Фредерик Пол - За синим горизонтом событий
— Жаль, что вы не можете видеть это в цвете, Робин, — с искренним сожалением проговорил Альберт из своего угла. — Свечение не белое, а скорее нежно-голубое. Объяснить вам, что вы наблюдаете? Это всего лишь материя на орбите вокруг очень большого объекта. Материя слева от вас, которая приближается к нам, перемещается достаточно быстро, чтобы испускать свет. Материя справа, которая от нас удаляется, движется относительно нас гораздо медленнее. Мы видим, как материя превращается в излучение, втягиваясь в исключительно большую черную дыру, расположенную в центре нашей Галактики.
— Мне казалось, что скорость света не относительна! — выпалил я.
Альберт снова занял весь экран.
— Да, Робин, но орбитальная скорость материи, производящей свет, относительна. Изображение взято из архивов Врат, и до недавнего времени местоположение этого объекта не было установлено. Но сейчас стало ясно, что это буквально сердце Галактики.
Альберт замолчал, набивая трубку и пристально глядя на меня. Ну, не совсем так. Все-таки небольшая разница во времени сказывалась, и когда я передвигался, взгляд Альберта на какое-то мгновение еще был устремлен туда, где я только что находился. Это немного действовало мне на нервы.
Я не торопил его, а он и не спешил. Закончив набивать трубку, Альберт закурил и наконец произнес:
— Робин, я частенько мучаюсь от непонимания, какую именно информацию вам сообщать. Когда вы задаете конкретный вопрос, тогда другое дело. Относительно предложенной вами темы я буду говорить, пока вы слушаете. Если вы спросите, что я думаю по данному вопросу, я могу сказать, чем это, возможно, является, и даже предложить гипотезу, когда это соответствует моей программе. Госпожа Лаврова-Броудхед написала довольно сложную нормативную инструкцию для принятия такого типа решений. Но если упростить ее, она сводится к простенькому уравнению. Обозначим ценность гипотезы буквой «V», а вероятность ее справедливости — буквой «Р». Если я заключаю, что сумма V+Р равна по крайней мере единице, тогда я должен сообщить гипотезу и делаю это. Но вы не представляете, Робин, как трудно получить количественное выражение «V» и «Р»! В данном случае я вообще не имею возможности определить вероятность, то есть «Р». Хотя важность этой гипотезы необыкновенно велика. Во всех смыслах она может рассматриваться как бесконечно большая.
К этому времени я уже начал безбожно потеть. Насколько я знаю программу Альберта, чем дольше он готовится к сообщению, тем меньше оно мне нравится.
— Альберт, — сказал я, — к дьяволу отговорки! Говори.
— Конечно, Робин, — как всегда согласился он, кивая, но не желая, чтобы его торопили. — Но позвольте мне сказать, что это предположение не только удовлетворяет современным астрофизическим представлениям о законах вселенной, правда, на довольно сложном уровне, но и отвечает на ряд других вопросов. А именно, куда направлялось Небо хичи, когда вы повернули его, а также куда исчезли сами хичи. Прежде чем сообщить вам, что я по этому поводу думаю, должен напомнить следующие пункты. Во-первых, числа, которые Крошечный Джим называл чертовыми. Это количественные величины, в основном из так называемых безразмерных, потому что они одинаковы во всех измерительных системах. Соотношение массы протона и электрона. Дираково число, выражающее разницу между электромагнитными и гравитационными силами. Константа Эддингтона для тонкой структуры материи. И так далее. Мы определили эти величины с большой точностью. Но мы не знаем, почему они таковы. Почему константа тонкой структуры материи — сто тридцать семь, а не, скажем, сто пятьдесят? Если бы мы до конца понимали астрофизику, если бы у нас была завершенная теория, эти числа были бы следствием теории. У нас хорошая теория, но чертовы числа из нее не выводятся. Почему? Может ли быть, — серьезно спросил он, — что эти числа случайны?
