Дж. Грегори Киз - СМЕРТЕЛЬНЫЕ СВЯЗИ: ВОЗВЫШЕНИЕ БЕСТЕРА
Хитрость в том, чтобы не обмануться, и это важно. Мы относимся к вещам, которых не понимаем, так же, как к вещам, нам понятным – по аналогии. Если вы никогда не видели змею, но знаете о червях, вы увидите змею и подумаете: "Ага! Это вроде большого червяка". Но если вы сделаете ошибку, думая, что кобра – это и есть земляной червяк, вы допустите очень глупую – и смертельную – оплошность. Если вы действительно думаете, что ментальный взрыв и есть меч – что ж, я могу дать вам посмотреть на тех, кто так сильно ошибся. Вы сможете покормить их с ложечки и сменить им простыни."
Он попытался иметь это в виду, фокусируясь на сфере, обозначавшей психику Саймона. Как он и опасался, прозрачные оболочки начали темнеть.
Он был уверен, что его собственные блоки на месте. Они были верные друзья. Все-таки в этом тесте разрешались только общеупотребительные блоки.
– Приступайте, – сказал учитель Робертс.
Саймон пошел на него штормовым фронтом, ревущей, трещащей массой. Позабавленный непродуманностью этого натиска, Эл встретил его с той же силой, и они столкнулись как ураганы-близнецы. Зазубренные сине-белые языки сконденсировались в виде сверкающих шаров, то молниеносных, вертящихся и брызжущих, то извергавших вихри пурпурного огня. Саймон не смог бы провести его таким способом и наверное знал это. Что же он затевал?
Ужасный страх овладел им. Затем ощущение провала. Тест уже завершен. Каким-то образом Саймон уже отыскал скрываемое им изображение и готов рассказать учителю Робертсу, что это было.
Нет. Саймон был ловкач. Лобовая атака была ложным выпадом; настоящая атака – этот ужасный упадок духа, прокравшийся медленной, горячей рекой в его лимбическую систему. Эмоция настолько основополагающая и бесцветная, что он не сообразил, что она не его собственная.
Но чтобы изобразить отчаяние так хорошо, Саймон должен сам чувствовать что-то подобное.
Эл протянул свои ощущения, усилил их и начал с самого начала, с текучей стрелы, которая быстро пронзила наружную оболочку сознания Саймона. Она остановилась вблизи внутренней сферы, но как оседающий нефтяной фонтан, начала там складываться, затоплять и разъедать наружные блоки Саймона унынием. Поскольку его собственное ложное ощущение провала угасло, Эл уловил волну паники у Саймона.
На мгновение он забеспокоился, что это может быть новая уловка – попытка преувеличить его успех – но глубинный инстинкт сказал ему, что это реально. Ядовитость атаки Саймона разъела его же собственную защиту.
Психический грозовой фронт отбурлил у Саймона, но не у Эла, и внезапно лишившись отпора, он обрушился на разрушенные блоки. Одна, две, три оболочки треснули и исчезли, и Эл жадно ухватился за просочившийся образ, яркий и переливчатый, как бензин в освещенной солнцем луже. Саймон попробовал в последний раз отвлечь его, провоцируя непроизвольную моторную реакцию – отчаянный шаг, ведь разгадав, его было легко отклонить. Это была неуклюжая атака, и Эл просто отразил ее, не вникая, что это было.
Последний из блоков Саймона рухнул, и его секрет предстал разоблаченный: изображение рыцаря в доспехах.
Смехота. Эл открыл глаза.
– Это было изображение рыцаря, – сказал он живо, – четырнадцатый век, я полагаю.
Глаза Саймона были расширены и выражали изумление. Он в отключке глядел на свои колени, и Эл, уловив аммиачный дух, вдруг догадался, что за реакцию пытался спровоцировать Саймон.
И сумел-таки.
– Очень хорошо, Альфред, – сказал учитель Робертс. – И хорошая попытка, Саймон.
– Могу я быть свободен, сэр? – выдавил из себя Саймон.
– Да, вероятно, так будет лучше.
Когда Саймон ушел, губы учителя Робертса искривились в легкой усмешке.
– Это было отлично проделано, – сказал он. – А теперь… я не видел, что было в твоем конверте. Я все еще не знаю, каково было твое изображение.
– Да, сэр.
– Я иду за ним, вот.
Эл не успел и глазом моргнуть, а лезвие расплавленной боли вонзилось ему в основание шеи. Он уже расслабил свою боевую защиту, конечно, и оно сокрушило обычные барьеры, будто их и не было. Он отчаянно пытался отвратить боль, но Шалтая-Болтая учителя Робертса обратно было не собрать.
Тогда он просто скрипнул зубами и стерпел. Это была только боль, и на самом деле ничего с его телом не случилось. Ничего реального, хотя он чувствовал руки в тисках, сведенные судорогой от их силы.
