Сергей Павлов - Лунная радуга (сборник)
Вебер что-то промычал в ответ.
– Понимаешь, Мартин… Это все, так сказать, иллюстративная сторона дела. Синюки, барабаны, воздушные компенсаторы… Существо дела гораздо сложнее. И проще… Диалектика, одним словом. Наша предприимчивая цивилизация вырвалась в просторы Солнечной системы, плохо себе представляя, во что это нам обойдется…
– Твоя диалектика? – полюбопытствовал Вебер, промокая салфеткой влажный лоб.
Фрэнк, свободно вытянувшись в кресле и заложив руки под голову, некоторое время разглядывал потолок.
– Нет, – сказал он. – Диалектика бытия. Нашего с тобой сегодняшнего бытия.
Хотел добавить: «…и завтрашнего», но воздержался. Подумал: на кой черт все это надо? То есть на кой черт все это Веберу? Нервы у него в порядке, прекрасное пищеварение, отличный сон, вот его диалектика. В конце концов, Веберу наплевать на Корк-Айленд, «Энорис» и на все остальные зоны СК, вместе взятые. И цена, которую надлежит заплатить человечеству за вторжение во Внеземелье, лично его, Мартина Вебера, мало волнует. Две зоны «полного отчуждения»? Хоть двадцать две. Лишь бы гарантия, что не опасно. Ах, наука сегодня настойчиво ищет способы выйти в просторы Большого Космоса, к звездам?! И завтра, быть может… Ну что ж, придется удвоить, утроить сложность завтрашних полигонов. Вместо «малого дождика» – душ из напалма и раз в неделю прыжки с Ниагарского водопада. Нет, кто же спорит, платить настоящую цену за выход в звездные дали, конечно, придется, но… Как вы сказали? Две тысячи двадцать две зоны «полного отчуждения»? Треть человечества в плотном кольце спецкарантинной охраны?! Н-да, многовато… Но это, простите, забота потомков. Потомки… хе-хе… наверное, станут умнее и что-нибудь непременно придумают, сообразят. Как в прошлом – вы помните? – осторожные дети стали умнее отцов термоядерной бомбы.
– Ты прав, – нарушил молчание Вебер. – Освоили малую часть Внеземелья, практически только в пределах орбиты Юпитера, а уж хлопот полон рот. Что ни день, новый сюрприз…
– Освоили? – переспросил Фрэнк.
– Ну… во всяком случае, процесс освоения идет полным ходом.
– Ах процесс!..
– А что? Как-никак, по данным отдела статистики нашего Управления, на внеземельных объектах работает шестьсот две тысячи человек. Не считая личного состава Объединенного космофлота системы. Я постеснялся бы назвать это легким знакомством.
– Да, легким не назовешь. Особенно если учесть то, о чем мы с тобой говорили. А если и то, о чем не говорили…
Вебер молчал. Нетрудно было заметить, как отчаянно он пытается разобраться в логике собеседника. Фрэнк посмотрел на него и добавил:
– Условия спецкарантина, Мартин, меняются прямо на наших глазах. И весьма радикально. Два года назад ты что-нибудь слышал о зонах «полного отчуждения»? То-то… Сегодня Корк-Айленд, «Энорис» уже не в диковинку. Старый наш плакатный девиз «Осторожность не повредит!» превратился в отчаянный супердевиз «Осторожность, помноженная на осторожность!». Мы теперь возвели этот супердевиз в ранг безусловного принципа своего отношения к Внеземелью.
– И правильно сделали, – отрезал Вебер.
– Да. Но это верный признак растерянности. Это есть оборона. Мы начинаем защищаться, Мартин. Сегодня стекло и бетон. А завтра?
– Стекла и бетона хватит нам и на завтра.
– А, превосходно.
Фрэнк посмотрел на стакан. Пить уже не хотелось. Разговаривать тоже. Вебер ему надоел. Он ощущал себя достаточно отдохнувшим, чтобы уйти, но еще не настолько, чтобы это хотелось сделать немедленно.
Вебер спросил:
– Тебе на «Энорис» летать приходилось?
– Приходилось.
– Ну и что?..
– Ничего. Просто космическая оранжерея. Овощи, фрукты, цветочки… Помню, там был отличный ресторан с красивым видом на созвездие Лебедя.
– Ресторан и я помню. Ну а потом?
– Потом? Комфортабельная космическая тюрьма для тех, кто подхватил на Марсе «резиновый паралич». Тюрьма, которую мы с присущей нам деликатностью именуем объектом СК-четыре. Или зоной «полного отчуждения» номер два, что, на мой взгляд, менее деликатно.
– Я спрашиваю: потом летать приходилось?
– Разумеется, нет. И знаешь, не сожалею.
– Я почему спросил… Верно ли говорят, что у «резиновых паралитиков» кости гибкие, как эластик?
– Ерунда. Кости обыкновенные, твердые. А вот суставы, хрящи, сухожилия – те действительно… Мышцы – как тряпки. Ведь его, паралитика, вчетверо можно сложить. Ему коленки можно свободно выгнуть назад, локти вперед, а голову повернуть почти вкруговую. Сверхгибкость. Видел, есть куклы такие – ноги и руки болтаются на резинках? Точная копия. Вернее, модель.
– А с этим у них… – Вебер стукнул себя пальцем в лоб, – полный порядок?
– Абсолютно. Заняты научной работой – большинство из них имеют отношение к институтам по мерзлотоведению и гляциологии. Уравновешенны и спокойны, продолжают надеяться на скорое выздоровление. Даже чувство юмора в норме.
– Ладно хоть так… А медики что говорят?
– Разное говорят… Но тоже надеются. Работают в поте лица. Одни говорят, что вирус не наш, не земной, другие подозревают мутацию вируса гриппа… В общем, теперь на «Энорисе» целый научно-исследовательский комплекс. На двести больных гляциологов столько же, если не больше, врачей. Молодые дерзкие микробиологи готовы на все, лишь бы попасть на «Энорис». По счастью, излишняя дерзость сегодня не очень в почете.
– Охрана надежная?
– О, будь спокоен! И самое парадоксальное то, что наш респектабельный гуманизм здесь не терпит почти никакого урона. Ведь жить на Земле узникам этой тюрьмы физически неудобно. Им, беднягам, нужна невесомость.
– Прямо как в цирке… – Вебер качнул головой. – Синюки, барабаны. Орбитальные паралитики… На Земле становится слишком весело, а?
– Похоже, Мартин, скоро нам будет еще веселее.
– Ты серьезно так думаешь?
– Будем считать, что это продукт моего остроумия. На всякий случай, однако, нам не мешало бы пополнить запасы стекла и бетона. Сколько там у нас не занятых еще оранжерейных спутников типа «Энорис»?
– Где же, по-твоему, выход?
– Ценишь, значит, мое остроумие. Спасибо. Но лично я не знаю, где выход. И пока не знаю никого, кто знал бы.
– Но если это действительно так, то… То как будет дальше?
– Как в цирке, – рассеянно ответил Фрэнк. – Ведь сам говоришь: освоение Внеземелья идет полным ходом. Все правильно, так оно и есть. Человек шагает по соседним планетам или зондирует их с планетарных орбит. Чего же удивляться, если у нас на Земле ковыляют синие синюки, а в небесах болтаются эластичные паралитики? Мы осваиваем Внеземелье – Внеземелье мало-помалу осваивает нас. А почему бы и нет? Обратная связь.
Тишину операторской нарушил мелодичный писк. Фрэнк насторожился и поискал глазами звуковую колонку спикера внутренней информации.
– Внимание! – произнес женский голос. Писк прекратился. Кокетливо растягивая слоги, голос вещал: – Всем участникам операции «Черный след» объявлен сбор в инструкторском холле второго отдела. Повторяю…
– Это меня, – сказал Фрэнк, вздохнул и поднялся.
– Сядь, – сказал Вебер. – Любопытное дельце?
– Что?
– «Черный след».
– Не знаю.
– Я кое-что слышал…
– Что именно и от кого?
– Ну… это не важно.
– Не важно – помалкивай. Где тут выход на лифт?
– Сядь, я сказал. Поедешь с комфортом.
Фрэнк сел. Вебер мрачно посоветовал:
– Подними подлокотник.
Фрэнк приподнял, обнаружил миниатюрный кнопочный пульт.
– Тебе на семнадцатый?
– Да.
– Ну и чего копаешься? Ищи кнопку с цифрой семнадцать. Сначала нажми белую клавишу. Стой! Скажи мне одно… Это очень опасно для парней, которые там?.. – Вебер покрутил пальцем над головой, имея в виду, очевидно, весь контингент работников Внеземелья.
– Я сказал, что не знаю. – Фрэнк надавил клавишу. Пунктир красных огней сдвинулся в сторону, кресло тронулось и покатило в темную нишу. – Всего хорошего, Мартин. Встретишь Эгула, не забудь угостить его пивом!
– Ладно, отчаливай.
* * *На семнадцатом этаже Фрэнк вышел из лифта и увидел широкую спину Барнета Лангера, который удалялся по коридору, наклонив голову вперед, будто намереваясь таранить лбом одному ему заметную преграду, – эта его манера ходить всегда вызывала у встречных прохожих легкое замешательство.
– Салют, Барни! – окликнул Фрэнк.
Лангер живо обернулся, помахал рукой.
– Ого, ты пользуешься персональным лифтом Вебера! Премия за полигон?
– Нет. В качестве премии Вебер водил меня за кулисы.
– Впервые слышу такое от рядового реалигента.
– Почему рядового? Теперь я в фаворе у старика.
– Ах вот даже как!..
Они поравнялись.
– Тебе удалось нащупать у Вебера слабую точку? – осведомился Лангер.
– Две. Первая – полигон, понятно. Старик спит и видит, как бы устроить нам пакость позамысловатее. Мне он устроил темный водоворот, и я в запале неосторожно подкинул ему идею запустить в бассейн живых аллигаторов…
