Юлия Жукова - Замуж с осложнениями
Я вижу, как у Азамата округляются глаза.
— Ты… сохранял мне мой дом? Все эти годы?
— Ну да, — Арон застенчиво краснеет, — я так тебя ждал…
Еще одной семейной сцены моя хрупкая натура не выдерживает, я отворачиваюсь и звучно сморкаюсь. Удивительно, что то же самое делает Алтонгирел. Ну все, теперь вечно буду мучиться, он это всерьез или тоже от цинизма?
Азамат тянет меня за локоть, в глазах душа прямо даже не в зеркале, а из окошек глядит.
— Ты поняла, да?
— Я поняла, что кое-кто любит тебя почти так же сильно, как я.
Он улыбается с влажными глазами, и Арон тащит нас скорее к дому по другую сторону площади. Мы пробегаем пешком до Дома Старейшин чуть ли не быстрее, чем на машине, потом в горку чуть-чуть, потом за калитку, сквозь кусты и мокрую траву по прелой листве — и вот он дом. В темноте не вижу ничегошеньки, но Арон где-то на стенке нашаривает выключатель, и над входом вспыхивает радостная желтая лампочка. Арон отходит, предоставляя Азамату открыть дверь:
— Я сейчас домой сбегаю, постели вам принесу!
Я слышу, как его ноги быстро чавкают по листве и грязи.
Азамат не спешит: к ручке двери привязана толстая веревка с несколькими узлами, покрашенными в разные цвета, между ними на отдельных ниточках навязаны перья и камушки. Муж все теребит ее в руках.
— Что это? — отваживаюсь спросить я.
— Надпись, — отвечает он. — «Хозяина нет дома, но он скоро вернется, потому что здесь его любят».
Глава 21
Азамат наконец дергает за ручку, вернее, кольцо, и большая деревянная дверь с трудом поддается, дребезжа досками от усилия. Мы входим в большое темное помещение. Муж нашаривает на стене выключатель и зажигает свет.
— Однако просторная у тебя прихожая, — говорю. Какого размера сам дом, я разглядеть не успела в потемках, но, надо думать, под стать хозяину. И потолки метра три с половиной.
— Да-а, это все замечают, — с гордостью говорит Азамат, оглядывая комнату и дверь, через которую мы вошли. — Ага, дверь он менял… Прогнила, наверное. А что у нас в чулане делается?..
Слева от входа между вешалками приоткрыта дверца в чулан. Азамат заглядывает внутрь и издает разочарованный возглас:
— Бо-оги, какой бардак… Ладно, завтра разгребем.
Мне из-за его плеча видны только какие-то палки-рукоятки, не иначе садовый инвентарь. Эх, матушку бы сюда, уж она бы нам сад сделала по последнему писку моды.
Напротив чулана плетеный диванчик под огромным витражным окном со стрельчатым верхом. Цветным стеклом (или пластиком, не знаю) выложены какие-то диковинные цветы и фрукты, а по кайме народный орнамент.
— Витраж тоже сам делал? — спрашиваю. Азамат перестает ужасаться состоянию чулана и поворачивается ко мне:
— Кого? А, окно? Да, сам. Как ты его назвала?
— Надо же, я знаю на всеобщем на одно слово больше тебя, — хихикаю.
Дальше мы обучаем Азамата слову «витраж», а меня вообще всем домашним названиям на муданжском. После этого мы проходим меж двух галошниц через проем, завешенный пыльной занавеской, в гостиную. Там большое пространство голого деревянного пола, справа украшенное диванчиком, а слева печкой цвета загара, которая частично уходит в глиняную стену. Слева от меня еще одна занавеска, Азамат ее аккуратно отдергивает, чтобы не особенно пылить, — за ней лестница на второй этаж и дверь в туалет.
— Пойду гляну, в каком там состоянии… — бормочет он, скрываясь за дверью.
Я решаю его не смущать и обхожу печку справа. В правой стене еще одна дверь, как я выясняю, на кухню. В дальней — на открытую террасу, а совсем уж за печкой — в ванную, которая тут отдельно и содержит в себе огромную, почти круглую, отделанную пластиком яму и угол все той же печки. Тут, наверное, очень тепло, если протопить. Мне-то уже давно совсем не так жарко, как было в Доме Старейшин, так что я очень надеюсь, что печка в рабочем состоянии. На террасу я только выглядываю, но не выхожу. Там тоже есть какая-то мебель, но ею вряд ли можно пользоваться.
Тут из лестничного закутка возникает Азамат.
— Я открыл воду, — говорит. — Теперь всем можно пользоваться. Арон тут серьезно поработал, — качает головой. — Чтобы необитаемый дом сохранить в таком хорошем состоянии…
— Мало ли, может, тут кто-нибудь жил.
