Владимир Михайлов - Беглецы из ниоткуда
Соответственно проинструктированная охрана без колебаний пустила в ход оружие, когда неизвестные открыли по охраняемому лицу огонь. К счастью, военные успели одеть его в пулезащитную и отражающую импульсы одежду. Из троих нападавших спастись не удалось ни одному.
Впрочем, история эта не получила огласки: когда рассвело, уже никто не смог бы сказать, что на окраинной улочке произошло что-то необычное. Не было ни тел, ни следов крови – ничего такого.
Инженер же Бруннер после этого исчез, растворился в пространстве, так что и охранявшие его военные не могли найти никаких следов.
Видимо, у монтажников и в самом деле имеются свои маленькие секреты.
Таким образом Симона могла продолжать – и продолжала – жить в полном спокойствии, как и подобает маленькому окраинному мирку.
Глава 7
Бытие
Пока большая часть подданных Орланы пыталась разыскать незнакомца – представителя какой-то внешней силы, Флор был занят совершенно другим делом – и, возможно, гораздо более важным, чем борьба за власть.
Он, как мы помним, пришел к физику Карачарову, чтобы просить помощи, так как убедился, что своими силами не может разобраться в том, какую роль в компьютерной системе корабля играл сверхштатный, как Флор назвал его, компьютер с программой, которую следовало назвать по меньшей мере странной. Быть может, обратиться за разъяснениями следовало бы к инженеру или штурману, или к ним обоим. Он и попытался сделать это; однако не смог найти никого из экипажа по причине, известной нам, но неведомой ему. Таким образом он и оказался в каюте Карачарова.
Встретили его не очень любезно. Физик был занят своими мыслями, достаточно серьезными; находясь в таком состоянии, он не то что не обрадовался гостю, но повел себя прямо-таки агрессивно. И, уж во всяком случае, не так, как подобает воспитанному человеку, и к тому же известному (правда, вдалеке отсюда, да и давно это было) ученому.
– Ну, какого черта? – поинтересовался он, глядя даже не на вошедшего, а сквозь него – как бы разглядывая нечто, бесконечно отдаленное.
Он спросил именно так, а не как-нибудь повежливее, потому что и сердцем, и умом – одним словом, всем, кроме бренного тела, – он находился сейчас не в каюте, а в некоем виртуальном пространстве, в самом центре действия каких-то не вполне ему понятных сил и закономерностей, существовавших в их отношениях; постичь эти закономерности ему все еще не удавалось, потому что на такой глубине математика уже не срабатывала, дать результат могла скорее интуиция, а она, интуиция, не совсем уверенно протягивавшая свои гибкие щупальца сразу в нескольких направлениях, была пока еще настолько робка, что всякая, даже самая ничтожная помеха мгновенно отбрасывала физика еще дальше от вроде бы уже совсем близко маячившего решения. Вообще-то людям, одержимым идеей, прощалось и прощается и не такое.
Но, независимо от причин подобной грубости, любой нормальный человек, вернее всего, получив такое приветствие, поспешил бы ретироваться, бормоча под нос жалкие слова извинений. Нормальный, да.
Однако Флор – во всяком случае, сейчас – был нормален ничуть не больше, чем сам Карачаров. Потому что и его обуяла идея, и ему требовалось как можно скорее разобраться в найденном, а главное – он обладал той же способностью, что и физик: пробиваться вперед вопреки обстоятельствам и назло им.
Конечно, он не мог позволить себе ответить на грубость чем-то подобным: у этого поколения грубить было не принято. И на «какого черта» он ответил хотя и сразу, но по-другому. Подойдя к столу, протянул физику капсулу с кристаллом, на который была переписана непонятная программа:
– А вот такого. Посмотрите.
Карачаров лишь проскользнул взглядом по капсуле; но на сей раз остановил его все-таки на Флоре, а не на бесконечно удаленном объекте.
– Ну, и что я увижу? Картину сотворения мира?
Ответ ему понравился, и он сам засмеялся.
– Я не знаю, что вы увидите. Если бы знал – не пришел бы.
– Что же – великая пустота в натуральную величину?
Флор все еще оставался серьезным.
– Напоминает программу для расчета локальных деформаций пространства. Но в чем-то не совпадает. Как-то не так не совпадает.
Теперь Карачаров посмотрел на парня уже осмысленно. В его глазах мелькнула искорка интереса.
– Ты что же – разбираешься? А где ты, собственно, взял формулу деформаций?
– В «Сигме», понятно. Да вы лучше посмотрите. Сами увидите.
Покачав головой, словно удивляясь напору свалившегося ему на голову юнца, Карачаров заложил кристалл в компьютер.
