили – и дорого платили за то и за это. Серийная планета, но не нынешнего уровня, а завтрашнего, на котором дереву уже полагалось обладать достоинствами человека, но без его недостатков, а сам человек должен был (или – будет?) уйти еще намного дальше в бесконечном развитии духа, без которого не может быть и развития вещества, начиная с определенного уровня, который у нас уже позади… Но Мастеру что-то не нравилось, что-то было еще не по нему, и он начал новый вариант, когда Фермер приблизился к нему и тоже стал смотреть. Какое-то время протекло, когда Мастер молвил наконец:
– Модель для планеты Шакум. Новое поколение.
Фермер улыбнулся невесело:
– На планете Шакум еще стоит тот уровень радиации, при каком это не приживется. И Перезаконие сохраняет силу и по-прежнему распространяется. Но ты уже всерьез занялся другими делами, Мастер, непоследовательность твоя порой меня озадачивает. Это не упрек – просто мое мнение.
Мастер кивнул.
– Я благодарен тебе за него. Но ты беспокоишься напрасно, поверь. Перезаконие распространяется? Да, знаю. Но ему остались считанные мгновения. Потом вспыхнет Тепло. И с ним придут другие законы – но об этом ты знаешь не хуже меня.
– Разве там, на двух планетах, все уже решилось окончательно?
– События еще не произошли. Но они уже подготовлены, и теперь нужно лишь изредка бросать взгляд в ту сторону, чтобы убедиться, что все развивается верно.
– Твои люди справились, я вижу.
– Они сделали то, что должны были. Там напрашивалось несколько решений, и они выбрали то, какое являлось для них самым естественным. Мы все знаем, конечно, что всякую логику можно испытывать с разных направлений. Такую, как у кристаллического устройства на Старой планете, можно было бы, допустим, поймать и на форсировании логики: раз он увлекается шахматами, можно представить ему войну как задачу типа шахматной, и доказать, что решение множества таких задач, при наличии партнера, намного выгоднее в теории, чем в реальности, потому что в реальности такая игра может состояться лишь раз, да и ход ее будет затянут до неприличия людской медлительностью; в теории же, при их быстродействии, два подобных устройства могли бы сыграть сотни партий в день, а может быть, и куда больше… Да, можно было идти таким путем. Но для моих людей естественным оказалось иное. И они пошли не по пути превознесения логики, а наоборот – подчиняя ее чувству. Для них самих такое решение казалось наиболее естественным. И я совершенно согласен с ними. Шахматы не спасут мира. Любовь – может.
– Так что скоро мы увидим твоих посланцев здесь?
– Эмиссара – наверняка.
– А того, что с Земли?
– Ему еще предстоят неприятности. Но если он из них выпутается…
– И ты откажешь ему в помощи?
– Он мой инструмент, Фермер; и я могу бросить его, где и когда хочу. Может быть, он уже отработал свое, и тогда он мне не нужен; я не коллекционирую инструменты, которые не могут более пригодиться в деле. Но если он еще будет годен – о, тогда его ждет другая работа, какую можно делать лишь инструментом не только отточенным, но и закаленным по всем правилам. Тогда это приключение зачтется ему, как Путь Постигающих.
– В какой же стадии он сейчас?
– Он раскален, Фермер, он светится; но по законам закалки я должен вскоре опустить его в ледяную воду, что вовсе не безболезненно. И тогда он либо выплывет, либо пойдет на дно, и это зависит лишь от него самого. Потому что человек все же не просто инструмент, как ты знаешь, но инструмент с разумом и волей. И мне нужен такой, у какого их останется достаточно. Воли и разума.
– Для меня человек никогда не будет инструментом. Он…
– Я знаю, Фермер. Ну что же, если он не выдержит, пойдет ко дну – можешь вытащить его. Спасти еще раз. Что касается меня, я дважды не спасаю. Но достаточно об этом. Посмотри лучше сюда и скажи: все ли, по-твоему, хорошо? Что-то мне не нравится, но я еще не понял – что, а чувство молчит.
– Твое чувство, Мастер?
– Мое чувство. Оно молчит, но это ненадолго. Ведь быть человеком, даже таким, как мы с тобой, – не одни лишь тяготы. Это и радость изредка. Когда удается работа. И – много реже – когда нас посещает…
– Не люблю, когда это слово произносится вслух, Мастер. Оно – не один только звук.
– Согласен. Видишь, даже нас, вечных спорщиков, оно объединяет.
Время даже не утекало – оно выхлестывало, как вода под неимоверным давлением, когда, вырвавшись из отверстия, она сразу превращается в пар, в облако; и ничем не закрыть отверстия, нет такого вещества или поля, из которого можно было бы построить экран для времени, чтобы отражать его, не подпускать, запретить течь через нас. Такое ощущение было у Форамы, когда он стоял перед люком скоростного разведывательного катера из космической армады; стоял, прощаясь со штаб-корнетом Хомурой – в последний раз, наверное, а впрочем – кому дано знать это? Время исчезало на глазах, и Форама нетерпеливо переминался с ноги на ногу – ему сейчас двигаться надо было, стремиться, расходовать энергию (хотя бы мнимо) на действия, потому что в процессе ожидания потенциал этой энергии повышается порой настолько, что сердце может не выдержать… Но Хомура все еще находился рядом, и то, что говорил он, было важно, и пропускать это мимо ушей никак нельзя было. Хотя мгновениями Фораме казалось, что штаб-корнет говорит далеко не самое главное.
– Катер может дойти до предела разрешенной зоны.
– Я не очень-то и надеялся, что он сядет там, где мне хочется… Это далеко?
– Еще до входа в атмосферу. По взаимному соглашению, разведывательные корабли могут подходить к планете противника не ближе такого расстояния. Иначе…
– Ну, что «иначе»? Разве их противодесантные средства не вышли из строя точно так же, как здесь?
– Не надо путать. Взорвались малые ракеты, но они ведь – только вторая очередь, их задача была – встретить на относительно небольшом расстоянии те немногие десантные корабли, что пробьются через первый пояс. А ракеты первого пояса еще в полном порядке.
![Сим Никин - Обреченный взвод[СИ]](/uploads/posts/books/55591/55591.jpg)