Александр Ранецкий - Мятеж воина
– Вспомните те слова, которые вы полдня назад сказали мне…
Арвинд протянул руку и коснулся щеки девушки:
– Я – другое дело, Ясна. Быть со мной – значит подвергать себя опасности.
– Бывает, что это не самое страшное, – отвернувшись, сказала девушка. – Идемте, нам и в самом деле следует торопиться.
Разгоралось раннее утро… Очередное раннее утро, пятое или шестое для новоприбывших на эту планету, каждое из которых закрывало еще одни сутки, вырванные из жизни линкора и его чудом оставшихся в живых операторов. У Арвинда и Ясны оставалось совсем мало времени для того, чтобы добраться до своей цели и остановить неминуемое разрушение "Разящего" и гибель своих спутников.
Из-под опущенного на тысячные щита выкатились сначала нарты со всем грузом и разрядником в "камуфляже". Твари не обратили на них никакого внимания, как и на вылетевший следом небольшой заплечный мешок. Арвинд вышел номером третьим настороженный, с готовым к стрельбе лучевиком в руках – и двинулся вдоль глубоко утонувшего в снегу борта "Разящего". Капитану дали беспрепятственно проложить лыжню.
Арвинд вернулся к нартам как раз вовремя, чтобы помешать Ясне надеть на плечи широкие ярко-красные пластиковые лямки.
Спорить о своем праве везти груз первым в виду заслонившей все небо черной стаи не хотелось. Направление было определено заранее; девушка вскинула на плечи мешок, Арвинд повесил лучевик на грудь, где за него нужно было только схватиться, и они торопливо заскользили через поляну.
Спина тяжко ныла, горели сдавленные постромками нарт плечи. Арвинд старался держать обе палки-опоры левой рукой, а правой не снимал с лучевика. Лес кругом тянулся чужой и незнакомый, неизвестно, что там в нем скрывалось будет ли возможность вовремя заметить, среагировать, выстрелить, оттолкнуть Ладову с линии огня, если опасность придет спереди?
Через полтора галачаса девушка в первый раз споткнулась. Арвинд окликнул ее:
– Что случилось? – Разговаривать было трудно: из-за масок они слышали голоса друг друга, только стоя рядом.
– Ничего… Там, под снегом, ствол упавшего дерева. Может быть, поменяемся?
– Я еще могу… – Он прервал сам себя. – Хорошо. Только ненадолго.
Но, лишь встав в голове маленького каравана, капитан понял, что был неправ, уступая Ладовой то, что казалось более легким делом. Прокладывать путь было так же тяжело, как везти груз. Правильнее сказать, за каждый шаг следовало отчаянно бороться. Твердый наст, слежавшийся плотный слой снега накануне запорошило легким, мягким, пушистым белым покровом. Даже такие, как у Арвинда и Ясны, широкие плосконосые лыжи проседали и зарывались в него на два-три пальца в глубину, скользить было почти невозможно – приходилось приподнимать ногу, как бы "утаптывая" лыжей снег, прежде чем перенести на нее тяжесть всего тела.
Ясна остановилась, когда прошло чуть меньше галачаса. До этого, когда бы Арвинд ни оглядывался на нее, девушка, как приклеенная, держалась за ним в двадцати шагах, – но теперь, с лицом, невидимым под лицевым щитком шлема и дыхательной маской, она окликала Арвинда и махала ему палкой.
Сорвав с груди лучевик, капитан огляделся. Опасности заметно не было. Выругавшись про себя, он с помощью палок неуклюже развернулся на своих следах и подъехал к Ясне – боги, как же было легко скользить по уже проложенной осевшей колее!
– Что?
– Вы… – Ясна запнулась. – Я устала. Поменяемся обратно?
– Вы шли впереди дольше, чем я.
– Я больше, чем вы, привыкла к лыжам.
– Еще пятьдесят сотых. Мы поменяемся через полгалачаса.
Спорить она не стала.
Пятьдесят сотых растянулись на время вдвое большее – Арвинд встал позади только после того, как, оступившись, едва не вывихнул себе ногу. Боль быстро прошла, но послужила предупреждением: случись такое с кем-то из них двоих, можно было бы ставить крест на надежде выжить и спасти оставшихся на корабле.
А вокруг стоял замерзший лес неизвестной планеты по имени Снежная. Помеченные несколькими "коронами" рудиментарных ветвей вдоль ствола, поднимались к серому низкому небу древесные мачты-хлысты, похожие на стебли гигантских хвощей; в большинстве своем они были серовато-белыми с коричневыми пятнами и потеками, будто вырезанными из кусков пестрого полированного мрамора, но кое-где виднелись деревья с покровами зеленоватыми, сизыми и даже болотного оттенка. "Хвощи" выглядели крепкими и несокрушимыми, но на деле это было не так – довольно прореженный лес местами превращался в настоящий бурелом, стволы изгибались как попало, переплетались, висели, даже сломанные, на "коронах" соседей. Многие – почти все стояли разверстые наружу, будто вспоротые: свирепые зимние холода выморозили влагу внутри капилляров древесины, и лед, как взрывчатка, разорвал стволы до самой сердцевины.
Темнеть начало примерно через десять галачасов после наступления рассвета – стояла пора весеннего равноденствия, – но оба лыжника не стали дожидаться темноты. Арвинд и Ясна остановились, когда путь им преградило очередное нагромождение сломанных деревьев. Уверившись, что замороженные бревна не свалятся им на голову, они вынули из вьюка свою экранированную палатку, и умный внутренний механизм за несколько сотых превратил бесформенный кусок ткани в просторный, закрепленный лапами-якорями и нагретый изнутри купол. Все боевые инстинкты Арвинда кричали, что у стоянки нужно выставить дозор, но здравый смысл твердил об обратном. На неизвестной планете, в чуждом окружении, без жизненно необходимых для караульной службы приборов: сканеров, биодетекторов, "стражей" дальнего действия – часовой оказывался бы в большей опасности, чем укрывшийся внутри сверхнадежного, почти непроницаемого купола палатки, прочностью сравнимого с корпусом небольшого корабля. Конечно, купол не сдержал бы атаки черных тварей, но за все время пути через лес Арвинд и девушка только раз видели окруженную щупальцами тень, стремительно пролетавшую куда-то под самыми слоистыми облаками.
Сняв лыжи и прикрепив их вместе с нартами к палатке, капитан и Ясна забрались внутрь через узкий тугой клапан – это до смешного напоминало "роды наоборот", возвращение младенца в материнское лоно – и втащили туда же остатки своего груза: здесь он был сохранней. В куполе осталось совсем мало места, но путешественники уже не претендовали на излишества. Больше всего хотелось рухнуть без движения, но и Арвинд, и Ладова знали, что этого допустить нельзя. Кое-как они разделись, обтерли друг друга очищающими полотенцами и влезли в запасные комбинезоны, потом включили фонарь и принялись считать потери. Ясна неудобным ботинком сбила пятку, у Арвинда на ладонях, у оснований больших пальцев, кожа была стерта до мяса лыжными палками, несмотря даже на перчатки. Девушка смазала все повреждения заживляющим кремом из аптечки; затем, покрикивая один на другого, искатели приключений заставили друг друга вскрыть пару готовых к употреблению армейских пайков и до конца опустошить упаковки. Спать оставалось всего каких-то восемь галачасов – выйти нужно было с рассветом.
Утро встретило путешественников коричневато-желтой безветренной зарей. Поесть – одеться – вытащить груз – уложить на нарты – свернуть палатку увязать ее тоже – пристегнуть лыжи – надеть упряжь – идти. Прежде чем опустить ногу в крепления лыж, пришлось сначала оббить полозья вечером и Ясна, и Арвинд даже не додумались очистить внутреннюю и наружную сторону от снега, и за ночь он благополучно превратился в лед. Хотя кто сказал. что за опыт не нужно дорого платить?
Второй день пути дался еще труднее первого. Ясна неожиданно поняла, что в ее теле есть такие мышцы, о существовании которых она и не подозревала. Накануне лишь тупо нывшие от давно забытой нагрузки, сегодня они отзывались на каждое движение стреляющей болью. Арвинду приходилось не легче хотя он вышел из своего заточения "тренированным" лучше имперского смертника-коммандос, ему приходилось приноравливаться к совершенно незнакомому виду физической деятельности. Несмотря на это, воля или, скорее, упрямство заставило обоих сделать только один короткий привад в середине дня, не считая тех передышек каждый час, когда они тянули время, прежде чем поменяться местами. К наступлению темноты – к тому моменту, когда можно было ставить палатку, – оба путешественника успели не меньше десятка раз вываляться от усталости в снегу.
Зато на третий день наступил перелом. Сил неожиданно стало хватать не только на то, чтобы уверенно продвигаться вперед; Ясна с любопытством глядела по сторонам и замечала то, что прежде просто упускала из виду. Лес вокруг оказался не таким уж безжизненным. На некоторых стволах – даже на расщепах и трещинах – что было самое странное – тянулись широкие серебристые полоски лишайника или мха, густого и пушистого. Кое-где снег пятнали крошечные, точно мышиные, следки: Арвинду раз показалось, что он даже заметил движение на облепленном белой шапкой наклонном щелистом стволе. А однажды – капитан споткнулся и едва не выстрелил от неожиданности – прямо из-под лыжи с фырканьем искрящихся инеем крыльев выпорхнула неизвестная бесстрашная пичужка.