Начал смотреть. И, казалось, тут же совершенно забыл о Флоре, терпеливо ждавшем результата.
В каюте минут пять стояла тишина, только едва слышно журчала крыльчатка охлаждения. А Карачаров один раз пробормотал:
– Авигар, гений хренов – его манера… Или нет?
И в другой раз:
– Но если так, тогда…
Наконец оторвался от дисплея. Всем телом повернулся на стуле к Флору и прокурорским голосом спросил:
– Где ты это взял?
– Скопировал.
– В «Сигме» такого быть не могло. Я там все прошерстил, когда тебя еще и на свете не было.
– Я не говорил, что в «Сигме». Там только стандартные программы. В другой машинке. Которой на схеме вообще нет. – И в ответ на удивленный взгляд: – На генеральной схеме компьютерной сети корабля.
– И где же он располагается?
– У нас в туристическом – в закутке…
Карачаров встал – резко, как и вообще двигался:
– Идем.
– Да я все переписал…
– Хвалю. Но ведь программа эта – не сама по себе, а? Команды от нее должны куда-то идти, верно? Не догадался проследить?
– Пробовал. Но кабель уходит, по-моему, за борт.
– Посмотрим. Или лучше сперва спросить у инженера?
– Да они все за бортом – вышли зачем-то в пространство.
– Сплошное благоухание, – сказал физик. – Ну, рысью – марш-марш!..
Карачаров любил старинные военные команды. Оттого, наверное, что сам никогда никакого отношения к военным делам не имел.
* * *Инна пребывала в непривычном для нее состоянии нерешительности. Решала для себя старую Гамлетову проблему: быть или не быть. Или, в переложении на конкретную обстановку: показать кому-нибудь записанные ею сигналы или воздержаться, не думать о них больше, забыть раз и навсегда?
Сами записи были, собственно, не столь и важны для нее. Но за последние дни она просматривала их не один и не два раза. И – сначала едва-едва, а чем дальше – тем сильнее стала ощущать, что записи эти оказывают на нее какое-то необычное влияние. С каждым просмотром она все быстрее впадала в состояние, которое сама же оценила как галлюцинирование.
Потому что как только она начинала внимательно всматриваться в то быстро, то медленно проползающие по экрану кривые, образованные не сплошной линией, а тесными зигзагами, то пошире, то поуже, – едва лишь она целиком погружалась в эти движения, ей сразу начинали как бы слышаться какие-то звуки (хотя никакого звука, естественно, не было записано, потому что его и не было), и вовсе не бессмысленные; по крайней мере, ей так казалось. Они порой складывались вроде бы в слова, а изредка даже – в отрывки фраз, которые, к сожалению, не удавалось выстроить в какой-то логической, смысловой последовательности. Мало того: Инна даже не могла определить, к какому языку эти слова и обрывки фраз принадлежат – хотя была уверена, что понимает их смысл. И смысл этот наводил на мысли о каком-то приключенческом романе.
И в самом деле: «проникнуть», «выяснить», «уничтожить»…
Чего угодно, но уж детективного чтива в космическом пространстве быть никак не могло.
Следовательно – что? Следовательно, все это возникало в ее мозгу. Потому что она-то в свое время прочитала таких романов не так уж мало.
Играла психика? Она сходила с ума?
Эта мысль оказалась страшнее всяческих – и иллюзорных, и реальных – угроз. Человек с очень подвижной психикой, Инна всю жизнь боялась сойти с ума – поскольку это была едва ли не единственная на Земле болезнь, которая не излечивалась без ущерба для больного. И если уж возникали подозрения, то нужно было пресечь заболевание в самом начале, пока она еще не разгулялась.
Тем не менее, даже придя к этому правильному выводу, Инна далеко не сразу решилась обратиться со своими сомнениями и подозрениями к другому человеку.
Кем будет этот человек – тут вариантов не было. Зоя, разумеется. Потому что она как-никак врач. И потому, что умела убедить или, наоборот, разубедить, одним словом – успокоить.
И в конце концов Инна решилась. Направляясь к Зое, она не забыла захватить с собою и кристаллы с записями: без них объяснить что-либо было бы невозможно.
Зоя встретила актрису, как всегда, доброжелательно. Не обошлось без чашки кофе. Инне, правда, показалось, что Судья чем-то озабочена. Однако Зоя хорошо умела скрывать свои тревоги и волнения и, уж во всяком случае, не делиться ими с подругами, которым знать пока ничего не следовало. Поэтому Инна так ничего и не услышала о волнениях среди молодых, о том, что маленькое человечество «Кита» стоит скорее всего на пороге серьезных раздоров, которые неизвестно к чему могли привести.