Альберт помолчал, попыхивая трубкой, потом поднял два Пальца и продолжил:
— Во-вторых, принцип Маха. Здесь тоже заключена проблема, но, может быть, более легкая. Мой покойный предшественник, — проговорил Альберт и немного померцал, вероятно, чтобы заверить меня, что с ним справиться легче, — так вот, мой покойный предшественник подарил нам теорию относительности, которую обычно понимают довольно примитивно: все относительно, кроме скорости света. Когда вы дома, Робин, на Таппановом море, вы весите примерно восемьдесят пять килограммов. Можно сказать, что это мера того, как вы и планета Земля притягиваете друг друга. Другими словами, это ваш вес относительно Земли. Но у нас есть также понятие массы. Лучший способ измерить массу — с помощью силы, необходимой для придания ускорения объекту, например вам, из состояния покоя. Мы обычно считаем массу и вес одним и тем же, и на поверхности Земли так оно и есть. Но масса должна быть свойством, внутренне присущим материи, в то время как вес тела всегда измеряется исключительно относительно чего-то. Но, — он снова многозначительно померцал, — проведем мысленный эксперимент, Робин. Предположим, что вы — единственный объект во вселенной. Больше никакой материи нет. Сколько вы будете весить? Нисколько. А какой будет ваша масса? Ага, вот это вопрос. Допустим, у вас есть небольшой ракетный ранец и вы решаете придать собственному телу ускорение. Вы рассчитываете силу, необходимую вам, чтобы придать данное ускорение, и получаете массу, так? Нет, Робин, оказывается, не совсем так. Потому что не существует объекта, относительно которого можно было бы измерить движение! «Движение», как концепция, бессмысленно. Поэтому масса — в соответствии с принципом Маха — зависит от некоей внешней системы. Мах называл это «внешним фоном вселенной». И в соответствии с принципом Маха, расширенным моим предшественником и другими учеными, таковы же все «внутренние» характеристики материи, энергии и пространства... включая чертовы числа. Робин, я утомил вас?
— Клянусь твоей задницей, да, Альберт, — признался я, — но ты продолжай!
Он улыбнулся и поднял три пальца.
— В-третьих, то, что Генриетта назвала моментом «X». Как вы помните, Генриетта не сумела получить докторский диплом, но я внимательно изучил ее диссертацию и могу рассказать, что она в ней утверждала. В первые три секунды после Большого Взрыва, который послужил началом возникновения вселенной, какой мы ее теперь знаем, вся вселенная была относительно компактна, исключительно горяча и абсолютно симметрична. В диссертации Генриетты цитируется старый кембриджский математик по имени Тонг Б. Танг и другие ученые. Они доказывают, что после этого времени, после того, что Генриетта называла моментом «X», симметрия вселенной становится застывшей. Все константы, которые мы можем наблюдать в настоящее время, застыли в тот момент. Все чертовы числа. До момента «X» их просто не было. А с того времени существуют и остаются неизменными. Таким образом, через три секунды после Большого Взрыва, в момент «X», что-то произошло. Возможно, совершенно случайное событие — какое-нибудь завихрение во взорвавшемся облаке... или преднамеренное изменение.
Он остановился и, глядя на меня, некоторое время курил трубку. Когда я никак не отреагировал, он вздохнул и поднял четыре пальца.
— В-четвертых, Робин, и это последнее. Прошу прощения за длинную преамбулу. Последнее предположение Генриетты связано с так называемой недостающей массой. Во вселенной просто не хватает массы, чтобы удовлетворительно объяснить все теории Большого Взрыва. И тут Генриетта в своей докторской диссертации делает смелое предположение. Она предположила, что хичи научились создавать массу и уничтожать ее. В этом, как мы теперь знаем, она оказалась права, хотя с ее стороны это была только догадка, и ученый совет, перед которым она защищала свою гипотезу, ее не принял. Но Генриетта делает и следующий шаг. Она считает, что именно хичи заставили массу исчезать. Не массу какого-то отдельного корабля, хотя в этом она тоже совершенно права. А гораздо большую массу. В масштабах всей вселенной. Генриетта предполагает,.что они, как и мы, изучили чертовы числа и пришли к определенным заключениям, которые оказались справедливы. Тут, Робин, начинается самое трудное, поэтому будьте предельно внимательны. Мы почти закончили.
Видите ли, фундаментальные константы, типа чертовых чисел, определяют, может ли во вселенной существовать жизнь. Разумеется, наряду со многим другим. Если бы некоторые из них были чуть больше или чуть меньше, жизнь просто не появилась бы. Можете ли вы вывести логическое следствие из этого утверждения? Да, я думаю, сможете. Простой силлогизм. Вначале большая посылка: чертовы числа установлены не естественным путем, они были бы другими, если бы в «момент X» не произошло определенное событие. Малая посылка: если бы они отличались от настоящих, вселенная была бы непригодна для жизни. Заключение? А, вот в этом-то весь смысл. Заключение таково: если бы чертовы числа изменились в некоторых других отношениях, вселенная была бы более пригодна для жизни.
