Альфред Ван Вогт - Двойники
— Значит, это безумие кончилось, — подумала она с облегчением.
* * *Она поужинала, как всегда, поздно. Потом, удостоверившись, что дверь заперта, она вытащила пакет, и ей сразу бросилось в глаза, что земли стало меньше.
Она испугалась, что камень мог исчезнуть. Расстелив на полу газету, она вывалила на нее все содержимое пакета и замерла в изумлении: в комьях земли сверкал изумительной красоты кристалл.
— Но этого не может быть! — прошептала она. — Камень был таким невзрачным. А теперь он… просто потрясающий!
Она взяла его в руку. Пурпурные переливы были совсем живыми, как будто тысячи искрящихся огней внутри постоянно двигались и перемещались. То здесь, то там луч света нащупывал и озарял гроздья, вспыхивавшие языками малинового пламени. Кристалл сверкал так ярко, что у Эдит буквально перехватило дыхание.
Она поднесла кристалл к глазам и посмотрела на свет — внутри был какой-то рисунок.
Непонятно каким образом, но кому-то удалось вырезать рельефное изображение солнечной системы и раскрасить его. В руках у Эдит был великолепный образец — во всяком случае так она решила — искусства резьбы по камню. Пурпурно-красный свет, заливавший изображение, казалось, исходил от крошечного “солнца”, освещавшего планеты своей системы.
Она подошла к шкафу. В ее голове роились мысли о том, что этот кристалл, наверное, обладает магическими свойствами. Она вспомнила рассказ фермера Сета Митчелла о том, что случилось, когда он крикнул Билли Бингхэму в присутствии камня… Может, камень реагировал на звук человеческого голоса?..
Она решила сразу проверить это, произнеся нужные слова.
Ничего не случилось. Все оставалось по-прежнему. Она еще раз произнесла нужную фразу, тщательно выговаривая каждое слово.
Никакого эффекта.
Она повторяла фразу, меняя тембр голоса от низкого контральто до пронзительного сопрано — и все впустую!
Она опять посмотрела на рисунок внутри и поднесла камень поближе к свету, чтобы лучше видеть. Разглядывая в кристалле очертания солнечной системы, она вдруг произнесла еще раз с неожиданной решительностью, и четко выговаривая слова:
— Я хочу, чтобы Билли Бингхэм — мальчик — вернулся назад… Прямо сейчас!
В наступившей тишине ожидания она с каждой секундой все сильнее ощущала всю глупость происходящего.
Никаких признаков пропавшего Билли Бингхэма.
“Ну и слава Богу!” — подумала она с облегчением.
* * *Когда Эдит проснулась на следующее утро, она уже знала, как ей поступить. Нужно было любым способом избавиться от камня, угрожавшего ее рассудку.
Еще раз взглянув на камень, она увидела, что рисунок изменился. Теперь это было очертание человеческого тела, составленное из багровых и красных светящихся точек.
Она обратила внимание на то, что рисунок был удивительно подробным. Слабое подсвечивание фигуры наводило на мысль о нервных окончаниях и кровеносных сосудах.
Поглощенная этим необычным зрелищем Эдит вдруг вспомнила о своем решении.
Она положила кристалл в небольшую коробку, засыпала его новой землей — она где-то читала, что кристаллам необходима подпитка, — завернула в оберточную бумагу и написала адрес: Сету Митчеллу, Рурал Рут, четыре, Эбботсвилль.
Вскоре она уже подъезжала к почте. Только отправив посылку, она сообразила, что снова действовала необдуманно и опять совершила глупость.
А что, если Сет Митчелл напишет в библиотеку письмо с благодарностью? Она очень живо представила себе, как обрадуется мисс Дэйвис проступку выпускницы колледжа, навязанной ей правлением библиотеки. Невозможно будет объяснить, каким образом романтический порыв заставил ее украсть кристалл… а когда из ее планов ничего не вышло — избавиться от свидетельства своей слабости, что она, собственно, сейчас и сделала.
“Может, лучше сразу сесть на следующий автобус в Нью-Йорк и больше никогда не видеть этого дурацкого городка?” — с тоской подумала она.
Это был очень неприятный момент. У нее было ощущение, что вся ее жизнь состояла из бесконечной серии совершенных ошибок. Свернув на обочину, она остановила машину и задумалась. Она вспомнила о своем первом ухажере в колледже и о том, как она его бросила, поддавшись какому-то необъяснимому порыву. В тот момент она увлеклась движением “Бог умер: теперь ты сам — Бог!”. Приверженцы этого движения считали, что неважно, как ты поступаешь с другими людьми: что бы ты им ни сделал — стыдиться было нечего.
