Денис Кащеев - Первый курс
– Мы, если вы забыли, будущие русские офицеры, – спокойно проговорил Глеб. – Кому, как не нам, судить о чести страны?
Казалось, еще немного, и Гайдукова просто разорвет от переполняющего его возмущения. Он сделал шаг вперед, и Иван невольно отпрянул, но каперанг внезапно замер, так и не добравшись до побледневших курсантов.
– Ладно, – бесцветным голосом проговорил он. – Пусть будет так. В конце концов, что это меняет? Даже наоборот, можно будет потом с чистой совестью … Лейтенант! – крикнул он, обернувшись к двери. В проеме тут же возник один из охранников. – Пригласите наших гостей!.. Можете сказать что-нибудь друг другу на прощание, – его взгляд, казалось, готов был прожечь во лбу Ивана дыру. – Больше вы друг друга не увидите… Такими… – губы Гайдукова сложились в презрительную ухмылку, от которой у Голицына по спине пробежали мурашки.
18
Комнатка для свидетелей Специального Международного Трибунала по Вопросу Инопланетного Вторжения была совсем маленькой – четыре на пять не самых широких шагов. И тем не менее, внутри нее как-то умещались широкий диван, большое мягкое кресло, стул, журнальный столик, на котором лежали несколько чистых блокнотов и полдюжины шариковых ручек, а также холодильник с прохладительными напитками. На полочке – несколько иллюстрированных журналов, а рядом – шахматы, нарды и две нераспечатанные колоды карт. Вот только играть в них Ивану было абсолютно не с кем – вызова в Зал заседаний он ожидал в гордом одиночестве, если, конечно, не считать расторопной девушки в неброской униформе, которая несколько раз заглядывала внутрь, интересуясь, не нужно ли ему что-нибудь. Голицыну ничего не требовалось, о чем он не замедлял ей сообщить, и с чувством исполненного долга она тут же исчезала, всякий раз не забывая запереть за собой дверь на ключ.
Вальяжно развалившись в кресле, Иван лениво листал взятый с полки журнал. Языков, на котором тот был издан – немецкого и, кажется, фламандского – Голицын отродясь не знал, поэтому лишь тупо разглядывал крупные цветные фотографии. Лучшего способа убить время он все равно не придумал.
В ожидании вызова Иван нисколько не волновался, впрочем, равно как и накануне, во время предварительного допроса. Вежливому следователю, говорившему по-русски по книжному правильно, но с заметным акцентом, Голицын сообщил всю правду: о давнем стратегическом замысле Альгера оккупировать Землю, о хитроумном плане с использованием курсантов Школы, о неожиданном провале, вызванном внезапным вмешательством Ранолы.
Голицын и сам до конца не понимал, почему он так спокоен. Ведь с какой стороны ни посмотри, он, оказывается, замешан во всем этом безобразии по самое не хочу. Тем не менее, он нисколько не боялся ни допроса, ни самого суда. Да, по большому счету, не очень-то о причинах этого своего спокойствия и задумывался.
Щелкнул замок, и уже знакомая девушка пригласила его идти за собой. Не чувствуя ничего, кроме облегчения от закончившегося ожидания, Иван неторопливо поднялся из кресла, бросил на столик недосмотренный журнал и вышел из комнаты. Несколько минут они шли долгими извилистыми коридорами, то и дело останавливаясь перед прозрачными дверьми, послушно распахивающимися после того, как девушка проводила по устройству возле них специальной карточкой. И лишь последняя дверь – высокая и деревянная – открылась им навстречу сама. Пройдя мимо вооруженного коротким автоматом охранника в форме военной полиции, Иван шагнул в судебный зал.
Зал заседаний Трибунала имел овальную форму. В дальнем от входа его конце за длинным столом рядком сидели семь человек в свободных пурпурных мантиях. Перед каждым и них стоял плоский монитор, а также торчал микрофон на длинной изогнутой ножке. Голицын сразу понял, что это и есть судьи – по одному от каждой пострадавшей от инопланетян страны, считая Европу единой.
По бокам за еще более длинными столами располагалось человек двадцать – частью одетых в военные мундиры, частью – в гражданское. Среди них Иван сразу же выделил двоих – пожилого мужчину в белом парадном комбинезоне военно-космических сил Альгера – слева, и худого жилистого парня в темно-серой форме Ранолы – справа. Альгерд сидел спокойно, на появившегося в дверях зала Голицына он едва посмотрел, тут же вернувшись к монитору стоящего перед ним компьютера, ранолец же, казалось, места себе не находил. При виде Голицына он едва не вскочил на ноги и принялся буквально пожирать Ивана глазами. Иван отвернулся. Этот человек его не интересовал.
