Леонид Смирнов - Офицерский мятеж
— Зачем вы показали мне актовый зал? — заговорил Петр. — Похоже, я один из всего Военного Совета знаю, что начальник контрразведки, глядя нам в глаза, врет и тем самым приговаривает родную планету.
Ригерт слушал военмора, почесывая пальцем бакенбард.
— Актовый зал… — задумчиво произнес полковник. — Я показал его вам, чтобы вы, Петр Иванович, твердо знали, что у меня нет от вас ни-ка-ких тайн.
— В какую игру вы играете, Порфирий Петрович?
— Я всего-навсего хотел заставить нашу верхушку думать. Думать головой. Чтобы она решала задачи напряжением собственного ума, а не всегдашним российским упованием на чудо. На авось. В нашем случае чуда ждут от вашего покорного слуги, который якобы сидит на груде хаарских волшебных палочек, магических шаров и философских камней.
— А если верхушка ничего не придумает?
— Тогда… — контрразведчик оборвал фразу и сказал совсем другое: — Зачем нам победа, если лучшие из лучших — тупые служаки? Мы строим государство профессионалов или чугунных задниц?
Порфирий Петрович оседлал любимого конька. Гремучая смесь двух «Д»: диалектики и демагогии. Разговор утратил смысл.
Крейсер «Могилёв» стоял на банке на высокой орбите. Спешно залатанный после недавнего боя, с пополненным на скорую руку экипажем. Этот бой в районе Большой и Малой Карибы дорого обошелся кораблю: флагман Второй эскадры потерял убитыми и ранеными четверть личного состава и треть боевой мощи.
На Старой Земле были организованы ускоренные курсы подготовки военморов для пополнения экипажей. Преподаватели и инструкторы перешли на казарменное положение, но при нынешнем уровне потерь решительно не успевали обучить военных моряков. Качество подготовки падало с каждым новым выпуском.
Старушка-Земля уютно светила обширным белоголубым боком в корабельные иллюминаторы. Дежурный офицер отдал рапорт. Происшествий нет. Нет — и не будет. Сдача Старой Земли — не происшествие…
Сухов добрался до своей каюты на «Могилёве» в третьем часу ночи — по корабельному, а значит, по московскому времени. Закрыл дверь, огляделся. Все вещи на месте, а будто что-то пропало. «Давненько я здесь не был», — подумал кавторанг.
В последнюю неделю он стал разрешать себе непозволительную роскошь: по три-четыре часа сна каждые сутки. Полудохлый, до бровей накачанный стимуляторами стратег — хуже предателя. Сухову удавалось прикорнуть то в своем роскошном кабинете в Белом доме, то на кожаном диванчике в штаб-квартире контрразведки Флота в Брюсселе, то в гостевой комнате Главного штаба, то в командирской каюте на борту астроматки «Кандалакша», где был обустроен Оперативный штаб Флота.
А Петр Иванович любил спать на своей койке. Оказывается, он уже начал забывать, что это такое — собственная флотская койка, которая знает каждый изгиб тела своего владельца. Койка, которая безгранично предана хозяину, ведь любить и всячески ублажать его требует заводская программа.
Военмор снял форму и забрался под одеяло. Койка зафиксировала его ремнями — на случай внезапного старта или утраты тяготения. Сделала она это очень бережно, почти неощутимо. Пуховая подушка приняла форму головы. Она была напичкана сенсорами и чипами — как и матрац.
Петр моментально заснул. Он просто не мог не заснуть в столь приятном обществе.
…Сухов сидел в командной рубке, перед пультом управления огнем. «Черт подери! Опять дежурство. А так хотелось вздремнуть».
Рубка была пуста. Вопиющий непорядок, но Сухова это не удивило и не насторожило. А потом вдруг оказалось, что рядом с ним у пульта сидел какой-то человек в мягком скафандре без опознавательных знаков, с откинутым на спину матовым шлемом. Он был знаком Петру, хотя кавторанг понятия не имел, как его зовут, но точно знал: гость не опасен.
— У тебя есть одно желание, — не разжимая тонких губ, беззвучно произнес тот.
Череп, верхняя губа, щеки и подбородок гостя казались гладко выбритыми. Лицо было неподвижно, и только в темных глазах обнаружилась жизнь — там светилась усмешка.
— У меня много желаний, — ответил кавторанг. — И главное из них…
— Нет, — перебил гость. — Победу в войне тебе придется добывать самому. Это долгая история. С низкой, но отличной от нуля вероятностью успеха. Я же выполняю только разовые, конкретные желания. Те, что не противоречат законам физики и природе вещей. Подумай, чего ты сейчас хочешь больше всего.
Петр задумался. Вроде бы он понял знакомого незнакомца. И поверил, что тот действительно может исполнить самое несбыточное желание.
— Я хочу вывести планету из-под удара. На несколько дней. Мне нужно спрятать планету без вреда для ее жителей. Такое вот простое и конкретное желание, — усмехнулся он.
— Выходит, я сам себя загнал в ловушку! — Всплеснул руками незнакомец.
— Уйдешь в кусты? — осведомился Сухов. — Тогда проваливай.
— Не могу, раз обещал. Насколько это срочно?
— Послезавтра днем.
Итак, Петр нашел ответ во сне. Бред сумасшедшего? Лучше бред, чем капитуляция.
Ранним утром Сухов позвонил начальнику Генерального штаба каперангу Сергееву-Спасскому и договорился о немедленной встрече. Подлетел на глайдере прямо к его дому. Двухэтажный каменный особняк еще совсем недавно принадлежал коменданту Кремля.
Каперанг был одет в тренировочный костюм и кроссовки — вроде как вышел на пробежку. Выглядел каперанг хуже некуда — за ночь постарел лет на пять. Морщины бороздили его лицо, вокруг глаз — черные круги.
— Доброе утро, Петр Иванович, — поздоровался Сергеев-Спасский.
— Доброе, Герман Оскарович, — ответил кавторанг.
Уселись на деревянной скамеечке на садовой лужайке. Неподалеку стояла беседка с резными колоннами и балясинами, но командующий Второй эскадрой подумал, что там проще организовать прослушку.
— Вы решили задачку?
— Я не буду сдавать Землю, — объявил Петр Сухов. — И не пытайтесь меня отговорить. Потом за невыполнение боевого приказа можете снять меня с должности, разжаловать и отдать под трибунал. А пока вам придется выполнять мои команды.
— Вы собираетесь ввести меня в курс?
— Так точно.
Выслушав кавторанга, Сергеев-Спасский долго молчал, потом произнес:
— Это очень рискованная операция. Мы можем потерять ВСЁ.
Голос каперанга был мрачен. Его вымотали непрерывные двухнедельные бои, хотя сам Герман Оскарович и не принимал в них непосредственного участия — если не считать штурм московского Кремля в первый день мятежа. В глубине души он уже смирился с нашим поражением. Он не боялся смерти — успел попрощаться с жизнью прежде, чем сказал Ригерту «да».
— Все, кроме чести, — ответил Петр.
— Ради бога, не сотрясайте воздух, — взмолился начальник Генштаба. — Вам не жалко полмиллиарда землян? Так у них без единого выстрела сменится власть. И только-то. А ваш план погубит их всех. И сразу.
— Без выстрела, говорите?.. Активным участникам пощады не будет. Ну да, расстреляют тысяч двадцать или тридцать — цена небольшая. Мы-то с вами — не в счет, мы знали, на что шли. А вот весь цвет русского офицерства вырубят под корень — впрочем, какое вам до этого дело?..
— Хватит меня агитировать, — выцедил Сергеев-Спасский. — Я согласен.
Двадцать юнитских гипертральщиков под прикрытием главных сил Седьмого флота, не встречая сопротивления, неспешно расчищали подступы к Старой Земле. Они пробивали четыре коридора в огромной сфере, состоящей из многих тысяч гипермин. Десятки земных кораблей устанавливали их в течение недели, опустошив все минные склады на планете.
Сухов даже не пытался вывести русские корабли в гиперпространство и вступить в бой. Соотношение сил было один к пяти. Угробить в бессмысленной бойне все боеспособные корабли — не проблема. Куда сложнее удержать экипажи и их командиров от самоубийственной атаки. С криками «ура» военморы готовы бросить свои «лоханки» под огонь главного калибра юнитских линкоров и с гордо поднятой головой испариться при взрыве реакторов…
Военморам погибать запретили, и только один из командиров — старший лейтенант Максим Драчев, что командовал фрегатом «Тикси», нарушив приказ, ринулся в бой. Не выдержал напряжения момента, от отчаяния потерял голову — объяснения его поступку найти можно. Оправдания — нет.
Призывы Сухова прекратить атаку и вернуться в строй командир фрегата пропустил мимо ушей. Быть может, он вовсе отключил связь. Драчев мчал свой «Тикси» в лоб одной из кильватерных колонн юнитов. Экипаж не попытался или не сумел его остановить.
Антипротонный залп с линкора «Триполи» буквально испарил русский корабль. Кончено…
— Славной смерти захотелось?! — ревел кавторанг Сухов по радиоканалу, адресуя свой гнев не старлею Драчеву, который был уже на пути в Чистилище, а всем командирам оставшихся кораблей. — Славы посмертной? Нет ничего славного в самоубийстве! Сдаться врагу гордость не позволяет? Так не сдавайтесь! Но и погибать беспутно не смейте! Сдохнуть без пользы — это не гордость. Это глупость несусветная. А глупость сейчас равна предательству.