В приступе жалости к себе она с тоской подумала, что если бы не вступила в ряды “поколения без угрызений совести”, то теперь была бы миссис Ричард Стэплз.
Она вспомнила о недавнем сне, и это напоминание вернуло ее к жизни. Дурацкие мысли! Она рассмеялась и подумала: “В самом деле, послать кристалл наихудшему из всех Сетов Митчеллов было не самой удачной идеей”.
Ее страх прошел. Действительно, забавно! И что за странный сон ей приснился!
Как вообще можно знать, что для тебя лучше — какое решение, какая философия, какая, в конце концов, диета? И лучше для чего?
* * *Эдит уже была на своем рабочем месте, когда в библиотеке появилась мисс Тилзит с особенным выражением лица. После шести месяцев пребывания в Харкдэй-ле Эдит научилась распознавать это выражение, означавшее: “Я узнала нечто очень интересное”.
— Вы смотрели сегодняшнюю газету? — многозначительно поинтересовалась Тилзит.
Эдит сообразила, что речь, видимо, идет о “Харкдэйл инкуайрер”, ежедневной местной газете, выходившей на двух листах. Она сама продолжала читать “Тайме”, хотя и подписалась для — приличия на местную газету.
— Помните, вы на днях спрашивали о человеке по имени Сет Митчелл? — продолжала Тилзит.
Эдит отлично об этом помнила, но предпочла изобразить недоумение.
Тилзит развернула газету и протянула ее Эдит. Крупный заголовок гласил:
БИЛЛИ БИНГХЭМ НАШЕЛСЯ?
Эдит машинально взяла газету и начала читать:
Вчера в одиннадцатом часу вечера из зарослей кустарника возле озера Нараганг появился двенадцатилетний мальчик и попытался войти в дом, в котором двадцать пять лет назад жил Билли Бингхэм. Нынешний владелец дома Джон Хилдек, плотник по профессии, отвел испуганного мальчика в полицейский участок. Оттуда его увезли в больницу.
Дальше Эдит читать не могла. Газета выскользнула у нее из рук, она покачнулась и медленно сползла на пол.
Когда она очнулась на кушетке в комнате отдыха, перед ее глазами по-прежнему стояла яркая и невероятная картина того, как она приказала кристаллу вернуть Билли Бингхэма где-то между девятью и десятью часами предыдущего вечера.
4
Майами.
В этом поющем городе Сет Митчелл, думая о Боге, часто называл его про себя “Музыкантом”. Под этим он подразумевал, что его жизнь была подобна музыке, а сама музыка — симфонией или, по меньшей мере — концертом.
Кто-то свыше, без сомнения, считал его подходящим инструментом.
Ведь у него были деньги, женщины, хорошая карьера игрока — и все это без особых усилий, ведь он был таким послушным инструментом в общем оркестре. Совсем неплохо для провинциального паренька, оказавшегося в большом городе, когда ему исполнилось только двадцать лет.
Но сейчас “Музыкант” почему-то заказал. печальную ноту.
Митчелл держал в руке номер “Харкдэйл инкуайрер” с отчетом о появлении Билли Бингхэма.
Он разглядывал фотографию испуганного мальчика лет двенадцати на вид. Он был похож и не похож на Билли Бингхэма. Митчелла это удивило. “Инкуайрер” приносил извинения за то, что хранившаяся в его архивах фотография настоящего Билли была утеряна, и пояснял, что, по слухам, родители Билли переехали в Техас, а куда именно — никто не знал.
Статья заканчивалась следующими словами:
Единственным человеком, который может подтвердить, что этот мальчик в самом деле Билли Бингхэм, по-видимому, является Сет Митчелл, друживший с Билли. К сожалению, местожительство Митчелла в настоящее время тоже неизвестно.
““Инкуайрер” должен был сообразить хотя бы проверить список своих подписчиков из других штатов”, — язвительно подумал Митчелл.
* * *Следующий день.
Войдя в палату триста двенадцать больницы Харкдэйла, он увидел лежащего на кровати мальчика, который при появлении незнакомого человека испуганно отложил журнал. Митчелл ободряюще улыбнулся и сказал:
— Билли, тебе не следует меня бояться. Я пришел как твой друг.
Мальчик неуверенно ответил:
— То же самое говорил и толстый человек, а потом разозлился.
Митчелл не стал выяснять, кем был этот толстый человек. Он подвинул к себе стоявший около кровати стул и тихо сказал:
