Андрей Ливадный - Остров надежды
— Ну, ну… только ты полегче, парень… — раздался за спиной Андрея смешок.
Тысячи мыслей вихрем пронеслись в голове Воронцова.
Эти люди не были призраками.
Все реально!..
Его спасли!
Он почувствовал холод, и до него внезапно дошел смысл сказанного. Опустив глаза, он несколько секунд смотрел на свое абсолютно голое тело и вдруг расхохотался, хрипло и облегченно. Его спина коснулась пластикового косяка, и он бессильно сполз по нему, сотрясаясь от душивших его всхлипов.
Несколько мгновений они ошарашенно смотрели на Андрея, пока губы Номада не тронула улыбка; потом он не выдержал и тоже фыркнул. Через секунду к ним присоединился Эрни.
— Ну вы даете, мужики… — простонал он, доставая новенький комплект полетной формы. — Держи, — он протянул сверток Андрею и махнул рукой по направлению второй двери. — Душ там, в конце коридора, — пояснил он. — Справишься?
Андрей кивнул.
— Давай, вали. Знакомиться будем за обедом.
* * *Робот-бегунок ловко передвигался по темным коридорам погибших кораблей. Он был прост и функционален. Электронная память машины содержала единственную задачу — отыскать неповрежденный двигатель заданной конфигурации, демонтировать его и доложить на корабль.
Пока что поиски были безуспешны. Бегунка не интересовало ничего из происходящего вокруг, он даже не вел записи единственной, укрепленной на паукообразном теле видеокамерой.
А зря. Вокруг него, в зловещем мраке залов и переходов, в провалах между кораблями и на покоробленных внешних палубах понемногу закипала разбуженная его перемещением жизнь.
Тысячи боевых машин ждали в холоде и тиши вакуума своего часа. На их контрольных панелях уже много месяцев тлели искорки индикаторов у надписей «Активация». Они были готовы вступить в бой, когда чудовищный взрыв аннигилированной планеты положил конец обоим флотам, превратив в обломки могучие звездные корабли. Но боевые машины в большинстве своем уцелели. Они лишились руководства — с момента активации больше не поступало никаких команд из компьютерных центров базовых кораблей. Но каждый из роботов имел автономную программу, которая автоматически запускалась спустя определенный период времени. Машины были слишком дорогими и сложными, чтобы люди допустили их простой. При программировании использовался огромный опыт войн. Допускалась возможность гибели командного состава или всего подразделения, в которое входила та или иная боевая машина. И тогда вступала в действие автономная программа, основанная на принципе сигнала «свой — чужой». Все объекты, не подающие сигнал «я свой», автоматически заносились в каталог целей. Затем по степени их активности определялись приоритеты. Потом следовало стандартное предупреждение и предложение о сдаче. Если после этого не поступало сигнала «я свой» либо активность объекта не становилась равной нулю, включалась фаза активных действий, и боевая машина приступала к исполнению своей основной функции — уничтожению техники и живой силы противника.
Эта фаза могла быть приостановлена или прервана в трех случаях:
Уничтожение всех целей.
Приказ о прекращении боевых действий из командного пункта.
Полный расход боекомплекта и энергоресурса.
Конечно, те, кто проектировал боевые машины, не рассчитывали на такое невероятное стечение обстоятельств, как полное уничтожение всех командных центров с обеих сторон. Тысячи активированных боевых машин с работающими автономными программами ждали своего часа. Нужна была любая цель, чтобы сорвать первый камушек, который тронет за собой лавину.
Таким камушком и стал бегунок.
* * *Настроение у Андрея было паршивым.
Он просмотрел всю память бортового компьютера, но не нашел в ней ничего похожего на звездную Крепость. Ни один обломок не подходил под заданный им компьютеру контур. Значит, отец жив. Именно орбитальная станция несла на борту оружие, уничтожившее планету, в этом мог усомниться только ребенок, не имеющий никакого представления о технике.
Андрея в данный момент не трогал сам факт существования аннигиляционной установки. Все, что предсказано и обосновано теорией, рано или поздно воплощается на практике. Колонисты создали его и в критический момент боя применили новое оружие, чтобы уничтожить флот Земли.
Маленькая поправка — сотни растерзанных кораблей колонистов, бившихся в тот момент в космосе, были принесены в жертву. Тысячи отчаявшихся солдат были брошены в ядерный котел решением нескольких человек, среди которых был его отец!
Может быть, Андрей нашел бы в себе силы оправдать этот поступок… если бы высшие офицеры разделили общую участь или хотя бы послали сюда спасательные корабли… Но нет, они ударили в планету и скрылись в гиперпереходе, спасая собственные шкуры, и не послали сюда корабли, в страхе запятнать свою репутацию…
«Отец… Как ты мог? Как ты можешь после этого дышать, жить, смотреть в глаза матери?.. Ты помнишь, как говорил мне: „Сын, пора становиться мужчиной“. Я стал им, а ты?! Ты подставил меня, списал в процент потерь, а сам остался жить… Ради какой цели? В чем находишь ты оправдание и в чем ты его найдешь, когда я вернусь?..»
В этот момент Андрей хотел одного — вернуться и узнать, что орбитальная станция испарилась в пламени полного ядерного распада, не оставив ни одного обломка, или по крайней мере, что его отец выполнил свой долг, уйдя из жизни после бессмысленной, пирровой победы…
…Андрей не знал, что этому не суждено сбыться.
Бегунок уже сделал свое дело и деловито радировал о найденном двигателе, но на протяжении его пути через сфероидальное скопление обломков, в темных глубинах боевых палуб уже зажглись инфракрасные прожектора, и боевые машины тронулись вслед паукообразному роботу…
Спустя пятьдесят минут локального времени отряд роботов Земного альянса в поисках бегунка поднялся на боевую палубу крейсера колонистов, где в обманчивом оцепенении ждали своего часа десятки машин Свободных колоний.
Данте не подозревал, что так начинается ад.
* * *Никогда Номад Берг не чувствовал так остро свою уязвимость.
Двигатели его корабля были демонтированы, и впервые за многие годы тот не мог сорваться с места по первому приказу хозяина.
Рассуждения Хьюго о том, что десять часов, необходимые для доставки и монтажа новых силовых установок, — это не срок, мало утешали Номада. Он боялся этого места и не пытался скрыть свой страх. Все вокруг пропиталось страданием и смертью. Тысячи мертвых тел плавали в темных коридорах и отсеках изуродованных кораблей…
Номад встал из-за пульта управления, со злостью посмотрев на ровную шеренгу мониторов. Все было готово к приему двигательной установки, и оставалось самое мучительное — ждать. Прошло уже три часа с того момента, как Хьюго с командой роботов исчез в недрах сфероида.
Номад раздраженно закурил и вышел в центральный салон.
Андрей томился ожиданием, сидя у прозрачной скорлупки реанимационной камеры, которую Хьюго приспособил для двухлетнего малыша. Мальчик спал, смешно раскинув руки, и его посапывание наполняло грубое и функциональное пространство отсека каким-то трогательным уютом.
Номад застыл в дверях. Сутулая фигура Андрея резко диссонировала с безмятежными чертами ребенка, словно между ними была незримая стена.
Он вздохнул, направляясь к бару.
— Выпьешь?
Не дождавшись ответа, он налил два бокала и протянул один Андрею.
Тот взял, равнодушно глядя в пол.
— О чем задумался, солдат? — спросил Номад, стараясь разогнать гнетущую тишину, и тут же пожалел о своем ироничном тоне. В глазах молодого парня вспыхнуло вдруг такое яростное пламя, что Берга по спине продрал ледяной озноб.
— Мы все погибнем… — выдавил из себя Андрей.
Ему безумно хотелось жить, но он-то, знал, что война охватила весь освоенный людьми космос. Ни он, ни кто-либо другой уже не могли остановить бешеного танца смерти. Лавина галактической войны сметет человечество, оставив, лишь единицы таких, как он, — постаревших без времени ребят, обожженных и наделенных запоздалым пониманием сути вещей.
— А как хочется жить… — яростно выдохнул он.
Номад хотел возразить, но осекся. Он понял, что не знает нужных слов.
— Оставайся с нами, — наконец нашелся он. — Подумай, ведь тебе не хочется вновь стать одним из миллионов, идущих на смерть.
Андрей поднял голову.
— Спасибо. — В этом слове прозвучала горечь. Он опрокинул в себя содержимое бокала и, закурив, откинулся на спинку кресла, чтобы дым не летел к колыбели.
— Мы все эгоисты, — внезапно сказал он, словно продолжая оборванную мысль. — Мы как чума. И только, вляпавшись в дерьмо, начинаем барахтаться, постигая извечные ценности, которые открыты за тысячи лет до нас…