Зато заинтересовал другой. Слева, через два места от альгерда, сидел не старый еще мужчина в строгом сером костюме и таком же туго затянутом галстуке. Лишь на мгновение он встретился взглядом с Голицыном, и Ивана словно электрическим током ударило. Человека этого он не помнил, хотя, судя по всему, помнить был должен. Уже одно это настораживало. Более того, Иван откуда-то твердо знал, что этот человек опасен. Чем? И кому? Спросите что-нибудь полегче.
Пройдя через ползала, Голицын занял место за высокой деревянной кафедрой. Сопровождавшая его девушка попросила его слегка закатать рукава и ловким, явно отработанным движением прикрепила к запястьям Ивана крохотные датчики на резиновых присосках. Еще одна такая же серая пиявка была прилеплена сзади Голицыну к шее, и две – на виски. Иван знал, что все это нужно для подключения к детектору лжи – точнее, даже к трем детекторам – альгерскому, ранольскому и земному.
Голицын вставил в ухо наушник синхронного перевода и, по требованию восседавшего в центре семерки судьи – не то китайца, не то японца, торжественно поклялся говорить в этом зале правду и ничего кроме правды. Впрочем, сейчас это на все сто процентов соответствовало его собственным желаниям.
После формальной части, в ходе которой состоялось выяснение личности Ивана, слово вновь взял судья, сидящий в самом центре.
– Голицын Иван! – довольно резким тоном проговорил он. – Вчера вы были предварительно допрошены следователем Трибунала в качестве свидетеля. Это так?
– Да, Ваша Честь, – с полупоклоном ответил Иван, как того и требовала процедура.
– Сейчас я оглашу Трибуналу ваши показания, – заявил судья. – Прошу вас внимательно слушать, так как после оглашения вы будете вправе внести в них ваши уточнения и замечания. После этого ваши показания будут приобщены к делу и приобретут официальный статус. Вам все ясно, свидетель?
– Да, Ваша Честь, – снова ответил Голицын.
– Итак, прошу внимания…
– Прошу прощения, Ваша Честь! – со своего места внезапно вскочил тот самый настороживший Ивана человек в сером костюме. Голицын нахмурился. – Зачем приобщать к делу письменные показания свидетеля, ведь будет лучше, если суд сам его допросит от начала и до конца?
В первый момент судья, казалось, даже опешил от такой наглости.
– Господин консультант, Трибунал действует по установленной процедуре и сам разберется, что для него лучше, а что нет! – рявкнул он. – А сейчас немедленно покиньте зал судебного заседания! Ходатайство о вашем возвращении в процесс можете подать в канцелярию не ранее, чем через неделю!
Потупившись, человек в сером костюме пробормотал какие-то невнятные извинения и понуро направился к выходу. Все присутствующие провожали его недоуменным взглядом. Все, кроме Ивана.
«Зачем приобщать к делу письменные показания свидетеля, ведь будет лучше, если суд сам его допросит?»
«Зачем приобщать к делу письменные показания свидетЕЛЯ, ВЕДЬ БУДет лучше, если суд сам его допросит?»
ЭЛЯ ВЕДЬ БУДЬ.
Эляв эдьб удь.
В глазах Голицына все померкло, затем на этом бездонно-черном фоне появилось крохотное светлое пятнышко. Только оно и существовало в этот момент во всем мире – это Иван знал абсолютно точно. Пятнышко медленно увеличивалось в размерах, оттесняя черноту мрака в стороны, к границам сознания, и вот уже можно рассмотреть его более детально. Да, это он. Эляв эдьб удь. «Белый полярный страус-людоед» на языке Альгера. Полная бессмыслица, в общем-то. Полярные страусы действительно водятся на планетах материнской системы, но они не бывают белыми – их ярко-синий окрас даже вошел в поговорку, и уж конечно же никакие они не людоеды…
– Что с вами, свидетель? Вам плохо?!
Иван открыл глаза. Он полувисел на кафедре, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в ее верхний край и уронив голову на узкую деревянную полочку с микрофоном.
– Свидетель?! – настойчиво повторил китайско-японский судья. – Вы в состоянии продолжать допрос?
– Да, Ваша Честь, – собрав силы, твердо проговорил Голицын, выпрямляясь. – В состоянии… Более, чем когда либо, в состоянии! – его губы сами собой растянулись в широкой улыбке: он, наконец, вспомнил, кто такой изгнанный несколько секунд назад из зала заседаний человек. Это был не кто иной, как полковник Федеральной службы безопасности России Сергей Владимирович Боголюбов. Отец Леры.