Сознание учителя Робертса было совсем не похоже на сознание Саймона. Оно было полупауком, полуосьминогом, извивающим сотни щупалец-ног из черной крученой проволоки. Одно из них уже обернулось вокруг его шеи, врезаясь в нее, а остальные опутывали его.
Видение и манипуляция. Две основополагающие силы телепатии. Он оттолкнул свой страх и нерешительность, сжимая воображаемыми руками пучки скальпелей, спутывая их между собой. Многие исчезали, когда он это делал, но недостаточно быстро. Появились новые, расщепляясь как корни, погружающиеся в рыхлую почву, оканчиваясь пульсирующими зелеными скорпионьими жалами. Он не смог бы остановить их все, и он знал это. Еще больше обвились вокруг него, и боль проходила раскаленной нитью по его нервам.
Не поддаваться обману. Он позволил учителю Робертсу контролировать образ. Сознание инструктора было не более монстром, чем сознание Саймона – сферической крепостью, но Эл позволил убедить себя, будто это так, пытался сражаться с метафорой в ее собственных понятиях – обращаясь с щупальцами, как если бы они были настоящими.
Он развернул перспективу, развернул снова, и лучистый монстр съежился, превратившись в рыцаря с фотографии Саймона, за исключением того, что он имел четыре руки вместо двух, каждая вооружена здоровенным мечом. Это было восприятие, с которым он мог иметь дело с большей легкостью; один из мечей врубился в его шею, но он ускользнул от него, превратил каждый свой палец в рапиру и сделал ими выпад.
Рыцарь упал под бешеным натиском, иглоподобные пальцы Эла высекли искры из его доспехов, затем он ринулся обратно даже сильнее, чем раньше. Три лезвия выросли более длинными и тяжелыми, когда четвертое пропало. Они обрушились на его рапиры, сокрушили их, и Эл был вынужден заменить их щитами, просто чтобы отразить беспощадный натиск.
Он еще задумывал новую атаку, когда вдруг заметил, что четвертый "меч" не совсем исчез, а просто трансформировался в пистолет. Он подмигнул красным глазом, когда Эл бросил все, что имел – всё – на последнюю, безнадежную оборону. Что-то в его черепе будто взорвалось, и наступила тишина.
Он моргнул, открывая глаза. Кто-то похлопывал его по щеке. Скрежет в его голове был его собственным дыханием, а на губах был соленый привкус. Ярко-медный запах крови забивал ему нос.
– Прости за это, Альфред, – это был учитель Робертс, с участливым выражением на лице. – Я позволили тебе удариться слишком сильно.
Эл неуверенно сглотнул. Он заметил, что он лежит на кушетке, что недалеко суетится медсестра.
– Где я? Это было… – слова не давались ему.
– Это больница. Ты в порядке, они просто хотят тебя недолго понаблюдать. Ты был без сознания около двух часов, – он помедлил, затем взял Эла за руку. – Я хочу, чтобы ты понял, что я не пытался причинить тебе вред, Эл. Но в твоем поединке с Саймоном я заметил определенное самодовольство. Ты молодец для своих лет, это факт, как демонстрирует этот случай – но есть и мозгорезы, которые могут сделать то, по сравнению с чем произошедшее с тобой покажется щелчком по носу. Было бы плохой услугой с моей стороны не помочь тебе понять это теперь, до того как заносчивость войдет у тебя в привычку.
– Думаю, мне понятно, сэр.
– Думаю, нет. Но это начало, – он сделал паузу. – Ты ухватил часть моих уроков, Эл. Ты пытался контролировать образ, метафорическую конструкцию, с которой я нападал на тебя, и проделал хорошую работу. Это одна попытка, но она по-своему опасна. Это разновидность шаманской игры…
– Сэр?
– Шаманы. Врачи и маги племен. Как правило, им доводилось входить в транс и вести битвы образов, трансформируясь вслед за противниками. Был ли один волком, другой становился львом. Тогда первый превращался в медведя, его оппонент в… тиранозавра или что-то в этом роде. Часто это было даже более искусно; один становился огнем, другой превращался в дождь, залитый огонь подымался туманом – и так далее.
Побеждает тот, чьи формы действуют более ловко и убедительно, чем у противника. Это срабатывает только потому, что оба сражающихся позволяют своим сознаниям признавать правила, быть ограниченными тем, что они знают в нормальном мире. И вот теперь я хочу подвести итог. Ты когда-нибудь играл в "камень-ножницы-бумага"?
– Да, сэр, – Эл был озадачен внезапной сменой темы.
– Сыграем. На счет "три".
Они потрясли сжатыми кулаками три раза. Эл оставил свой сжатым – камень. Учитель Робертс выставил два пальца – ножницы.