— Не-эт, я бы почуял, — улыбается Азамат.
Ну как скажешь…
Тут, собственно, объявляется Арон, пригнавший машину с тряпками. Азамат пытается его еще раз поблагодарить, но тот только отмахивается и тараторит:
— Вот, перинки привез, свежие, этого лета состриг, а вот, смотри, ковер для общей комнаты, я же старый забрал, а это вот новый, прошлой зимой справил, бери, бери, ты же знаешь, от меня не убудет…
Он оставляет два тюка в прихожей и убегает обратно к машине; Азамат идет помочь таскать, а я тем временем забираюсь на второй этаж по довольно крутой лестнице с двумя поворотами. Лестница только чуть слышно поскрипывает.
С верхней площадки открываются двери в две узкие спальни и одну непонятную захламленную комнату, а также в коридорчик, ведущий к балкону. При каждой комнате свой санузел, как и на корабле. Что ж, неплохо: дом достаточно большой, чтобы развернуться, но недостаточно — чтобы умереть при уборке.
Спускаюсь и обнаруживаю бурную деятельность: Арон подметает пол самым натуральным веником, какой я только в музее и видела, а Азамат развешивает по стенам какие-то занавески.
— А это зачем? — спрашиваю.
— Чтобы о глиняные стены не запачкаться, — отвечает он, пристегивая плотную занавеску под потолком, а потом и у самого пола, к каким-то невидимым крючочкам. Занавеска, собственно, оказывается гобеленом с птицами и зверями. Азамат отходит на пару шагов и окидывает дело рук своих придирчивым взглядом.
— Ты уж извини, что старые… — бормочет Арон с несчастным видом.
— Спасибо тебе большое, — говорю, — за заботу. Очень рада, что у… моего мужа такой замечательный брат!
Я вообще-то хотела сказать «что у меня такой замечательный деверь», но вовремя сообразила, что не знаю слова «деверь» по-муданжски. Арон улыбается счастливой улыбкой идиота и пару раз кланяется мне, тараторя что-то совершенно невнятное. Азамат похлопывает его по плечу:
— Ладно, ладно тебе, она не любит чрезмерного почтения.
Не иначе на меня тут уже молятся… Азамат тем временем обращается ко мне:
— Надо бы съездить на корабль, вещи забрать.
Я как представлю, что опять нужно переться наружу, в холод и слякоть, да еще в эти горы, где ветер…
— А я тебе для этого сильно нужна? — спрашиваю. — Может, ты там возьмешь мое шмотье и косметичку, а я пока тут приберусь?
Азамат открывает было рот, но тут же закрывает: да, дорогой, если бы я не хотела убираться, то и предлагать бы не стала. Пожимает плечами.
— Хорошо, тогда мы сейчас все привезем. Смотри не переутомись тут, — добавляет он с напускной грозностью.
Они с Ароном выходят в прихожую, и я слышу, как Азамат по дороге объясняет, что жена предпочла остаться и заняться нашим обустройством.
— Уберется? — в ужасе переспрашивает Арон. — А она тебя потом в дом-то пустит?
— Как знать, — смеется Азамат.
* * *Когда их становится неслышно, я берусь за дело. Веник так веник, на даче ведь чем-то подобным дорожки подметаем, хотя и пластиковым, конечно, а тут из травы, но это не так важно. Зато быстро согреваюсь, стряхиваю пальто и вешаю в прихожей — так двигаться легче. Конечно, начинать надо было со второго этажа, но на первом все равно одним разом не обойдется, так что ничего страшного. Как всегда, уборочный азарт накрывает меня с головой, так что я даже одной из снятых старых занавесок, как следует промытой в ванной (о счастье, горячая вода из крана, а я-то боялась…) протираю полы в спальнях на втором этаже — кроватей-то нет, все перины прямо на пол стелятся, а дышать пылью совсем не хочется.
Перины представляют собой квадратные зашитые мешки, набитые шерстью. Одеяла — вязаные из нее же. Надеюсь, у меня не будет аллергии, впрочем, от этого дела я закупила огромную партию разных препаратов.
Мужики возвращаются, когда я уже занялась кухней. Посуды тут нет, только пара огромных печных горшков, как на картинках в сказках. И эти еще, ухваты, вот.
Азамат доходит до порога гостиной, задумывается и разувается. И то верно, по ковру можно и в носках.
— Кинь мне тапочки, — говорю.
— Мы еще не все привезли, — сообщает он, извлекая мои тапочки из гигантской сумки, которую затем оттаскивает наверх. Видимо, моя одежда… ох, ну и барахла же у меня теперь… — В машину не все поместилось за один раз, так что сейчас еще поедем.
— Тут совсем нет посуды, — говорю. — А еще я, помнится, покупала всякие моющие средства…
